Мартин отдал находку Баксу. Тот начал отнекиваться, подумаешь, прихрамываю маленько. Командир настоял, завтра будет трудный день, а рана есть рана, глотай антирад и заращивай.
— Шеф, пусть он сначала котелки помоет, — встрял в разговор Ангел. — Даром я, что ли, этого артиста на себе тащил?
— Ну ты и жлоб! — возмутился Бакс. — Сам и половины за тот случай на Милитари не отработал. Или забыл?
И они начали выяснять, кто кому и сколько задолжал, призывая в свидетели Мартина, Капрала и Малого. Те от дискуссии уклонились, и так все всем понятно: Ангел попросту развел оппонента на треп о былых делах.
Под треп о минувших днях наемники разобрали автоматическое оружие из кофров и распределили ночные караулы.
Перед отбоем Капрал затащил в комнату озябшего Чингачгука и пригрозил:
— Тихо лежи, иначе обратно отправлю пуфиком для часового работать. — Тот лишь недобро зыркнул на благодетеля.
Ночь прошла без происшествий.
Ангел встал засветло. Он решил побаловать народ кашей. А то когда еще так фишка ляжет, что все под рукой будет. А главное — «шведка» со специальным отсеком. Конечно, в нормальной печи и у каши вкус закачаешься, но и духовочка подойдет, с вечера уже прогретая-просушенная. Ангел причмокнул. В Зоне, да правильная каша! Да ее сейчас вообще мало кто помнит, как готовить. Все на скорую руку. Плюх кастрюлю на плиту, как вода выпарилась, так, считай, и каша готова. Уже даже и запаривать перестали. Слово такое забыли. Ангел фыркнул. Эх, да разве это каша. Так, сплошное недоразумение!
По-настоящему сюда б чугунок. Вон у хозяина их целый выводок есть, на печи стоят. Да только кто ж этим выводком теперь в здравом уме пользоваться будет. Их же сперва мыть в семи водах да обеззараживать, а потом снова мыть. Ну да ладно, придется отступить от классической рецептуры. Здоровье дороже.
Ангел покопался в рюкзаке и выудил свои связки пакетиков. Вот они — с гречкой, самое то. Хорошая такая гречка. Не зря он парился и перебирал ее, зернышко к зернышку. Потом еще и прокаливал, чтоб получше, порассыпчатей была да путешествие лучше перенесла. Ей же потом язык и живот радовать. Считай, треть дела сделана. В каше ведь что главное? То-то. Главное — крупа правильная. Ну и умение ею распорядиться. Ангел высыпал щепоть крупинок на руку и слизнул их. Да, правильная крупа. Ядреная. Теперь главное — в пропорциях не ошибиться. А то чуток воды перельешь или недольешь, и пиши пропало. Серб сначала задумался, угощать ли проводника, потом рукой махнул: пайком обойдется, гнида. Рассыпал крупу по котелкам и аккуратно залил водой. По мере, как его еще дед учил. Очень важно не переборщить. Да и недолив тоже не приветствуется. А способ дедовский был прост и ясен. Крупу высыпал, на нее палец указательный опусти, не приминая. И льешь воду, пока одна фаланга ею не покроется. Вот твой палец и будет нужной меркой. Теперь котелки на плиту. Чтоб закипело и выпарилось. Гречка она чем хороша — тем, что ее мешать не надо. Хочешь рассыпчатую гречку — забудь про ложку, пока готовишь. Только навредишь. В котелке забулькало. Это хорошо. Теперь пусть вода выпарится, только не быстро, а постепенно. Ангел сдвинул немного котелки и проверил, чтоб каша не бурлила, а кипела медленно, долго и чинно. А на то место поставил крышки от котелков греться. Ох, хорош настоящий походный котелок. И тебе кастрюлька, и тарелка, и сковородка при необходимости.
Теперь очередь припека. Ну, тут без затей. Ангел взвесил в руке колбасу и бекон, раздумывая, чья пришла очередь. Подумал, представил себе тоненькие полосочки с прозрачной прослоечкой жира, как они хрустят. Проглотил слюну и убрал колбасу с глаз долой.
В жарке бекона что главное? Главное определиться, что тебе больше нравится. Тут уж дело вкуса. Кто любит, чтоб чипсами хрустел, а кому «тело» беконное подавай. Ангел свой выбор давно сделал. Теперь надо острым ножом очень тонко порезать это последствие периодического свиного обжорства. И поджарить его как следует, так чтоб от сала осталось только прозрачное напоминание.
Вот и вода выпарилась. Теперь мы котелки с кашей прикроем и поставим доходить в духовочку, там и настоится, и не остынет. А как мужики готовы будут, можно и кашу раскладывать.
Жир-то со сковороды торопиться сливать не будем. На нем аккурат лучок мелко порезанный обжарим до золотистого цвета. Вот. А теперь и лучок, и бекон прямиком в котелок отправляем вместе со всем тем, что на сковороде от жира осталось. Можно и за стол садиться. А можно и не торопиться особо — каша только лучше будет.
Утром, после завтрака, Мартин пошел в сарай к излому.
— Давно сидишь? — спросил он, изучая с безопасного расстояния расположение мусора у ног мутанта.
Пленник промолчал и насторожился. Дряблая кожа на его изъязвленном морщинистом лице собралась в крупные складки. Судя по вчерашнему осмысленному выступлению, интеллект позволял мутанту ответить на вопрос, но сначала он хотел понять, с чем пришел этот человек и куда подевался сталкер.
Мартин почувствовал неприятное давление в голове, словно бы его мозг осторожно ощупывали. Значит, правду говорят, что изломы обладают телепатическими способностями. Это хорошо.
Так. Вон той щепки вчера точно не было. И эта тряпочка валялась дальше. И вот тот гвоздь. Граница аномалии за ночь заметно расширилась, притягивая все новые и новые предметы. Сама, значит, не исчезнет. Не повезло дедушке.
Наемник достал сигарету, неторопливо прикурил, выпустил дым и сказал:
— Забудь о сталкере. Поговорим о штуке у тебя под ногами. Догадываешься, что произойдет, если ты в ней останешься?
Мутант обреченно вздохнул.
— Когда? — спросил наемник.
— Через два, может быть, три дня, — хрипло ответил он.
Не соврал. Мартин и сам оценил время перерождения «жадинки» в полноценный убойный гравиконцентрат примерно так же. Что ж, годится.
— Я знаю, как тебя освободить, — протянул он, словно бы раздумывая. — А стоит ли?
— Меня можно продать ученым, — осторожно подсказал смертник.
Дельно мыслит — перво-наперво вырваться из аномалии, а там уж кто кого продаст и купит, бабушка надвое сказала.
— Деньги мне не нужны. Предпочитаю брать плату услугами, — сообщил Мартин и предложил: — Есть для тебя работенка непыльная. Сделаешь, и свободен.
— Нашел работничка, да? — угрюмо буркнул пленник. — А потом я всю работу справлю в лучшем виде, а ты меня обманешь. И буду я не три дня смерти дожидаться в этом месте поганом, а до конца веку маяться, терпеть муку смертную. Нетуть, нет у меня к людям доверия.
— Чья бы корова мычала, — усмехнулся наемник и напомнил: — В твоем положении не торгуются, дружок.
