− Флакки… отвали…, − засыпает Чили и пусть что будет.
Человек пахнет кислым и яблоком. Он не может быть Флакки.
Вселенная падает в пустоту, в груди замирает. Чили не видит и не чувствует, человек склоняется над ней, смотрит в лицо, сует руку под резинку стрингов к лобку.
− Пустышка? — неприятно удивляется пахнущий яблоком и кислым.
Влад пережидает порыв рвоты и плетется к дверям. Вслед за Чили. Мысли его ясны. В другой раз он бы убоялся их, нашел бы грязными и низкими, но не сейчас. Она там и он идет к ней! Идет! Налетает на дверь. Та не подается. Он смотрит в мутное стекло. Пробует еще раз. Результат тот же. Отсутствие результата.
− Этого не может быть, − недоумевает Влад.
Минуту назад она свободно открывалась!
С той стороны стекла, на рифленый узор ложиться ладонь. Черная, в серых складках, с острыми когтями. Та же самая? Или ему видится? Влад энергично делает несколько вдохов-выдохов, дергает себя за уши, приводя себя в порядок. Видение пропало, а с ним желание идти. Он пьян как свинья. Куда он пойдет? Мысль заслонила мысль и он уже не помнил, что там… где-то там Чили. Его безответная любовь.
Джок полулежит на боку, подпирая щеку.
− Ну, − поторапливает он.
Зои сдерживает набегающие на глаза слезы.
− Люк…, − голос её умоляет.
− Ты же хочешь узнать, чего хотят не в меру выпившие мужчины? — Джок водит пальцем по животу Зои.
Девушка смаргивает слезу. Он не должен так поступать! Не должен! Люк умница, Люк хороший. Так говорят о нем все-все-все!
Ей стыдно за него, стыдно за его прихоть. Стыдно за то, что собирается сделать… Ей стыдно…
Зои расстегивает пуговицы на кофточке. Одну за одной…. По счету пульса. Ждет отказа от глупой-глупой-глупой шутки. Джок не останавливает. Ему интересно. Зои хочет отвернуться. Он хватает её за лицо и грубо, преодолев сопротивление, не позволяет, поворачивает к себе. Девушка прячет боль глубоко-глубоко. Не чувствовать. Совсем.
Последние усилие на собой, и Зои открывает грудь.
«Молочные железы,» − читает она в самодовольной ухмылке Джока.
− Не в меру выпивший мужчина хочет, прежде всего, спать, − цедит Лоб, закрывает глаза и роняет голову.
Он не презирает Зои. Он её дрессирует.
Джилли подсаживается к Клэр. У них нет пары. И что теперь? Плесневеть?
Клэр ногой катает по полу кусок трубы. Звук противный и громкий. Пусто. Внутри пусто. Там за ребрами, где стучит сердце, словно, и нет ничего. И не заполнить пустоту ни хмельным весельем, ни словом утешения, ни светлой тоской, ни грустной надеждой. Что поделать, ждать своего часа трудно и порой не терпится его поторопить. Очень…
Труба под ногой Клэр скоргочет по бетону…
− Так и будем сидеть как две дуры? — спрашивает Джилли. Она лижет плечо девушки. Шарики пирсинга приятно карябает кожу. − Говорят не плохо…
Слишком много всего. Слишком. И ожидания, и выпитого, и обид.
− Отвали, тупая пи…да! — взрывается Клэр и подхватывает трубу. Джилли успевает пригнуться. Железо рассекает воздух, пролетая над её головой.
Влад подхватывается разнимать. Труба делает круг. Джилли опять уклоняется и прилетает Владу. Удар такой, что Влад падает.
Сцепившись, Джилли и Клэр орут и сыплют ругательствами. Влад, по лошадиному мотая головой, поднимается с пола. Что ему за дело со сбрендивших сук? Но он капитан.
Влад вклинивается между дерущимися и ему достается с двух сторон. Его молотят, его царапают, его кусают. Он крутится, отпихивая, то одну, то другую, потом обхватывает Джилли и, толкая собой, загоняет в угол. Роняет и придавливает к кушетке. Клэр потеряв соперницу, сразу стихает и лишь ругается в след.
− А что такого? Я ей только потрахаться предложила, − вертится Джилли, стараясь высвободиться из-под Влада. − Всем можно…
Тот кивает. Он глушит внезапные эмоции, и словно в клетке запирает их внутри себя. Он прижимает девушку. И чувствует себя паршиво.
− Ты хорошая, − врет Влад. — Ты замечательная… Ты очень красивая… − он совсем так не считает, но он ведь врет, а врать можно про все на свете и сколько угодно. Он никогда столько не врал. Не так близко. Лицо в лицо. Для убедительности он лижет анархистке щеку, тискает там, где должна быть грудь. Во рту соленость её пота. Под рукой почти ничего нет. Все обман. Он врет ей, она ему.
− Пошел ты. Нужны мне твои утешения, − ворчит раздраженная Джилли. − Может мне твой х…й нужен. — Она сунула руку ему в пах. — А у тебя даже не стоит!
У нее плохо пахнет изо рта, но он тянется её поцеловать. Он не умеет этого делать, он никогда этого не делал, но он пробует. Как показывают в кино.
Джилли не дается.
− Если бы ты не был таким уродом…
Влад скатывается с Джилли. Он боится. Она скажет о нем что-нибудь необыкновенно мерзкое и угадает.
Шипит не выключенное радио. Брякает жиденькая струйка воды. Взвинченные и радостные, возятся Харли и Анни. Темнота прячет звуки…
В мире главенствует две вещи. Ты подыхаешь и ты хочешь пить. Порядок может быть иным, но ничего кроме этого нет.
Чили разлепила глаза. Затекла шея, занемела рука. Угол коробки больно впился в бок. Как можно спать вниз головой? Оказывается можно. Свет аварийки кажется беспощадно ярким. Чили лежит минуту сорок, а может с час или больше, прежде, чем первая мысль о питье и смерти пробивается к сознанию. Не слишком оптимистично, но торопит подниматься. Подохнуть всегда успеешь, а вот пить…
Начинает колотить озноб. Не с первого раза и не со второго, девушка оценивает, где лежит. В груде разваленных коробок. В трофейной куртке, в сбившемся кверху топе, в стрингах и одном кеде. Сквозь дырку в носке проглядывает накрашенный ноготь. Что произошло? Вход в прошлое закрыт. Ощущения тела обманчивы. Чили поправляет перекрутившееся белье. Ничего себе распродажа ценностей! Ругает себя, кряхтит и садиться. В голове набат. Прислоняется к стенке. Тянет полежать. Тихо-тихо, спокойно-спокойно, долго-долго. Что мышь в норе. Но как быть с жаждой? А никак! Она доконает вот и все! Опираясь о стену, Чили поднимается. Соприкосновение босой ноги с полом малость приводит в чувства. Помогает справиться с накатывающей дурнотой. Девушка глотает сухим ртом, дышит носом. Вывернет? Чем интересно?
Чили пробирается в коридор. Бросок от стены к стене сродни марафону. Жаль медаль не дадут. Как на Олимпиаде. За волю к победе.
− Просто отлично! Раздавили идиоты, аккумулятор. Теперь на один фонарь меньше, − слышит она вялую ругачку Джока.
Девушка входит в перевязочную и натыкается на Феликса. Тот спит, зажав в руке её шорты.
− Доброе утро, Чи! — ржет Харли над её видухой. Бледна что смерть, а причесон «засохшая малярная кисть».
