которого явно не так часто баловали своими визитами даже простые служаки вроде Агера, с живейшим интересом выслушал меня.
— Так, а почему ты тогда бежать вздумал? — спросил Джул, — тебе же никто не угрожал, не оскорблял. Ну, может, на тот момент ты ещё и не верил никому, но из города ты бы куда дальше побежал?
Я смутился. Чем больше я сейчас об этом думал, тем сильнее понимал, как глупо выглядел. Но всё же мне показалось важным подумать об этом ещё раз.
— Знаете, — сказал я, — я тогда испугался. Очень сильно испугался. Не знаю даже, почему или чего. Но ощущение было такое… знаете, вот как будто кошмар тебе снится, и ты просыпаешься в холодном поту. И сердце колотится как бешеное. Не знаю… мне в жизни не было так страшно, как в тот момент.
Я ожидал, что Джул посмеётся над моей пугливостью или вовсе махнёт рукой, но тот на удивление внимательно выслушал мои слова. И целых три минуты после этого молчал, явно о чём-то размышляя.
— Простите, я что-то не то сказал? — поинтересовался я.
— Да нет, Дэмиен, ты молодец, что рассказал об этом, — задумчивл пробормотал Джул, — сдаётся мне, что виноват в этой вспышке страха вовсе не ты… но это ещё предстоит проверить.
— Джул, а расскажите мне о вашем мире, — попросил я, — я же тоже о вас почти ничего не знаю. Мне было бы тоже здесь проще ориентироваться.
Джул охотно принялся рассказывать. Оказывается, время здесь измерялось не в часах, а в периодах. На удивление секунда и минута здесь занимали такое же значение, разве что назывались они перк и стак. В стак входило шестьдесят перков. А вот период состоял из восьмидесяти стаков. Полный день включал в себя двадцать периодов вместо привычных мне двадцати четырёх. Прикивнув в голове разницу, я посчитал, что сутки здесь в среднем длятся двадцать шесть с половиной обычных часов.
Полный день отсчитывался с того момента, когда солнца касались горизонтов. То есть когда солнце проходило путь от горизонта к горизонту, это было полдня, а когда возвращалось обратно — полный день. Так же солнца имели свои имена. Первое солнце означало Шиндора, второе — Шинморан, что означало огненная голова и огненный хвост соответственно. Так же, по словам Джула, светила практически никогда не скрывались под горизонтом. Была в году, который здесь назывался аквотой, неделя, то бишь седмица, когда шесть суток на горизонте оставался лишь краешек светил, и всего один день, когда солнца скрывались за горизонтом полностью на несколько часов. И для расы рано, которая почти всегда жила при свете дня, это был самый страшный день в году, то есть в аквоте. Почти такой же, как для нас Хэллоуин. Хотя, по так логике, Хэллоуином для нас тогда должен быть день зимнего солнцестояния.
— А как же вы тогда выращиваете фрукты и овощи? — спросил я.
— В каком смысле? — не понял Джул.
— Ну, растения же имеют световую и темновую фазу фотосинтеза. Если в вашем мире почти всегда есть свет — как же растения проходят темновую фазу?
— Это откуда же ты такое знаешь? — с явным уважением спросил Джул.
— Нас учили этому в школе, — пожал я плечами.
— Изумительно! — искренне восхитился Джул, — в ваших школах учат таким умным вещам! В твоём мире, наверное, все очень образованные?
До меня только теперь дошло, что сейчас я имел в виду школы с Земли. Вряд ли в Авиале такое преподавали. Да и вообще вряд ли нуждались в подобных знаниях: маг земли щёлкнул пальцами, и растение выросло туда и так, как это магу земли надо, и плевать он хотел на световые и темновые фазы фотонсинтеза.
— Ну… да, — я благоразумно опустил, с каким презрением относится к этим знаниям подавляющее большинство школьников, которых в этом возрасте интересует только анатомия. И то — очень специфическая её часть в области пояса.
— А, скажите, Джул, вы можете научить меня читать? — внезапно спросил я.
— Читать? — Джул сначала растерялся, — а ты разве не умеешь… хотя да, конечно, речь-то ты позаимствовал у нашего друга, — он кивнул в сторону лавки, где без сознания лежал Борхе, — а вот читать и писать он не умеет, хотя в это, наверное, и трудно поверить. Знаешь, Дэмиен… я даже и не знаю, что тебе сказать. Дело в том, что читать и писать в этом городе умею очень немногие. Жезл Тахемы — тот, который для этой цели используется, — хранится у Аламейко, советника Йегероса. Да и две порции белых звёзд — того порошка, который смягчает последствия этого дела — стоят очень недёшево. Для того, чтобы ты понимал нашу речь, Йегерос согласился использовать жезл Тахемы и одну порцию белых звёзд. И то, этим действием он одновременно убивал двух зайцев: позволил тебе выучить нашу речь, что очевидно было необходимо, и наказал своего подчинённого за жадность. Согласится ли он тратить заряд жезла и две порции белых звёзд на твои развлечения… смотри сам.
Помолчав, Джул добавил:
— Даже если сумеешь убедить, его, имей в виду: надо ещё найти того, кто подходит под требования, то есть умеет читать и писать. Ни я, ни Аламейко, ни сам Йегерос, как ты понимаешь, не можем себе позволить потерять сознание на три дня.
— Здесь есть школы, — напомнил я, — значит, есть и учителя, которые уж читать и писать точно умеют.
— Ну, допустим, — нехотя признал Джул, — но как ты будешь их уговаривать?
— Мне не составит труда прийти к нему домой и наполнить водой сосуд. Думается, что один раз в обмен на такую услугу сделать это будет вполне честно и не сильно ударит по экономике раздачи воды в целом.
Джул ещё более недовольно на меня посмотрел. Мне упорно начинало казаться, что минотавр расписывает кучу причин, почему этого не стоит делать не столько потому, что это настолько сложно. В конце концов, с учётом моего статуса, пойти на такую небольшую уступку было бы вполне разумно: для них же будет лучше, если вместо попыток побега я буду занят
