Идти, постоянно ожидая неизвестно чего, да еще не имея возможности защититься, – невольно и я немного занервничал.
Запястья стянули не слишком туго, но все равно довольно скоро заведенные за спину руки заныли, начали болеть, потом затекли и онемели. Я постоянно шевелил пальцами, крутил кистями, насколько позволяла веревка, однако это не помогало.
Дядя вполголоса переговаривался с главарем.
– Аномалий совсем нет, – тихо сообщил Ва-лерьян.
– Энергию копит, – отозвался Дядя. Он задрал голову, изучая небо. Я тоже бросил взгляд наверх. Кто копит энергию, для чего?
До переправы оставалось всего ничего, когда вдруг поднялся ветер. Он свежел, становился влажным. Небо резко затянуло тучами – откуда и взялись? На реке поднялись волны.
А ветер крепчал с каждой секундой, он бил в лицо, гудел в ушах.
– Бегом! – крикнул Валерьян. Дядя, подняв воротник, перешел на мелкую старческую рысь. Мы все побежали. Если нас накроет… в общем, лучше не надо. Буря в этих местах – опасное дело. Подгнивший лес, широкая река со склонностью к разливу, глинистые берега…
– На том берегу лодочная станция! – крикнул я, стараясь перекричать завывающий ветер. – Надо успеть переправиться!
Потемнело, начался дождь, усиливаясь с каждым мгновением. Ветер швырял в лицо горсти холодной воды, заливал за шиворот. Река вспучилась, волны захлестывали берег, вода поднималась с каждой минутой.
Через две минуты, промокшие насквозь, мы стояли у переправы.
У бывшей переправы.
Вздувшаяся река разметала мостки по бревнышку. Над волнами едва-едва виднелись верхушки опор, которые раньше поддерживали настил, вода бурлила вокруг них, завивалась в водовороты. Выше на берегу, привязанные за колышки, лежали перевернутые вверх днищем лодки.
– Переправимся! – сложив ладони рупором, прокричал Дядя.
– Самоубийство! – заорал в ответ Валерьян.
Он был прав. Ветер достиг почти ураганной силы, гнул деревья. Вода в реке все прибывала, уж не знаю, откуда она бралась. Черная, холодная, еще минуту назад она была метром ниже, а теперь лизала нам ноги. Было темно, как ночью, волны ходили по реке, вода закручивалась водоворотами, ревя и пенясь.
Мы поспешили подняться выше по берегу, ближе к лесу. Трава была мокрой и скользкой. Я запнулся обо что-то, не удержался, повалился лицом. В последний момент ухитрился упасть на плечо. Сильная рука схватила за куртку, Шнобель рывком поставил меня на ноги. Я облился холодным потом, представив, что было бы, если бы я упал в реку, со связанными-то руками.
Оскальзываясь и спотыкаясь, мы бежали вверх по берегу, а река наступала нам на пятки. Лес качался и скрипел. В какой-то момент Дядя остановился и потряс кулаком, грозя небу:
– Ты меня не остановишь! Я пробьюсь!
– Берегись! – страшным голосом закричал Пригоршня.
Неслышно за раскатами грома и общим скрипом, одно дерево качнулось, завалилось вперед и стало падать. Грохот, треск – ствол обрушился на берег, ломая ветки. И тут же крону захлестнула вода.
Мы метались по берегу, увязая в песке, скользя по островкам травы. Буря достигла невиданных размеров, природа рвала и метала, падали деревья, вода прибывала, сметая все на своем пути, дождь заливал глаза, гром оглушал, молния ослепляла.
– Лодки!!! – надрывался Дядя.
До меня дошло. Я толкнул плечом Шнобеля, который все еще держал меня за куртку.
– Спрячемся под лодку! – крикнул я ему. – Под лодку!
Очередной зигзаг молнии порвал небо, в синем свете разряда я разглядел непонимание в глазах наемника. А потом он кивнул и, пригибаясь, с трудом удерживаясь на ногах, бросился к лодкам, которые, привязанные к вбитым в землю кольям, не могли уплыть и качались, перевернутые, на волнах, бились друг о друга.
Меня несколько раз сбивало с ног порывами ветра. Дождь хлестал по лицу, слепил, я захлебывался в потоках льющейся с неба воды. Шнобель с Крысой поймали одну лодку и, по колено в воде, пытались вытащить ее на берег, перерезав веревку. Меня в очередной раз кинуло на берег, песок забился в рот. Уже не пытаясь встать, я кое-как поднялся на колени и закричал:
– Развяжите мне руки!
Вода подобралась ко мне, заливала колени. Сквозь штаны я чувствовал ее леденящий холод.
Вытолкнув лодку на берег, Шнобель подбежал ко мне, несколькими движениями перепилил веревку на запястьях, помог подняться. Втроем мы потащили лодку вверх и влево, на открытый участок, подальше от леса. Руки пронизывала боль, но я упорно тянул и толкал. Ничего не было видно, только в разрывах молний можно было кое-что разглядеть вокруг, и то недалеко. Все смешалось: воздух, вода, река, небо, лес, берег… Мы уже не видели других и только старались спастись сами.
Кое-как выбравшись подальше от воды, приподняли лодку и полезли туда. Когда я попытался нырнуть в укрытие, Крыса встретил меня ударом в лицо:
– Куда, сука! Без тебя места мало!
Ненависть сдавила горло. Сжав пальцы в «лапу ягуара», я врезал маленькому наемнику по глазам. Кажется, один глаз таки пробил. Крыса захрипел, выставив руки, попытался схватить меня. Тогда я вцепился ему в горло и начал душить. Он задергался, а я перевернулся через него и, оказавшись под лодкой, выпихнул наружу. До того я подпирал борт, теперь же лодка со стуком упала. Шум бури стал тише. Я повернулся. Рядом зажегся огонек – Шнобель щелкнул зажигалкой. Видел ли он, что случилось с Крысой?
По лодке снаружи застучали.
– Очень ты шетубной, – вдруг сказал Шнобель. Удара я не почувствовал – просто все потемнело перед глазами, и я провалился в беспамятство.
* * *
В себя приходил медленно и мучительно. Тело ломило, руки затекли, я их совершенно не чувствовал, начиная от плеч. Болела голова. Я не сразу понял, что лежу на земле, только когда ощутил, как холодит щеку мокрый песок. Приоткрыл глаза – но тут же пожалел об этом.
– Не слишком я тебя? – надо мной склонился озабоченный Шнобель.
– Какого хрена ты меня стукнул? – прохрипел я, пытаясь поднять голову.
– Да мало ли чего ты сделал бы с развязанными-то руками…
– Хорош валяться, подъем! – прозвучал рядом голос Валерьяна.
Меня подхватили под мышки и поставили на ноги. В этом положении я обнаружил, что голова еще и кружится, а во рту сухо, как в Сахаре.
Буря кончилась. Широкая полоса песка между лесом и все еще высокой рекой была занесена водорослями, мокрой травой, мусором, обломанными ветками. Поперек берега тут и там лежали упавшие деревья. Недалеко Боцман возился с костром, от котелка над огнем тянуло мясным запахом. Рот у меня наполнился слюной.
По ту сторону костра на земле сидел Пригоршня. Увидев, что я пришел в себя, он кивнул мне и пожаловался:
– Они меня чуть не утопили!
