Ну и вот, в момент раздражения и излишней усталости моя ревнивая, хотя, в общем-то, и здраво всегда рассуждающая супруга, проговорилась о том, что знает о моем неблаговидном прошлом. И хотя я за собой вины не чувствовал, ибо так сложились обстоятельства, но все равно подобные разговоры были неприятны и настораживали.
Моя любимая, после естественно разыгранного недоумения с моей стороны, только разозлилась:
– Почему бы тебе прямо сейчас мне во всем не сознаться?
– В чем именно?
– А что ты вытворял на острове Хаос?
– Вытворял? Хм! – Весь мой вид говорил о непонимании. – Да мало ли что в том ужасном плену было. Не буду же я тебе в подробностях пересказывать пережитые нами трудности, мерзости и неприятности.
– Да неужели? Прям одни мерзости там вас терзали со всех сторон? А твой дружок себе вон невесту среди тех «неприятностей» даже выбрал. И как же это ты себе нескольких девиц в подружки не завлек? Уж о свободе нравов на этом Хаосе весь мир наслышан.
Она вышла из душа, и я ловко завернул ее в огромное, как простыня, полотенце и понес в спальню, говоря на ходу:
– Дорогая, ты ведь прекрасно знаешь, что люблю я только тебя. И я, по-моему, не давал тебе повода усомниться в этом. А если у тебя плохое настроение, то это не значит, что и мне следует обязательно испортить настроение, затевая скандал на пустом месте. Ты ведь знаешь, что я тогда превращусь в зверя и буду терзать твою сладкую плоть до самого рассвета. И ты потом будешь весь день сонная и рассеянная… Зачем тебе это?
– Нет! – задергалась она, не в силах выпутаться из полотенца. – Ты мне признайся, с кем ты крутил шашни на Земле?
– Ах, вот ты какая? Тогда в угоду тебе признаюсь: со всеми подряд! И можешь не сомневаться, если для встречи с тобой мне придется прокладывать маршрут через постель какой-нибудь куртизанки или власть имущей особы, я закрою глаза и сделаю это!
– Ага! – тут же сообразила моя женушка. – Значит, и мне можно будет оправдывать свои измены тем, что я спешила к тебе?
– Дорогая, прошу не путать необходимость со спекуляцией, – постарался я стать максимально строгим. – И ты не равняй те обстоятельства, в которые меня засунула судьба, со своими. Если бы не друзья, я вообще бы умер как оголодавшая брошенная собака. Еще и ты меня на весь мир ославила, заявив, что разыскиваешь ради казни на треунторе.
Этим упоминанием неприятных моментов в наших отношениях мне удалось добиться желаемого. Патрисия и смутилась, и вину свою почувствовала:
– Да ладно тебе… Я просто хотела, чтобы тебя отыскали и доставили ко мне живым. А треунтор мне посоветовал упомянуть для этого дела маркиз Грок.
Дело шло о самом ужасном и мерзком виде казни, какой еще продолжал существовать официально в нашей империи. Меня тогда моусовцы крупно подставили, подстроив так, будто это я убил и отца Патрисии, и командира дворцовой стражи Серджио Капочи, и министра. А самого меня лишили сознания, выкрали для допроса и трехмесячных пыток. И умом я действия своей любимой понимаю и прощаю. А вот в сердце заноза сидит: вдруг как в отсутствие принцессы или взошедшего на престол Януша и в самом деле поймали бы меня да казнили? Кто этого престарелого маркиза Грока знает, что у него в голове творится?
А треунтор – это… Лучше и не вспоминать о его существовании!
Вот и моя супруга сразу стала чувствовать себя виноватой. И уже выглядела не такой неприступной, а готовой идти на уступки. Но все-таки попыталась вернуться к теме моего пребывания на Хаосе:
– Но я так и не дождалась от тебя правдивого ответа…
– Не занимайся глупостями, моя прелесть! – оборвал я ее. – Ведь нам давно пора переходить к процедурам, весьма способствующим появлению наследников престола!
– Но я устала…
– Вот поэтому и не стоит затягивать беспредметные разговоры до утра! – Я наконец освободил желанное тело от полотенца и приступил к его ублажению. Разве что напоследок сказал: – И завтра же я своей властью распоряжусь об отмене всех мероприятий в день свадьбы нашего друга еще со школьных лет. А когда будем гулять и веселиться, я буду неотлучно только при тебе и упреждать каждое твое желание… Так что ты точно отдохнешь хоть немного от государственных дел…
Как заставить свою принцессу расслабиться в блаженстве и перекрыть желание разговаривать, я знал прекрасно, так что времени нам хватило на все. Даже выспаться получилось.
Императрица с утра выглядела свеженькой и бодрой. И мне спать лишней минуты не дала:
– Вставай, лентяй и хвастунишка! Если ты желаешь меня веселить и опекать на свадьбе неотлучно, то я посмотрю, как ты уже сегодня разрешишь завтрашние вопросы.
И мне пришлось вскакивать на ноги, уже с первого шага морща лоб в мысленных потугах и интенсивно, для лучшего кровообращения в голове, потирать то виски, то макушку. События предстоящего дня завертелись перед моими глазами, словно картинки вращающегося калейдоскопа.
И что больше всего обидно, что и вопросы-то были какие-то все больше ненастоящие, мишурные, картонно-шаблонные. И хорошо, что для их решения я обладал достаточной властью, настойчивостью и независимым суждением. В последние месяцы церемониймейстеры и так выли и рвали на себе волосы от того сонма поправок и новшеств, что я ввел не только в императорском дворце, но и в протоколах и распорядке дня самой императрицы. Но еще больше недовольных оказалось среди дворянства империи.
Дело в том, что раньше время до и в течение завтрака и час, а то и два после него восседающий на троне правитель империи практически убивал. Точно так же использовалось два часа после обеда и три часа перед сном. Хотя последние уходили чаще всего на бал, торжественный ужин или пышный дипломатический прием. Но все равно, вдуматься только в эту цифру! Восемь, а то и девять часов бессмысленных расшаркиваний, сплетен и льстивых взглядов! Это время уходило в никуда, потому что отводилось для утренних церемоний и встреч с особо приближенными придворными. Естественно, что за века космических экспансий и преобразований традиции медленно видоизменялись, и уже отец Патрисии во время этих утренних и прочих пустопорожних разговоров умудрялся решать массы воистину важных для империи дел.
В военное время Патрисия тоже сама сильно урезала возможности придворных общаться со своим идолом. Ну а я прикрыл эту шарашкину контору окончательно. А когда все недовольные взвыли и поползли ко мне с гневными петициями, я их встречал одним только вопросом:
– А что вам, собственно, от ее императорского величества надо?
– Мы имеем право ее видеть! – отвечали властолюбцы.
– Раз, а то и два раза в неделю даются балы, – говорил я им с каменным лицом. – И там вы можете лицезреть владычицу империи сколько душа пожелает.
