– Товарищ капитан, – сказал Романов. – Я не знаю, кто вы, прошу простить. Вот вы разговаривали десять минут назад насчет автоматов для самообороны… – Немного смешно было видеть, как капитан закрутил головой, потом ткнул себя в грудь. – Да-да, вы. Я очень прошу вас зайти сейчас в кабинет мэра, я вас буду ждать. Пока все. Надеюсь на понимание.
Он выключил микрофон и вернулся в кабинет. Сел на диванчик у стены и кивнул секретарше:
– Оля, откройте дверь… – В коридоре оказалось пусто, как он и ожидал. – И еще вот что. Я сейчас будут передавать световое сообщение. А вы тем временем соберите на совещание через пятнадцать минут всех начальников отделов. Ну или как они там у вас называются. Всех. Сможете?
– Конечно. – Девушка несмело улыбнулась: – Я… можно спрошу у вас? – Романов кивнул, вставая. – Я останусь на этом месте?
– Нет, едва ли, – покачал головой старший лейтенант. – Но я могу гарантировать, что ни тебе, ни твоему брату не придется уходить отсюда. Не смотри с таким испугом, пожалуйста. Просто жизнь поменяется. Просто поменяется жизнь.
И о медалях-орденах ты помышлять не моги.
Всего награды – только знать наперед,
Что по весне споткнется кто-то о твои сапоги –
И… идиотский твой штандарт подберет.
О. Медведев. Идиотский марш
Вадим Олегович появился в мэрии, уже когда стемнело совсем и Романов заперся в кабинете, чтобы отдохнуть хотя бы часа три-четыре. Снаружи метались снова и снова огни фар, слышался шум машин и перебивавшие друг друга человеческие голоса. Сквозь них пробивалась густая упорная стрельба – на юго-западе ударная группа вела бой с крупной бандой, окопавшейся, как оказалось, в тех местах и чего-то выжидавшей. Чего они там выжидали – никто выяснять уже не стал… В здании тоже было шумно, но приемная все-таки отсекала звуки, и Романов, наскоро поев холодных консервов, показавшихся ему необычайно вкусными, уже сидел на внесенном сюда по его распоряжению днем диване и совсем собрался лечь (больше всего он боялся, что не уснет), когда дверь открылась после короткого стука и внутрь вошел человек.
– Кто? – быстро спросил Романов, от бедра наводя пистолет на движущуюся тень. Но тут же узнал человека: – Вадим… Олегович?
– Я понимаю, почему вы не выполнили своего обещания. – Лютовой, не здороваясь и не объясняя причин появления, прошел к столу, сел. В свете из окна его волосы засеребрились, но лицо оставалось в тени. – Но поговорить все-таки нужно. Извините.
– Как Женька? – спросил неожиданно Романов.
– Мальчик? Если вы о его немоте… это шок. Я не специалист и не могу сказать, когда он пройдет. И пройдет ли вообще. А так… что ж, это обычный человеческий детеныш обычных родителей нашего времени. – Профессор положил на стол руки, сплел пальцы в замок. – Хорошие задатки, развитые не больше, чем у любого его среднего ровесника. Умный, необразованный, напуганный, боготворящий вас.
– М-м? – Романов не нашел, что сказать, а Лютовой, кажется, не собирался больше говорить о Женьке.
Он хрустнул пальцами и размеренно уронил первые фразы:
– Николай Федорович, вы военный до мозга костей. И сейчас опираетесь на военных. Это понятно. Но в дальнейшем это должно измениться. Профессиональный военный связан мышлением, которое прививается ему с военного училища. Или даже с Суворовского училища. И это мышление совершенно не годится для того, что вы затеяли. С военными вы уничтожите банды, наведете полный жесткий порядок и… благополучно скатитесь в новое Средневековье уже через поколение. И снова – мучительное карабканье вверх, и снова – через пять веков, через тысячелетие – неизбежное падение… но право, стоит ли такое будущее усилий? А может быть и еще хуже – начнете потихоньку передавать власть «профессиональным управленцам», которые тут же почуют вашу управленческую беспомощность и тут же полезут, как мухи на мед. Как арендаторы в панские имения в старой Польше. А вы даже не сможете понять, как и когда из ваших рук уплыла реальная власть. Тогда все просто вернется на круги своя. Посему вам надо будет принять иные критерии для отбора тех, кто станет строить и править. Я не исключаю, впрочем, что из среды военных выделятся тоже вполне подходящие люди. Но я также уверен, что их будет как минимум не меньше среди гражданских. Условно гражданских, впрочем…
– Вы о своем протеже? – неприязненно перебил Романов. Тон старика ему не понравился. Лютовой, казалось, удивился:
– Протеже? А, вы о Вячеславе? Нет, он не мой протеже. Впрочем, вы поняли правильно. Я именно о таких – и похожих – людях. Понимаете… я очень боюсь, что все наши нынешние неприятности – просто-напросто мелочи.
– Это шутка? – Романов напрягся, словно прозвенел тревожный звонок. И он спросил всерьез, надеясь, что старик и в самом деле пошутил, потому что…
– К сожалению, я серьезен, как никогда… – Лютовой встал, бесшумно прошелся вокруг стола. – Мы сейчас имеем дело всего лишь с распадом привычной инфраструктуры и системы управления, вызванным ядерной войной. Хуже будет, когда начнется неизбежное при том количестве взорванных зарядов, которое было, заражение местности. Надеюсь, в наших местах – полосами, рельеф местности его ослабит, а то и сведет на нет для многих районов… Еще хуже – когда, боюсь, пойдет цепная реакция природных катаклизмов… Их масштаб я оценивать просто не в силах и все-таки надеюсь, что этого удастся избежать. И совсем скверно станет, когда все это неизбежно вызовет к жизни распад и привычной системы морали. Это будет хуже любого катаклизма.
– Это уже есть, – пробормотал Романов больше себе, но профессор услышал:
– Это пока мелочи. Всего лишь убийства из-за еды или сведение старых счетов, наложенные на общий крах привычной жилищно-коммунальной системы.
– Всего лишь? – уточнил Романов не без сарказма.
– Да, вы не ослышались, – Лютовой словно бы не заметил его тона. – Нас пока что не припекло по-настоящему. А когда припечет – на свет божий полезут такие ужасы, что я бы заранее предложил к ним приготовиться.
– О чем вы? – требовательно спросил Романов. В нем росла агрессия к этому старику. Агрессия, замешанная на неприятии менторски-пророческого тона и… и понимания, что старик говорит правду. Только правду. И, видимо, ничего, кроме правды.
– Как вы думаете… учитывая, что нигде в мире… кроме, может быть, Швейцарии… власти не позаботились о сколь-либо длительном прокорме сколь-либо значимого количества людей… а главное, самое главное, – о распределении продуктов… Так вот, учитывая это и накладывая на культивировавшийся последние десятилетия агрессивный аморализм значительной части населения, как думаете, сколько понадобится времени, чтобы огромные, никем не контролируемые массы скатились к людоедству?
