— Пошутили, значит?! — Гастон широко улыбнулся и снова посмотрел на своих безмолвных помощников. — В этом все дело?
— Да, сэр.
— Ну а резать-то людей за что начали? — Застывшая улыбка на лице майора преобразилась в угрожающую гримасу. — Я не вижу возможности помочь вам, если вы не хотите со мной сотрудничать.
— Мы готовы сотрудничать, сэр, — заявил Джек. — Спрашивайте.
— Ни на какие спецслужбы не работаете?
— Не работаем.
— Может быть, на частные службы охраны?
— Тоже нет.
— Служите в армии?
— Нет.
— Никогда не служили?
— Нет, — ответил Джек.
— А вы? — обратился Гастон к Барнаби. — В армии служили?
— Не служил, — ответил тот, и сейчас же над его головой коротко рявкнула сирена.
— Это детектор лжи, — улыбнулся Гастон. — С ним шутки плохи.
Джек поднял голову и увидел над собой мигающий разноцветными лампочками блок. Он и не подозревал, что все это время находился под контролем. Оставалось удивляться, как эта машина пропустила ложь, которую сказал он.
— Мистер Шкловский, вы работаете на разведку Бернардийского Союза?
— Нет, никогда не работал.
— А вы, мистер Зейман, являетесь агентом бернардийской разведки?
— Не являюсь.
— Охотно верю, раз детектор лжи не имеет ничего против. К его мнению я обычно прислушиваюсь. Вы представить себе не можете, скольких злоумышленников он уже довел до смертного приговора.
— Но у нас же казни запрещены… — осторожно напомнил Джек.
— У «вас», может, и запрещены, а у «нас» — нет. Итак, зачем вы уничтожили четырех пассажиров лайнера компании «Дюршлаусс»?
— Мы никого не уничтожали, сэр. Это дело рук Сутулого и его людей.
— Кто такой этот Сутулый?
— Это мы его так назвали, потому что он сутулился. С ним было трое его дружков. А еще был Жофре — с ним было двое дружков, и эти две компании мечтали подраться.
— Откуда вам это известно?
— Да они в ресторане так смотрели друг на друга, что казалось, вот-вот в глотки вцепятся.
— И они вцепились, но почему-то в вашей каюте и в момент, когда вас там не было. Куда же вы держали путь на самом деле?
— На Цитрагон, — признался Джек. Он понимал разницу между полицией и контрразведкой, поэтому полагал, что Гастону нет дела до того, где и как они нарушали или собирались нарушить закон. — Нам удалось раздобыть две платежные карты, которые открывались только в тамошней платежной системе…
— Ну ладно, на этом пока остановимся. Будем считать, что вы кристально честны.
В дверь кабинета полковника Холандера постучали. Он закрыл папку с документами, убрал ее в ящик стола и только после этого сказал:
— Войдите.
Дверь распахнулась, на пороге стоял майор Гастон.
— А, Фил! Проходи. С самого утра ты где-то скрываешься, я искал тебя, но референты сказали, что ты на выезде. При этом делали такие таинственные рожи… Я, между прочим, просматривал сейчас донесения по зимней операции «Коррида». Хотелось еще раз попытаться отследить логические ниточки — куда могла подеваться эта группа, которую бернардийцы вскормили из ложечки…
— Беспокоитесь о безопасности премьер-министра? — усмехнулся майор, опускаясь на стул.
— А как не беспокоиться? Если бернардийцы расшевелят своими директивами это змеиное гнездо, премьер окажется под ударом. В случае покушения, не к ночи будет сказано, следствие начнет откручиваться с самых старых «навозных куч». А там мы «плаваем», Фил, у нас была масса проколов.
— Вы будете смеяться, шеф, но я тоже решил кое-что предпринять в этом направлении, хотя безопасность премьера меня беспокоит меньше.
— Я не буду смеяться, особенно если ты скажешь что-то дельное.
Гастон поудобнее уселся на стуле, помолчал, собираясь с мыслями, и сказал:
— Они засветились в городе. Двоих опознал перебежчик.
— Значит, они все здесь, — убежденно произнес полковник.
— Я тоже так думаю. У них чешутся руки что-то сделать, но бернардийцы их приберегают для настоящего дела.
— Согласен.
— Я хочу выманить их, сэр.
— Чтобы поймать таких рыбок, Фил, на крючок нужно насадить очень заманчивую наживку. Очень.
— Например, подойдет Рамон Альварес.
— Рамон Альварес, — повторил полковник и усмехнулся. — Полагаю, не имеет смысла напоминать тебе, что Рамона Альвареса давно нет в живых?
— Я еще раз проверил все обстоятельства гибели Рамона. В тюрьме он находился под чужим именем, а нападение на него свихнувшегося заключенного было абсолютной случайностью. Попросись он к врачу на несколько минут раньше или позже, встреча с этим сумасшедшим не состоялась бы. Маньяк заколол бы гвоздем другого заключенного или охранника. Нам просто не повезло.
— Но кто-то же в тюрьме знал, что это Рамон?
— Да, знал один клерк. Вольнонаемный, работал в тюремной канцелярии. Однако с ним случилось несчастье, он разбился на своем автомобиле через неделю после гибели Рамона.
— Это отдел Тенякова постарался?
— Нет, отдел не успел подключиться — клерк сам разбился на скользкой дороге.
— То есть ты хочешь убедить меня, что информация о смерти Рамона никуда не просочилась?
— Никуда, сэр. Об этом говорит еще такой факт: на банковские счета — те, что Рамон сдал на допросе, — продолжают поступать средства. В малых количествах, но все же поступают. Если учесть, что коды к ним были известны только Рамону Альваресу, можно сделать вывод — в организации полагают, что он еще жив и когда-нибудь сможет снять со счетов эти деньги.
— Жив-здоров, и блокировка в его мозгу остается на своем месте…
— Блокировка? — переспросил майор Гастон. — Это не шутка? Блокировка действительно существует?
— В том-то и дело. Именно из-за невозможности взломать ее мы отправили Рамона в тюрьму — вылеживаться, так сказать. Намеревались поработать с этой проблемой, набрать каких-то специалистов, организовать при отделе исследовательскую группу…
— А как это выглядело? Я имею в виду действие блокировки.
— Как выглядело? — Полковник покрутил в руках карандаш и швырнул его на стол. — Паршиво выглядело. Вначале он, как будто под нажимом, сдал нам плохонькую агентурную сеть в Санта-Рилес и полдюжины счетов, в том числе и те, на которые, как ты говоришь, поступают средства. Мы намеренно не стали закрывать их… Когда поняли, что это все мелочь, решили надавить посильнее, и вот тут начал включаться механизм блокировки — Рамон закатывал глаза, бледнел, у него останавливалось сердце. Врачам приходилось начинать реанимацию. Несколько раз нам казалось, что все, он уже труп, но Рамон выкарабкивался, правда, с каждым разом становился все слабее. Вот тогда-то мы и решили дать передышку ему и себе.
