– Слушай. И что, радарная и служба оповещения даже ничего и не заметили? Не было никакого сигнала тревоги, предупреждения?
– Я сам оператор, господин офицер, но признаюсь вам, как на исповеди: экран был абсолютно чист! Клянусь Христом-Спасителем!
– Верю, солдат… Я сам с подобным столкнулся… Ты не поверишь, но… – И замер, проглотив окончание фразы. На месте жилого блока, где прежде размещалась ягд-команда, была огромная воронка с оплавленным гребнем.
Молодой человек опустился прямо на выжженную землю и долго сидел, глядя на братскую могилу. Рядовой что-то говорил, пытался даже его растормошить, но – бесполезно. Курт сидел неподвижно, словно окаменел. После у него в руках оказалась фляга с дешевым солдатским шнапсом, и он пил прямо из горлышка, сплевывая тягучую вязкую слюну и не закусывая. Как воду. Погибли все. И ветеран, командир спецгруппы Готфрид цу Лансдорф, так любивший хвастаться своим сыном, учащимся Академии, и весельчак и юморист Пауль Хаузер, по прозвищу Пуля. Полегли все, превратившись в один миг в горстку пепла, развеянного по ветру адской силой. Те, с кем Вальдхайм прослужил два года, с кем сроднился, кто сделал из неопытного юнца, на которого неизвестно почему пал выбор их генерал-фельдмаршала, матерого и страшного бойца…
Курт очнулся совсем в другом месте – возле импровизированного медпункта под открытым небом. Как он сюда попал или кто-то его привел, в памяти не отложилось. Только пустая фляга в руке да солдатское одеяло, наброшенное на плечи. Немного побаливала голова – наверное, с похмелья, поскольку из фляжки уже совсем слабо тянуло выветрившимся сивушным запахом.
Пошарил за погоном, вытащил форменную пятнистую «гансовку» с длинным козырьком, пригладил ладонью короткий ежик волос, надел, рефлекторно проверив ребром ладони, по центру ли находится раскинувший крылья стилизованный орел. Его награды были сданы, как и положено при выходе в поиск, в штаб базы. А высший знак отличия Ордена, Черный Крест, хранился дома. Да и не принято было среди членов ягд-команды кичиться своими орденами и медалями, которых у каждого было по вагону и маленькой тележке. Курт подтянул портупею из толстой натуральной кожи, проверил наличие тесака и пистолета – все на месте. Поднялся, поймал пробегающего мимо в залитом кровью зеленом халате санитара:
– Где Брат Олдржих?
– Возле лифта, господин гауптман!
– Свободен.
И вышел на уже немного прибранную аллею, ведущую к приемному блоку Небесной Нити…
Пожары в разгромленном городке уже потушили. Почти. Только горючее еще пылало, выбрасывая из вентиляционных отверстий снопы пламени. Наверное, из-за повреждений при бомбежке отказала система автоматического пожаротушения. Солдаты уже не бегали беспорядочно, а перемещались небольшими группами, выполняя поставленные офицерами задачи.
Курт вышел к причальному отсеку. Возле него был разбит палаточный лагерь. У самого большого шатра стояли часовые, при виде Вальдхайма вытянувшиеся во фронт. Он отдал им честь и вошел в освещенную аварийными светильниками палатку, мгновенно просканировав взглядом обстановку. Над извлеченными из-под развалин, чудом уцелевшими раухерами склонились спины капралов и рядовых. Несколько офицеров что-то обсуждали, стоя возле голографической картинки окрестностей базы. К ним Курт и направился.
– Гауптман фон Вальдхайм. Готов к продолжению службы в качестве полевого офицера до получения указаний из вышестоящего Штаба.
Старший по званию среди присутствующих обернулся, смерил парня взглядом. Буркнул:
– Внешне немного помят, но в дело сгодится. Вернер фон Дитц. Командир шестого полка тяжелой пехоты.
– Седьмой номер ягд-команды. Прозвище – Дестроер.
– О!
Кличку в подразделении Курт заработал такую, что говорила сама за себя. Да и продвинулся за год очень прилично, начав с последнего номера, и став седьмым всего за год.
– Тогда вам и карты в руки. Значит, вы – универсал? Знакомы с тяжелой техникой?
– В Академии довелось водить танки, броневики, но специализация – канонир космофлота.
– А как же угодили в ягд-команду?! – непритворно удивились все.
Кривая ухмылка преобразила лицо тевтона:
– Пути Господни неисповедимы. Я единственный уцелел при разгроме форта номер семь полтора года назад.
Молча покивали – о каждой из подобных трагедий знали все.
– Ладно, гауптман. Нам удалось вывести из ангаров четыре «Левиафана». Но с экипажами, а тем паче с командирами этих машин у нас крайне тяжело. Их просто нет. А вы знаете, что специфика управления у наших «малюток» особая. Предлагаю вам занять место вожака одного из них.
– Слушаюсь! Где я могу найти танк и побеседовать с экипажем?
– Они с той стороны причала. Номер машины – девять.
– А что с остальными танками?
– Увы. Обвал повредил орудия, подвеску, двигатели. Они небоеспособны. На месте узнаете в подробностях.
– Ясно. А где Брат Олдржих?
– Командир базы отдыхает. Шутка ли – получил осколок в бок, да еще полтора суток на ногах. Завтра, точнее, уже сегодня утром увидите. И еще, гауптман…
– Да? – Курт замер в дверях палатки, обернулся, вопросительно глядя на фон Дитца. Тот чуть помедлил, потом все же нехотя произнес:
– Похоже, что завтра у нас будет жаркий день. Причальная станция передала, что их атакуют неизвестные корабли невообразимых размеров, затем вся связь с космосом прервалась. А сейчас наши операторы фиксируют множественные объекты на орбите, заходящие на посадку за ближайшим горным хребтом.
– Это в сотне миль от нас. Знакомые места… Понятно, господин командир полка. И… Благодарю за информацию!..
«Левиафан» – тяжелый танк Ордена. Четыре гусеницы. Попарно с каждой стороны. Высокая надстройка, в которой мощное длинноствольное пятнадцатилинейное орудие с автоматической системой заряжания. Массивная толстая броня, с давних времен критерием проверки которой служила пушка собственного носителя. Если она не могла пробить образец бронеплиты, значит, признавалась годной для машины. Мощность двигателя, работающего на литиевой пасте, была практически неограниченна. Неведомо почему, она измерялась в лошадиных силах. Естественно, гипотетически усредненных. Так вот табуна, упрятанного в корме, хватало, чтобы тащить военный агрегат весом под сотню берковцев со скоростью семьдесят лиг в час по самой пересеченной местности. Кроме пушки на танке имелось и несколько других приспособлений для войны: крупнокалиберные пулеметы и пара других штучек, предназначенных для более успешного уничтожения ближнего своего.
Единственный недостаток машины – дороговизна. Орден не мог позволить себе больше четырехсот «Левиафанов» на все государство. Причем почти сотня из них находилась на Фобосе. А в нужный час оказалось в строю всего лишь четыре… Потери среди личного состава и техники оказались неизмеримыми. Неоправданно большими. И это – от ракетного обстрела с бомбежкой! Что же будет, когда в действие вступят сухопутные силы? Армады невидимок, к примеру? Как от них защищаться? Хотя, как понял Вальдхайм, те могут оставаться невидимыми только при полной неподвижности. Если противник начинает шевелиться, в воздухе возникает рябь.
