Выезжая, кардинал не заметил, как к его Опелю пристроился сзади небольшой универсал марки Рено.
Машину кардинал бросил за две улицы до искомого места. Воровато оглянулся перед тем, как идти — но ничего не увидел. Обычная парижская улица — бутик, кафе, ресторанчик. Неспешное движение, обнаглевшие скутеристы и ищущие место для парковки водители, стайка девушек на перекрестке — юбки-колокол до середины бедра, заливистый смех. Кардинала они не заинтересовали ни в малейшей степени — они были похожи на совсем молодых жеребят, длинноногих и шебутных. Последний раз он пробовал с женщиной лет десять назад — и у него ничего не получилось, как и в другие разы, когда он пытался побороть свою пагубную привычку. Видимо, такой уж он есть и с этим ничего не поделаешь.
Воздух был тяжелый, душный. Пахло грозой…
Заперев машину, кардинал пошел к кладбищу…
На кладбище он проник не через основной вход, больше похожий на улочку старинного города, с деревьями, мощеной брусчаткой мостовой и серыми громадами склепов высотой до двенадцати — пятнадцати метров. Он знал место, где разрушилась ограда, и знал это место не только он. Ему пришлось подождать — через заросшую плющом дыру протиснулся благообразный, пожилой старик, поспешно отведший взгляд, за ним — вылез юнец лет двадцати в черной кожаной куртке — этот наоборот нагло посмотрел на кардинала и усмехнулся. Кардинал пропустил нашедшие друг друга любящие сердца и полез на кладбище сам…
Подходящую пару — кардинал нашел у некрополя на холме Шаронн. Само по себе это место было примечательно, ибо посвящено оно было любви. Некрополь на шароннском холме был возведен для всех женщин, которых когда-либо любил Наполеон I Бонапарт. Здесь упокоен прах и прекрасной полячки, графини Валевской, относительно которой есть серьезные подозрения, что именно она толкнула Императора в страшные снега России, здесь покоится «египтянка» Полина Фуррес и мадемуазель Марж, здесь же покоится прах многих из прославленных маршалов Наполеона. Этот некрополь создан в год коронации Наполеона Бонапарта и расстрелян из винтовок и пушек в год его низвержения, а потом восстановлен. Именно здесь — кардинал поймал взгляд молодого человека богемного вида с цветком в руке, который на вопросительное движение бровями слегка улыбнулся.
Есть…
Кардинал хорошо знал многих из тех несчастных, которые промышляли здесь, и даже жалел их — как стоило бы, наверное, пожалеть и его самого. Мориса, например, которого он не нашел сегодня и с которым был несколько раз — изнасиловал пьяный отчим. Жерара, как и его самого — совратил преподаватель в иезуитской школе. Александра — когда ему было всего восемь лет, во время осмотра изнасиловал врач, причем мать стояла за дверью. Их судьбы были изломаны навсегда, они уже не могли создать нормальную семью и дать потомство, оставить свой след на земле, они были обречены скитаться здесь, среди гробниц великих людей и людей совсем неизвестных, они были одержимы развратной, неестественной похотью, которая, в конце концов, обещала их сгубить. СПИД — вот как она называлась, кара за эту похоть. Париж — был еще и европейским рассадником СПИДа[1], правда, любителей порочной страсти это никак не останавливало…
Молодой человек положил цветок к какой-то гробнице, после чего они отошли в сторону
— Как тебя зовут? — спросил кардинал
— Жером… — улыбнулся молодой человек
— Ты новенький? Я тебя раньше здесь не видел?
— О, да… Александр посоветовал мне прийти сюда. Сказал, здесь хорошо.
— А где сам Александр?
— Он… болеет.
По небольшой заминке в голосе — кардинал понял, что Александр серьезно болен. Возможно, что и СПИДом. Да спасет Господь все несчастные, потерявшие надежду души…
— А что ты умеешь?
— Все… За пятьсот марок…
Это было дорого…
— Я буду ждать тебя у главного выхода. Слева…
Молодой человек кивнул. Кардинал проводил его жадным взглядом, от похоти у него уже мутилось в глазах…
Через полчаса — молодой человек вышел, огляделся по сторонам. Кардинал, как и было обещано — ждал слева, молодой человек подошел к нему.
— Пошли…
— Я знаю тут…
— У меня очень хорошая машина…
— Тогда давай, зайдем сначала туда… — молодой человек показал на аптеку, за счет муниципалитета там были установлены бесплатные автоматы по раздаче презервативов. Так во Франции боролись с распространением СПИДа. Для примера — в России с распространением СПИДа боролись казаки, и если бы пошел слух, что там — то и там то собираются… на следующий день там было бы уже не протолкнуться от казачьих патрулей, многозначительно похлопывающих по сапогу кончиком нагайки. А с распространением наркотиков на дискотеках — боролись старшие скауты. Предложи им вмазаться — а они тебя рожей в пол, галстук на руки (кстати, ничем не хуже наручников) и до ближайшего околотка. А потом судья и — ревет паровоз, Сибирь под колесами. Наркоторговец? Двадцать лет…
По-разному в разных странах боролись со СПИДом. По-разному…
— У меня уже есть.
— Да… какой ты предусмотрительный…
Молодой человек открыто прижался к своему старшему другу и кардинал почувствовал себя не в своей тарелке. Были такие, которые не скрывали своей природы и даже требовали предоставления им каких-то прав — но кардинал остро сознавал глубокую ненормальность и греховность своего существования и мучился, не в силах перебороть сам себя.
Кардинал открыл машину. Молодой человек присвистнул, увидев на месте задних сидений разложенную постель…
— Подожди… — остановил молодого друга кардинал — давай отъедем…
Синие всполохи мигалки — метнулись в окне в тот самый момент, когда кардинал Франсуа Бушерон почти достиг пика наслаждения. Короткий лай сирены и требовательный стук в стекло — и кардинал с ужасом понял, что он вляпался…
— О, Боже.
Кардинал метнулся куда-то в сторону, и упал, запутавшись в спущенных брюках.
— У тебя есть деньги? — Жером сохранил присутствие духа
— Да, да…
Так… спокойно. Деньги. Деньги! Деньги!!!
В бардачке Опеля на всякий случай лежало пять тысяч рейхсмарок, новенькими, хрустящими, невероятно притягательными купюрами по пятьсот рейхсмарок каждая. Это — его пропуск к свободе, столько — патрульный полицейский получает за два месяца…
Кардинал метнулся к бардачку. Деньги… вот они. Путь к свободе…
И в это время — его бок пронзила такая боль, какую он помнил только один раз, когда ему стало плохо во время службы и пришлось вызывать Скорую. Тогда у него диагностировали предынфарктное состояние, хотя тогда все обошлось.
