– Ролье, ты? Держи конец! – гремит в голове голос взводного. Я мертвой хваткой вцепляюсь в ременную петлю.– Эй, Васнецов, прими своего!
Ледяная рука исчезает. Я перевожу дыхание. И просыпаюсь в мокром от пота белье. Ни к черту у них вентиляция, на этом самом Марсе.
Самое нелепое во всех этих снах: я никогда не высаживался на Деймос. Разве что виртуально, во время тренировок на тренажерах. Но мои товарищи по взводу, все как один, выглядят в таких снах так, будто до сих пор живы. Наверное, во всем виновата моя совесть – мне снятся легионеры, которых я убил. Вот ведь странность, правда? Я всегда стрелял только в реального противника, стрелял так, что был среди лучших. Да что там темнить – я и был лучшим. Я был героем. Символом Легиона. И в итоге я убил больше своих братьев, чем марсиане во всех сражениях до той злополучной десант-ной операции.
«Ливень» – так она называлась в штабных документах. Красивое название. Особенно для того, кто видел настоящий дождь всего пару раз в жизни.
1
Жослен Ролье Третий – на это имя я отзывался на проверках. Жослен Ролье – так когда-то звали известного легионера. Офицера, погибшего много десятилетий назад. Обычная практика – солдат умирает, его имя становится свободным и достается новичку в качестве наследства. Давая его повторно, к нему добавляют номер. Сколько раз дают вновь – столько раз и добавляют. Наверное, это имя приносит удачу владельцу. Третий – это очень мало смертей. Вокруг меня было полно парней с приставками «пятнадцатый» или, к примеру, «тридцать третий».
Кто-то из моих товарищей однажды сказал, что имена подбирает машина. Такая же, как ротный тактический компьютер. От нее они попадают в базу данных. И уже потом начинают свою бесконечную карусель. Конечно же я этому не верю. Легион существовал всегда. Имена его личного состава – от Бога. Выбор имени – откровение Божье. Это имя будет существовать до тех пор, пока будет существовать Легион. То есть вечно. Или до тех пор, пока кто-нибудь его не опозорит. Тогда цепочка наследования прервется. Мою уверенность подтверждает тот факт, что я ни разу не слышал имен без номеров.
Жослен – это имя мне совершенно не подходит. Будь моя воля, я бы назвал себя Павлом. Если бы кому-то было дело до моего мнения. А на фамилию мне плевать. Фамилия мне безразлична.
Магия счастливого имени хранит меня. Имена моих товарищей, наверное, уже раздали новичкам, а я все еще жив и меня сносно кормят. Правда, мне не повезло: я в плену. Сдаваться в плен не велит устав. Плен и Легион– понятия несовместимые. Но моя программа самоуничтожения почему-то не сработала. Возможно, это произошло вследствие того, что во мне однажды переплелись две личности. Первая – прямой и бесхитростный исполнитель, суровый воин, не имеющий иной цели, кроме служения Долгу и уничтожения врагов своей родины – Легиона. Вторая – хитрое, изворотливое, расчетливое существо, изобретательно манипулирующее окружающими для достижения своих скрытых целей. Мой солдатский мозг не рассчитан на подобные симбиозы. Возможно, из-за этого я периодически становлюсь склонным к сомнениям и самоанализу. Возможно, из-за этого часть моих базовых гипнопрограмм и вживленных инстинктов работают не так, как им следовало бы.
Как бы там ни было, каждое утро, просыпаясь, я внимательно рассматриваю свое лицо в зеркале. Я заглядываю в свои глаза и с тревогой прислушиваюсь к своим ощущениям – не шевельнется ли внутри что-то, от чего я потеряю желание дышать. Но день идет своим чередом, караульный солдат гремит бачками, ставит передо мной миску с густым супом, я жадно ем, потом мою посуду и ставлю ее у двери, прибираю постель, сажусь на привинченный к полу табурет и продолжаю думать на отвлеченные темы. Потому что я – бракованный экземпляр. Только бракованные экземпляры способны думать о чем-то выходящем за рамки вводных. Но я не чувствую горечи, осознавая этот факт. Я вообще ничего не чувствую. После того как пуля пробила мою броню и я потерял сознание от декомпрессии, чувства мои слились в ровную серую полосу. Не осталось ни жажды крови, ни надежды на похвалу, ни мечты о славе. Так бывает после смерти. Потому что вне строя я все равно что умер.
Я не знаю, зачем меня здесь держат. Эти марсиане – похоже, они тоже не знают. С одной стороны, я являюсь представителем враждебной им военной организации. А с другой – вроде бы и нет. Мой статус вызывает жаркие споры в среде марсианских разведчиков. Воевать я больше не способен: во мне совершенно не осталось агрессии,– следовательно, вреда им уже не принесу. Работать я не умею. Детей иметь не могу. Идти мне некуда. Убить меня им не позволяет мифическое милосердие. Они говорят, что уважают права моей личности. Я фыркаю. Это я-то личность? Давайте-ка разберемся! Память моя работает как надо, поэтому, когда я впервые услышал это определение, я запомнил его раз и навсегда. «Объединенная единством самосознания совокупность наиболее устойчивых воспоминаний, стремлений и чувствований, приуроченных к известному телу и имеющих определенное отношение к другим личностям» – вот как оно звучит.
Я разбираю это определение часть за частью, деталь за деталью. Как винтовку. Когда оно разложено по винтикам, мне хочется засмеяться, как смеются люди. Жаль, что я не умею этого делать. Это определение не имеет смысла.
Мои «стремления» – я стремлюсь к славе под знаменами Легиона. Мои «чувствования» – гордость за свое подразделение, презрение к жизни врага и преданность командиру и товарищам. Мои «определенные отношения к другим личностям» – это стремление убить врага. Либо совместные с этими «личностями» действия, направленные на повышение боевой готовности или выполнение боевой задачи. Мои «устойчивые воспоминания»? Вот они. Все, как одно, устойчивые: память у меня отменная. Заняться теперь мне все равно нечем, так что можете слушать, коли вам время девать некуда.
2
Я шеф-капрал Жослен Ролье Третий. Родился в 2180 году на борту линейного крейсера «Темза». Офицера, который, в числе прочих новичков, принял меня под свою команду, звали лейтенант Крис Бейкер Восьмой. Он погиб спустя несколько месяцев при высадке на Весту. Я знаю, я видел, как он умирал. Я прикрывал действия группы из Третьего инженерно-саперного батальона. Они латали потолок туннеля за моей спиной, восстанавливая его герметичность, а я прикрывал их огнем. В лейтенанта Бейкера Восьмого попала обычная пуля. Прямо в грудь. Скафандр герметизировал пробоину, и лейтенант продолжал руководить боем. Но потом он лег лицом вниз, и тактический компьютер передал командование его заместителю. Я вел огонь поверх его спины. Кровь стекала ему на лицевую пластину. С внутренней стороны. Из-за этого лица лейтенанта, когда его перевернули на спину, было не разглядеть. «Ушел дорогой славы» – так сказали про него на построении. Но тогда, в 2180 году, в марте, он еще был моим командиром. И мое первое подразделение – учебный взвод Десятой пехотной полубригады Инопланетного Легиона – запомнилось мне как лучшее место службы на свете. Возможно, произошло это потому, что там я еще был самим собой и не ведал сомнений.