Рауль Линтон, однако, ничего не попросил. Он проведал старых друзей и проверил, как управляют его недвижимостью, или, скорее, теми крохами, которые от нее остались. Со времен Арбана Второго семейное состояние пришло в упадок; отец Линтона умер, когда Рауль был еще совсем маленьким, и большую часть имущества и земли унаследовал его старший брат Мигаль, который тут же заложил их, промотал деньги и умер нищим пьяницей. Так что Раулю пришлось проверять не слишком многое: несколько десятков акров земли на Барнассе, где безраздельно царствовал бурьян, да пару заводиков на окраинах города. Отставной военный проводил время бесцельно и без особых претензий.
Одним из тех старых друзей, которых он навестил, был Гундорм Варл, огромный широколицый и громогласный богатырь, который двадцать лет служил его отцу в разных качествах — друга, слуги, наперсника, агента, доверенного слуги и мастера на все руки. Гундорм оказался «слишком стар», чтобы идти на войну, когда его молодой господин ответил на призыв Империи. Но эту пару связывала крепкая дружба с тех самых пор, когда маленький Рауль, восьмилетний мальчишка, своим до смешного маленьким перочинным ножиком освободил Гундорма Варла от опутавшего его ядовитого вьюна, терпеливо распиливая запутавшиеся, усеянные шипами и жесткие, как кожа, плети и не обращая внимания на колючие листья, в клочья изрезавшие его тунику и большую часть спины. Он спас жизнь Варла, заплатив за это пятью месяцами, проведенными на больничной койке. И приобрел друга на всю жизнь, что стоило любой жертвы.
Встречу они праздновали долго и со вкусом. Во всем Омфала-Сити едва ли остался хотя бы один бар, в котором они не успели бы накуролесить. Они потребили достаточно забористого зеленого чарка, чтобы отправиться в плавание на вице-королевской яхте. Чем дали толчок новым слухам, злословию и подозрениям.
Гундорм Варл с самого начала выступил против войны. Замечательной войны, которая не побрезговала его хозяином — совсем мальчишкой — и оставила его, невостребованного, позади. Он никогда не скрывал своего пренебрежения к прославленным Имперским Вооруженным Силам, Героическим Традициям Космофлота, Нашим Отважным Мальчикам в Алом и прочим избитым и высокопарным эпитетам. Он был «подозрительной личностью неблагонадежных политических взглядов. Имевшим сношения с известными смутьянами. Высмеивавшим Имперскую военную политику…».
Гундорм и Рауль попали под полуофициальный надзор. Стало известно, что они были замечены в разнообразных неподходящих компаниях — с приграничными фермерами, бродячими бардами, туземцами Созвездия и даже с членами различных экстремальных религиозно-политических реформистских группировок, лишь на дюйм или два отстоящих от революционеров.
Ожидалось, что Линтон будет общаться с себе подобными, со старой колониальной земельной аристократией. В верхах не поняли, зачем это Линтону, с его блестящим космофлотским прошлым, понадобилось посещать родные места — обсуждая религию с голым и грязным шаманом Братства Йоты и живя в доме у горного вождя. Это был ультраконсерватизм, излишне подозрительный и даже откровенно назойливый, но Галактическая Империя только что пережила двенадцать изнурительных лет кровавой, жестокой, бесполезной войны, и правительственные агенты оказались сверхчувствительными к подобным вопросам, в особенности здесь, на взрывоопасной и беспокойной границе Империи.
Разумеется, Линтона не сразу заподозрили в революционных умонастроениях, но двенадцать лет кровавой межзвездной бойни могли дать гораздо более дикие результаты, чем один гераклианец из хорошей семьи, превратившийся в гнусного мятежника.
Рауль Линтон знал об этих слухах, и сначала они лишь забавляли его. Его, очень далекого от мятежников, тошнило от политики любого толка. Он просто находил компанию дерзких туземцев более приятной, менее искусственной и лицемерной, чем общество землевладельцев, с ограниченностью мыслей и мировоззрений, с их бездумной приверженностью традициям, обычаям и идеям, заимствованным из третьих рук.
У него была все та же холодная насмешливая улыбка и тяжелый, проницательный, оценивающий взгляд. А теперь, сытый по горло общественным мнением, Линтон начал чуть ли не бравировать своим неверием в «общепринятые» манеры речи, поведения и образ мыслей. Чиновники пока воздерживалось от каких-либо действий, но продолжали наблюдение, взвешивая его странные, неблагонадежные действия.
Линтон действительно водил странную компанию. Разумеется, молодой отставник всегда был большим другом туземцев — смуглых, но все же гуманоидных, сознательно отсталых местных жителей, на чьей примитивной культуре, казалось, никак не отразилось прибытие Имперских Экспедиционных войск два столетия назад. Мальчишкой он дрался, ездил верхом и охотился с младшими сыновьями туземных князьков Барнассы и Омфалы. Мужчине, однако, такое поведение совсем не подобало, в особенности, если этот мужчина раньше был офицером высшего ранга в Имперском Космофлоте Его Величества.
Вездесущие правительственные шпионы, всегда державшие нос по ветру, не тратили времени зря с тех пор, как было замечено, что Линтон якшается с неблагонадежной компанией. Просто потому, что они с Гундормом Варлом частенько заходили в туземные кабачки различных политических групп, его занесли в секретные члены почти всех десяти тысяч секретных и мятежных политических культов, религиозных революционных обществ Созвездия. Разумеется, это было уже слишком даже для ограниченного умишка Администратора Провинции, который не смог бы проглотить его одновременную приверженность к тридцати шести совершенно различным и яростно-фанатичным политическим течениям, но в администрации начали проверять его почту и прослушивать коммуникатор. Даже багаж Линтона перерыли, пока его не было в гостинице — он всю ночь пьянствовал с Гундормом Варлом и несколькими старыми школьными приятелями. Никаких доказательств, свидетельствующих против него, найдено не было, но было замечено и принято к сведению, что ветеран избавился (возможно, святотатственно продал) от своих лент и медалей и вообще всех Имперских знаков отличия, заработанных им за время службы в Космофлоте. Эта информация заставила властительные челюсти сжаться.
Следующее открытие стало последней каплей.
Один правительственный шпион заметил его в компании Шарля Желтоглазого, известного агента сосланной мятежницы Каани Валадона, которая прославилась интрижкой с самым могущественным и вероломным из всех мелких монархов Внешних Миров за Имперскими границами, Артоном Пелейра.
