Необходимо было принять какие-то меры.
Вот так и вышло, что Рауль Линтон, некогда офицер Имперского Космофлота, но теперь лицо без определенных средств к существованию, поддерживающее отношения с сомнительной компанией, без дальнейшего промедления был вызван к Администратору Границы.
В соответствии с древней традицией всех правительств, они сделали ровно то, чего делать не следовало. Самое худшее из всего, что можно было сделать. И хотя вряд ли кто-либо во всем Созвездии Геракла мог в то время знать об этом, этому событию было суждено навеки изменить историю тысяч звезд.
Итак, Рауль пришел на встречу с Администратором Границы, Дайконом Мэзером, который усадил его, предложил сигарилью и веганское бренди, после чего затеял с ним беседу в дружеской, но несколько отвлеченной манере, прежде чем неожиданно разразиться залпом точных и взвешенных вопросов.
Рауль спокойно сидел, холодным взглядом из-под полуприкрытых век следя за своим инквизитором, анализировавшим его поступки, пункт за пунктом, вопрос за вопросом. Почему он задирает нос и игнорирует приглашения от «своего поля ягод»? Почему общается со всевозможными сомнительными людьми — слугами, шаманами, туземными князьками, подстрекателями, толкователями тех или иных необычных и вне всякого сомнения мятежных культов, философских доктрин, религий или политических течений? В курсе ли он, что был замечен в очень подозрительных и, возможно, изменнических компаниях? Каковы его планы? Намерен ли он вернуться к своей прерванной карьере в Космофлоте? Или возвратиться на Барнассу, к жизни благородного землевладельца? Или он предпочтет последовать традиции Линтонов и будет ходатайствовать о получении места в правительстве? Если так, почему он до сих пор не сделал этого?
Все эти вопросы Рауль снес с терпеливой полуулыбкой, а когда поток вопросов Администратора наконец иссяк, он ответил ему. За двадцать минут своего монолога он излил всю ярость и негодование, всю горечь и сарказм, которые накопились в его сердце с того страшного и незабываемого дня, когда он с мостика своего разведывательного корабля смотрел на гибнущий в адском пламени Дарогир.
Его речь была полна язвительных комментариев относительно вынюхивающих и выглядывающих чиновников, колких реплик и сарказма, нацеленных на косных, зашоренных традициями политиков. Его замечания попахивали изменой, но всегда хоть чуть-чуть до нее не доходили. Как ни странно, его тирада, хотя и желчная, не переходила на личности. В его словах не было злобы, но лишь безмерно усталое разочарование и крушение иллюзий. Классические традиции «цивилизации» не оправдали надежд. Он был человеком, с глаз которого упала пелена, человеком, который ясно увидел грязную изнанку, обычно благопристойно прикрытую какими-нибудь выдумками.
Короче говоря, он камня на камне не оставил от чувства собственного достоинства Администратора, бросив прямо в его толстое лицо язвительную, жестокую критику и завалив его кабинет поверженными и расколотыми идолами, с беспощадной ясностью показав, что все они покоились на глиняных ногах. Дайкон Мэзер, побагровев, разинул рот от изумления.
— Во имя Ориона, коммандер, вы что, революционер?
— Не будьте большим идиотом, чем вы есть на самом деле, — холодно бросил Рауль. — Неужели вы думаете, что я добился права свободно мыслить только для того, чтобы тут же броситься повторять расхожие фразы какого-нибудь слепого — изма или — софии? Я думаю сам, и говорю за себя самого, а не за кого-то другого.
— Но такие слова — измена! Неужели вы не считаете себя обязанным хранить верность Императору?..
— Я считаю себя обязанным хранить верность себе самому. Свобода мыслей — главная обязанность человека.
Дайкон Мэзер нетерпеливо отмахнулся.
— Вы говорите как республиканец!
— Не будьте идиотом, я сказал. Республиканство умерло вместе с Соединенными Системами. Я говорю как здравомыслящий человек. Во мне не больше от республиканца, чем от анархиста или от теократа…
Мэзер тут же ухватился за эту фразу.
— Но мне докладывали, что вы обсуждали теократию…
— Да бросьте вы! Я обсуждал стабилизм с военным бардом с Дореи, механику непустого пространства с техником с Альдебарана и вуудхистическую философию с младшим сыном Каана Аргастры! И это еще не доказывает, что я собираюсь стать стабилистом, математиком-теоретиком или приверженцем Вуудханы. В каком из этих гнусных преступлений меня обвиняют?
— Я ни в чем вас не обвиняю, — запыхтел Мэзер. — Мы просто интересовались…
— Можете интересоваться дальше. Но позвольте теперь мне кое-что спросить. Неужели вы действительно считаете, что последняя война чего-то добилась, кроме хладнокровного убийства шестнадцати миллиардов бедных пауколюдей Вруу Коф и нескольких сотен тысяч человек на Дарогире, которые хотели сохранить нейтралитет из симпатии к Вруу Коф. За что их распылили азотными бомбами?
— Ну, я не…
— И еще кое-что. Вы знаете, что такое разумное правительство? Вы когда-нибудь видели его в действии? Вы действительно считаете, что правительство этого созвездия разумно?
И Рауль надолго уткнулся в свой стакан с холодным бренди, пока Дайкон Мэзер выпускал пар.
— Если вы так думаете, — сказал Администратор, осторожно нащупывая другую тактику разговора, — то не кажется ли вам, что человек вашего опыта, происхождения и подготовки должен ради нашего Созвездия войти в правительство и привнести в него разумности?
Рауль со звоном опустил свой бокал на полированное дерево администраторского стола.
— И как же — пробиться в Полномочные Представители моего мира, чтобы каждое улучшение, которое я хочу сделать, зарубалось Имперской Политикой, Законами Провинции или указами вице-короля? Может быть, я должен еще присоединиться к вашей кучке роботов — «да-сэр-вы-несомненно-правы-сэр» — и провести всю жизнь, парафируя акты и постановления, которые считаю тупым и непроходимым идиотизмом?
У Администратора побелели губы. Тут-то в подушечках его бархатных лапок блеснули стальные коготки.
— Вы отдаете себе отчет, Линтон, что я могу приказать депортировать вас?
— Космос великий! Да я почти хочу, чтобы вы это сделали. У меня просто кулаки чешутся ввязаться в какую-нибудь драку. Я видел Галактику такой, какова она в действительности. Я бездельничаю и накачиваюсь вином, потому что не знаю, на какое Дерьмо наброситься. Но, клянусь Орионом, если вы депортируете меня, то дадите мне то, с чем можно бороться. Да я буду искренне вам благодарен, Мэзер. Я сделаю вас знаменитым. Если вы депортируете меня за то, что я думаю так, как считаю нужным, и не боюсь высказывать свои мысли вслух, то ваше убогое недоделанное правительство станет моим личным делом, личным врагом. Клянусь космосом, да это отличная идея! Вы высылаете меня, а я выставляю вас Живым Примером Идиотского Имперского Провинциального Недоделка. Мой пьяница-братец оставил мне достаточно денег, чтобы не заботиться о пропитании, и даже немного больше. И я пущу все до последнего гроша на это дело, Мэзер! Да, отличная идея! Я ославлю и выставлю вас на посмешище на каждой, даже самой занюханной планете этого вонючего Созвездия. Я буду поливать вас грязью и смешивать с дерьмом каждый раз, когда вы откроете свой жирный рот. Я буду капать на ваши заплывшие жиром мозги, если, конечно, они вообще у вас есть. Я буду произносить речи в Планетарном Парламенте, в котором у меня наследственное место; я буду печатать про вас пасквили в любых газетах и журналах, которые захотят поднять себе тираж при помощи старого доброго скандала. Я найму артистов, которые будут пародировать вас, ваша рожа будет красоваться на плакатах от одного конца Созвездия до другого. Я подкуплю членов парламента, чтобы сместили вас с должности, буду душить вас исками, встречными исками и встречными ко встречным исками до тех пор, пока вы совсем не запутаетесь. Да, давайте, Мэзер! Давайте, депортируйте меня, и подохнете знаменитым!
