— А… как же его охрана? — спросила она наконец.
— Все убиты, — он тоже был краток.
Она медленно покачала головой.
— Это… как?
— Что — как?
— Как их убили? Бандиты? Мафия?
В голосе ее при этом послышалась… некоторая надежда, что ли.
«Прицепились они к этой мафии», — подумал он.
— Нет, — сказал он, глядя ей в глаза. — Один человек.
Казалось, невозможно побледнеть еще больше, но ей это все-таки удалось.
— Кто? — спросила она.
«Жениться мне на ней, что ли? — подумал Хадсон. — Никогда не видел такой немногословной женщины. Это же просто жемчужина в навозной куче!»
Он честно сказал:
— Мы называем его Ирбисом. Он — наемный убийца. Ассасин. Высшего класса. Кто он на самом деле — неизвестно. Даже отпечатков пальцев у нас нет. Даже описания внешности. Ничего.
— Откуда вы тогда знаете, что это — он?
Резонно.
— По почерку. Он делает невозможное. И всегда в одиночку. Все убиты из одного и того же пистолета.
— Может, таких, как он, несколько? — предположила она.
— О нет, — мягко отозвался он, — с нас и одного хватит.
Она молчала. Смуглая рука с тонкими пальцами, лежавшая на столешнице, мелко подрагивала.
«Чего она так боится? — подумал он. — А ведь боится! Похоже, я прав!»
А вслух сказал:
— Я ожидал от вас… иной реакции. У меня есть сведения, что вы были близки со Шведом.
— С кем? — удивилась она.
— Ну, с Гуго…
Девушка холодно поглядела на него.
— А вы попробуйте прожить на те гроши, которые вам платят за то, чтобы крутить задом в этом кабаке. Да еще копить деньги. Да еще при том, что семьдесят процентов вы отстегиваете вербовщику. А у меня дочка на Украине. И мама — пенсионерка. Да я самому дьяволу готова продаться — телом и душой. Оптом и в розницу. — Она вздохнула. — А он был неплохим человеком, Гуго.
«Надо же, — подумал Хадсон. — Швед все-таки заслужил доброе слово по смерти. Интересно, сказал он ей, что они соотечественники? Или так и беседовали по-английски?»
— Интерпол, — сказал он, — направил меня выяснить кое-что. Он был довольно известен, ваш Гуго. В узких кругах.
Хадсон наклонился над девицей и уперся ладонями в стол.
— Послушайте! Ирбис, это, конечно, нечто, но и он не мог взять и войти просто так с улицы. Откуда-то он должен был знать, что делается в доме: систему охраны, расположение комнат… все такое.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Вы понимаете, о чем я?
Она сжала ладонями виски и молча помотала головой.
— Нет? Ладно, я вам растолкую. Вы за последний… ну, скажем, месяц-полтора не завели себе нового знакомого?
Она взглянула на него, упрямо сжав губы. Хадсон мягко сказал:
— Я, конечно, мог бы пригрозить вам интернированием. Но я вам обещал, что из-за меня таких неприятностей у вас не будет. И сдержу слово. Но поймите, этот человек опасен. Вы понимаете — смертельно опасен. И, если вы мне поможете найти его, это и для вашего блага тоже.
Девушка уставилась в стол. Хадсон в своей жизни провел достаточно допросов, чтобы понять — больше он из нее ничего не вытянет.
Он встал и направился к двери.
— Желаю удачи, — горько сказал он.
Она не ответила.
«По крайней мере, ясно одно, — думал Хадсон, проталкиваясь меж фланирующими по набережной нарядными, смеющимися людьми, — этот сукин сын неотразимо действует на женщин. Настолько неотразимо, что девица готова покрывать его, зная, что он убийца».
Он пожал плечами. Для того чтобы отыскать Ирбиса, этого мало. Безликая фигура, тень во мраке… Он отыскал взглядом пластиковый пузырь с телефоном-автоматом и кинул в щель монетку.
Костанди уже был дома. Хадсон услышал его голос, который временами перекрывали детские крики и смех. «Большие семьи у этих греков, — подумал он, — даже у полицейских».
— Да? — сказал тот по-гречески (это прозвучало как «не?»). Но, узнав собеседника, перешел на английский: — Инспектор Хадсон?
— Поставьте кого-нибудь к девушке, — сказал Хадсон, — пусть глаз с нее не спускают. Это она.
— Что — она? — переспросил тот, и Хадсон мысленно проклял всю тупоголовую местную полицию.
— Она навела Ирбиса. Вернее, он на нее вышел. Она знается с ним. Так что поосторожней там. И пусть фотографируют всех, кто с ней заговаривает.
— Мужчин? — уточнил Костанди.
— Всех, — отрезал Хадсон. — Надеюсь, афинская полиция не разорится на пленке. А я не хочу рисковать.
— Сейчас, что ли? — Костанди был настроен излишне благодушно. — А до утра подождать нельзя?
— Нельзя. — Хадсон был непреклонен. — Ничего с твоими ребятами не сделается.
— Хадсон, ну будьте же благоразумны! Он наверняка уже улетел.
— Может быть, — неуверенно согласился Хадсон, — но…
— Ладно, — Костанди вздохнул, — сейчас свяжусь с кем-нибудь из дежурных.
«Черт тебя принес на нашу голову», — ясно слышалось в его голосе.
Хадсон бросил трубку на рычаг, подозвал такси и назвал адрес гостиницы, где он остановился. Кормили там неплохо, и это было единственным ее достоинством.
Он прилег на кровать, пытаясь расслабиться и привести в норму расстроенные за время перелета биологические часы. Но заснуть не удавалось.
«Каждый раз одно и то же — бессмысленная гонка через часовые пояса; грязные отели; грязная работа… без отдыха, без отдачи… Такая работа разъедает душу», — подумал он.
Во тьме зазвонил телефон. Он взял трубку, уже понимая, что ничего хорошего от такого звонка посреди ночи ждать не приходится.
— Да, — вздохнул он.
— Они упустили ее, Хадсон, — раздался голос Костанди. От волнения акцент в его английском слышался отчетливей, чем обычно.
— Как? — коротко спросил он.
— Она пошла в гримерную. Должно быть, там был второй выход.
— Идиоты, — процедил он сквозь зубы.
— Словом, я поставил двоих у ресторана, двоих — у той конуры, что она снимает. А что я еще могу сделать?
— Ничего, — кисло ответил он. — Все, что вы могли, вы уже сделали.
— Хадсон, я не могу бросить весь участок на * поиски какого-то мифического Ирбиса. У нас своих дел по горло. «Колибри» вообще не на нашей территории.
— Я представитель Интерпола, — напомнил Хадсон, — мне на ваши территории плевать.
— Вот пусть Интерпол и платит сверхурочные моим парням за то, что они будут подпирать стену в этой вонючей дыре.
— Костанди, — вздохнул Хадсон, — неужели вам безразлично, поймаем мы этого убийцу или нет?
— Половина тех вилл, мимо которых мы ехали, — сухо сказал Костанди, — скуплена такими же типами, как этот Швед. А то и еще похуже. Что мне теперь, из-за каждого подстреленного ублюдка ночи не спать? Да хоть бы их всех поубивали!
— Вам такое слово, как «правосудие», знакомо?
— Есть правосудие, — резонно заметил Костанди, — а есть справедливость. Так вот, Швед получил по заслугам. Ладно, отдыхайте, Хадсон. Я позвоню вам, если что.
— Отдохнешь тут, — проворчал Хадсон, укладываясь на скрипучую кровать. — Черт бы побрал этих борцов за справедливость! Как пошли тузить турок в прошлом веке, так по сию пору успокоиться не могут. Дикий народ, одно слово!
Костанди позвонил в пять утра. Когда Хадсон десять минут спустя вышел из гостиницы, он обнаружил, что у подъезда его ожидает полицейская машина, а еще через пятнадцать минут стоял в доках вместе с зябко кутающимся в плащ Костанди.
Утром здесь все выглядело иначе, чем ночью, — милосердный покров тьмы отступил, обнажив грязь и распад: подгнившие сваи, серые бетонные стены, исписанные похабными творениями местных остроумцев. Даже море, плескавшееся у ног, выглядело мерзко: радужная пленка нефти, острый запах мазута и гнили выброшенных на берег водорослей.
Она лежала в этой грязи: одна рука откинута в сторону, голова в воде, черные волосы слабо полощутся в волнах, точно космы морской травы…
Почему-то именно это зрелище показалось Хадсону непристойным. Он наклонился и перевернул ее на спину; она уставилась в небо мертвыми глазами — брови мрачно сведены, смуглая бледность сменилась синевой.
— Странгуляционная полоса на шее, видите? — обернулся он к Костанди. — Удушена чем-то. Возможно, ее же поясом или шарфом. Сзади наверняка остался след от узла. Закрутили и держали, пока она не задохнулась.
— Хорошенькое дело, — пробормотал Костанди, прикоснувшись к мертвой носком лакированного ботинка, — бедная шлюшка.
Хадсон вдруг почувствовал, как у него свело скулы от отчаянного желания заехать Костанди в челюсть.
— Мертвая шлюшка, — напомнил он.
— Да, — охотно согласился тот, — верно.
— Ирбис тут, в городе. Черт! Это наверняка он. Убил девчонку — к чему ему лишние свидетели!
Он нервно потер руки.
— Я обращусь в Городское управление — пусть поставят людей в аэропорт… Впрочем, — уныло добавил он, — это не поможет.
