class="empty-line"/>
Дом встречал теплом и приятным запахом готовящейся еды. Внешняя аура угрозы и страха осталась вся снаружи. Внутри же чувствовалась обыкновенная атмосфера тесного человеческого общежития. Неустойчиво балансировавшего между склоками, скандалами, взаимопомощью и товариществом.
Вся жилая площадь барака разделялась по сферам влияния нескольких группировок – один закуток облюбовал шумный цыганский табор, состоявший из гадалок, конокрадов и бесчисленной своры грязных детишек; далее следовала вечно пьющая малина блудниц, бычар и совсем тёмных личностей, предпочитавших в качестве профессионального инструмента только острые ножи и большие топоры; чуть далее располагались интеллигентные каталы-шулеры; а самый дальний угол делили о чём-то сейчас спорившие карманники и вповалку разлёгшиеся после трудового дня побирушки. Кроватей в общем помещении едва ли насчитывался пяток, и можно было догадаться, что основная масса рядовых жильцов предпочитала почивать прямо на разбросанном по полу тряпье. Кое-где виднелись ширмы, а где-то их роль исполняли лёгкие полупрозрачные занавески. Вполне возможно, отделявшие ареал обитания жриц любви от прочей их клиентуры.
Провожаемый удивлённо-недобрыми взглядами Пистос уверенно преодолел невидимые границы местных группировок, держа кратчайший путь к спорившим любителям тайных хищений. Там, среди разношёрстной братии подростков, выделялся ростом и статью молодой мужчина, с чёрной повязкой на правом глазу.
– Э-э-э, почему мне пять? – тоненьким голоском громче всех требовал свою долю пацан лет десяти, – Это же я в форточку залез!
– А я на шухере стоял, и мне всего-то семь монет досталось!
– Тебе и этого много!
– Ах, ты…
– На себя посмотри!
Пистос посмотрел на Смыка.
– Обычный делёж дневного прихода, – подтвердил тот предположение.
Но когда Старшой перевёл взгляд на вновь прибывших, вся ватага, послушная изгибу левой его брови, разом смолкла.
– Смык, это к-хто с тобой?
– Кхм-м, этот чел хотел с тобой перетереть.
– Да-а-а? И ты его сюда привёл?
Смык безвольно развёл руки.
– Хорош на малолеток наезжать, – вмешался в разговор Пистос, – Ты мне нужен.
– А ты к-хто-такой будешь? – с весёлым удивлением поинтересовался предводитель ватаги мелких воришек.
– Тебе лучше этого не знать, – отрезал Чистильщик.
– Просвети – это почему?
Пистос достал карту, помахал перед носом Старшого. Чем стёр с лица того усмешку, обратив её в тщательно скрываемый испуг.
– Видал такую?
– Выйдем, перетрём.
Пересечение внутренних границ барака в обратной последовательности вызвало рябь возмущения среди завсегдатаев этой забытой богом конуры. Но до рукоприкладства и поножовщины дело не дошло. Видимо, здесь царило некое табу на использование физической силы среди местных обитателей.
– Чего хотел? – за стенами барака Старшому уже не требовалось демонстрировать свою маскулинность, и он перешёл на деловой тон.
– Нужен хозяин подобной карты.
– Шестёрки?
– Любой.
– Что мне за это будет?
– Скорее, речь может идти только о том, чего не будет.
Старшой оценивающе оглядел Пистоса с ног до головы. На какие выводы его подтолкнул этот осмотр неизвестно, но дальнейший тон предводителя воришек стал более покладистым. Видимо, внутренняя сила Чистильщика опытному в таких делах глазу не требовала дополнительного подтверждения действием. А, возможно, всё решал туз в кармане.
– Её дёрнул Малой… Идиот. Безголовый.
– Почему идиот?
– Пока искали, куда пристроить карту, я получил голову Малого в посылке. И пока моя не оказалась в такой же, отнёс её в указанное место…
– Куда?
– В Магистрат.
– ?
– Бросил её в ящик жалоб и предложений. Больше не видел.
– Малой показал у кого украл?
– Не успел.
– Точно?
– Я совсем, что ли? Не понимаю, что вы из этих… Кто посылки посылает. – Старшой невольно потянулся к отсутствующему правому глазу.
Пистос глянул на карту. Кивнул:
– Узнаю, что со Смыком разделался, увидишь стенки посылки. Но только изнутри. Ясно?
– Буду пылинки сдувать.
– Ну… Не до такой уж степени.
Дальнейшие поиски префекта требовали посещения Магистрата. А что-либо зачищать в бараке пока не требовалось. Своя, пускай, довольно таки странная, но гармония здесь присутствовала, и ворошить её сейчас не рекомендовалось.
Смыка пришлось задействовать в качестве проводника – и Старшой должен был отойти от злости на мальца за сдачу лежбища, да и запутанные лабиринты городской застройки юный карманник знал отлично. Смык, радуясь отсутствию поблизости предводителя их банды, без умолку тараторил весь извилистый путь до постоялого двора, где остановился Пистос.
Так Чистильщик ознакомился с краткой биографией воришки, правда, судя по всему, в весьма её вольном изложении. Немалое внимание болтливый рассказчик уделил нравам царившим в бараке и в Городе – кто что где украл, как Магистрат берёт взятки, какие сволочи гвардейцы, какой хитрый и изворотливый Старшой, какие сногсшибательные красотки живут в бараке, и как они с парнями за ними подглядывают, когда те переодеваются. Этакий репортаж с самого дна общества. Но, как оказалось, самая мрачная сторона человеческого муравейника, оказалась не такой уж и тёмной – малец рассуждал вполне себе адекватно, без патологической агрессии и злобы на всё и вся. Нравы Города пока не сильно деформировали сознание юной людской поросли. Чему Пистос откровенно порадовался.
Доведя до ворот постоялого двора, Смык быстренько ретировался. Видимо, озабоченный проблемой, куда понадёжнее припрятать мешочек с наличностью, перекочевавший вознаграждением с пояса Пистоса к нему в карман.
Постоялый двор гудел нетрезвыми голосами постояльцев, обсуждавших торговый день, заключенные сделки, проданное и купленное. Пистосу обсуждать было нечего да и не с кем. И он сразу завалился спать. Благо, внешний шум никогда не мешал здоровому сну.
Магистрат располагался в самом центре Города. Вид огромного здания с высокими мощными колоннами, подпиравшими изящный антаблемент, как бы скромно намекал на его храмовую сущность. И каждый посетитель, поднимавшийся по широкой лестнице, должен был невольно трепетать пред божественной мощью гражданской власти. Правда, Пистос ничего не ощущал кроме недовольства мраморными ступенями, имевшими, как ни странно, разную высоту. Отчего он даже пару раз запнулся. И хорошо ещё, что не растянулся позорно прямо на ступеньках.
Изнутри своды Магистрата, как и следовало ожидать, оказались разрисованы назидательными картинами маслом. Здесь красочно повествовалось о сотворении Города, его заселении первыми жителями, а центр плафона занимала картина, где сам Господь со сворой ангелов через прикосновение указательного пальца наделял ныне здравствующего бургомистра верховной властью. Правда, по странной прихоти художника совсем не худой бургомистр возлежал на холодных камнях абсолютно наг. Пистос некоторое время потратил на осмысление нравоучительного посыла. Но так его и не уловил. Возможно, какой-то тайный смысл заключался в форме развевающейся божественной туники…
– Вам нравится?
Пистос оглянулся. Рядом стоял молодой человек в строгом костюме.
– Росписи нашего местного гения – Миколы-Анжелы.
Заметив удивление на лице посетителя, молодой человек пожал
