Некоторое время Борман наблюдал за поединком, удивляясь, откуда столько энергии у этих двоих: и жарко, и кушать хочется, и работают без выходных вторую неделю, а на них глянешь — веселая возня студентов на картошке.
— Так, все зачахли. Слушай сюда, Череп. Тебе последнее китайское предупреждение: еще раз чего выкинешь — уволю без выходного пособия.
Чувствующий себя победителем Спирт не удержался:
— И руки не распускай, а на ночь мы тебе рот лейкопластырем залепим, чтобы своих не обжирал.
— Это, между прочим, всех касается, — добавил Борман. — Мы должны быть одной командой. Всем все понятно?
В ответ он услышал неразборчивое мычание, тональность которого свидетельствовала о принципиальном одобрении сказанного со скрытой оговоркой — мол, случись что, не взыщи, каждый сам за себя. Спирт как ни в чем не бывало прошел мимо Черепа, словно конфликт исчерпан, и снова заныл:
— Так жрать будем или нет?
Борман похлопал себя по карманам.
— Как малые дети — жрать, жрать… Череп, давай дуй в деревню. Там коммерческий ларек должен быть. Возьмешь жратвы.
Спирт усмехнулся:
— Ну и хрен мы ее увидим, он же все по дороге сожрет.
— Вот ты и пойдешь с ним, для контроля.
Череп почесал затылок.
— А че, только еды брать? Может, водочки? Горючее, между прочим, тоже закончилось.
— А ты на водку заработал?
Спирт вступился за Черепа:
— Борман, ты не прав. Посмотри, мы всю округу как кроты изрыли. Земля как ломтик сыра. Вся в дырках.
— А толку, что роете… Пока от вас одни убытки. Кормить, поить, вас, дармоедов…
— Это тебе место надо было лучше выбирать.
— Ты поучи еще. Ладно. Возьмете водяры два литра. И губу можете не раскатывать. Это в качестве премии будет. Ну все, встали. Вперед. Время деньги.
Череп подхватил пустой рюкзак. Борман отсчитал триста рублей и со вздохом, чуть медля, передал деньги Спирту.
— Чтобы чек взяли. И сдачу не забудьте вернуть. Все проверю.
* * *
Череп и Спирт шли по едва заметной тропинке, ведущей в ближайшую деревню. Лес был сосновый, кроны деревьев располагались высоко, и пространство вокруг хорошо просматривалось. Череп бодро вышагивал, предвкушая скоро хоть на время утолить свое практически постоянное чувство голода. Что-что, а поесть он любил, как, впрочем, и поболтать.
— Тоска. Что-то в последнее время не нравится мне наш командир.
Спирт срезал ножом ветку кустарника, сделал несколько взмахов, добиваясь пронзительного свиста. Он не любил таких разговоров. Конечно, от этого придурка едва стоило ждать провокации, но ведь и ляпнуть Борману может что по неосторожности. Между тем Череп продолжил, не дожидаясь ответа:
— Чего Борман на меня взъелся? Сам жрать нормально не дает, а требует… А я просто так ковыряться в земле не нанимался. Ты давно с ним?
— Третий год вместе.
— Ну и как тебе?
Спирт искоса посмотрел на Черепа.
— Он бригадир, конечно, не фартовый, но и не беспредельщик. Его держусь, потому что не кинул ни разу. Это редкость в наше сволочное время. Да и полегче с ним.
— Не понял…
— Объясню. Есть команды круче — аппаратура у них, то-се, но, знаешь, на их фоне Борман — интеллигент. В универе учился, на историческом. Так что работает по специальности — турнули его с третьего курса.
— За что?
— А хрен его знает. Мне так по барабану, но спец он вроде неплохой, в тему въехал. Места просекает.
— А Чуха что за чел?
Спирт расслабился: похоже, это был обычный треп.
— Чуха? Да так себе, мутный какой-то. Учились в одной школе. Пацаном когда был, помню, клей «Момент» нюхал. А теперь вот считает себя гением — художник-передвижник, блин. Я этого Пикассо спрашивал про ширево — божится, что нет. Но ты, ежели че увидишь, шепни мне или Борману. Нам наркоты тут не нужны.
— Ладно.
— А ты зачем поперся с нами?
— Да по приколу мне. Дома все равно делать нечего. Думал найти что-нибудь интересное, «Железный крест» или нож немецкий, а еще лучше — вальтер.
— Колись, небось раньше в скинах ходил?
— Ходил, а чего — весело было. Ребята там правильные. Мне нравилось.
— Небось «Майн кампф» читали?
— Читали.
— По слогам?
— По слогам.
— И Ницше читали?
— Почему читали, он сам нам говорил.
— Сам?! Ницше?!
— Ну, он у нас в бригаде типа авторитета был. Вождем просил называть. Там так принято было.
— И чего вам говорил этот Заратустра?
— Много всякого. Потом на посвящении поймали бомжа. Ницше и говорит: «Забей мразь — убей в себе ублюдка».
— Ну и как? Ты стал сверхчеловеком?
— Да нет. Бомж знакомым оказался. Я и не смог — ну чего мне его грохать, жалко. Сделал ноги.
— Да, не потянул ты на истинного арийца. Мелкая у тебя нацистская душонка.
— Зря ты так. Я, между прочим, по-серьезному во многом с Адольфом согласен. Правильно мужик мыслил. Лучше бы со Сталиным договорился и вместе Америку к ногтю придавили…
Впереди, меж сосен, показалось воинское захоронение, как пишут в газетах — «мемориал воинской славы», хотя такой высокий эпитет едва ли был применим к этому заброшенному погосту.
Спирт прищурился, с интересом разглядывая облезлые надгробия с поблекшими звездами.
— Идем посмотрим, че там такое. Вроде наша тема.
Следопыты легко перешагнули через низкую ограду в виде лавровых венков, отлитых из серого бетона. Во многих местах бетон отвалился и тяжелые аляповатые листья опали, обнажив ржавую арматуру. В центре мемориала стояла низенькая скульптура солдата в плащ-палатке, покрашенная облупившейся местами масляной краской. Воин, скорбя, склонил голову над плитой с едва различимым длинным списком фамилий захороненных в братской могиле. Череп некоторое время читал имена павших, затем достал нож и наклонился к постаменту.
— Сейчас я тебя, сволочь, увековечу.
Острием клинка, высовывая от усердия кончик языка, он коряво выцарапал в конце списка: «БОРМАН». Спирт, испуганно оглядевшись по сторонам, поторопил приятеля:
— Пошли. Увидят еще.
Демонстрируя нож, Череп криво усмехнулся:
— Ну че, пусть смотрят.
— Нам тут проблемы не нужны. Валим, говорю.
Череп и Спирт пошли к противоположной стороне мемориала. К ограде пришлось продираться сквозь заросли. Спирт несколько раз взмахнул прутом, ломая высокие побеги крапивы.
— М-да. Я памятник воздвиг себе нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа.
Не поняв аллегории, Череп спросил:
— Блин, где эта тропа?
* * *
Через полчаса Череп и Спирт вышли на окраину поселка. Вдоль разбитой грунтовой дороги тянулись покосившиеся заборы. У одного из них сидел колоритный дед в линялой армейской шапке-ушанке. Если бы не блеск его хитрых глаз из-под густых рыжих бровей, можно было подумать, что старичок дремлет в июльской жаре. Череп подошел к нему и на всякий случай погромче спросил:
