– Вы свободно владеете языком межгалактического общения – и это вторая причина, по которой вы попали на станцию. – Загнулся еще один палец, отчего образовался совсем неприличный жест.
– Ну и, наконец, третья, и главная причина – Полковник сделала паузу и внимательно посмотрел на Никиту поверх очков. – Вы чем-то не угодили начальству, или, возможно, перешли дорогу какому-нибудь влиятельному лицу, хотя вполне допускаю и банальный навет. Тем не менее, пытать вас не буду, не любопытен, знаете ли. Хочу лишь предупредить о своей нетерпимости к нарушителям уставов воинской службы, на вверенном мне объекте и требую от всех своих подчиненных их беспрекословного выполнения. В противном случае – наказание. Сами знаете какое.
– Извините, сударь – не знаю.
– Ах, вы не знаете? Так я вам скажу. Нарушители дисциплины отправляются на поверхность Земли, на пожизненную каторгу, что и случилось с вашим предшественником. – Полковник ткнул указательным пальцем в сторону своего собеседника. – И прекратите называть меня сударь. Что за анахронизмы вы себе позволяете? В войсках принято соблюдать субординацию. Вы вообще знаете, что такое субординация?
– Так точно, господин полковник.– Никита встал по стойке смирно. – Виноват, господин полковник.
– Так-то лучше, – проворчал Крикси. – А теперь идите, устраивайтесь на новом месте и штудируйте уставы. Даю вам на все про все три дня. В четверг приму зачет по караульной и строевой службам, а также дисциплинарный устав спрошу. Поэтому потрудитесь выучить.
– Смею заметить, что кроме упомянутых вами уставов еще существует кодекс чести русского офицера, – упрямо проговорил юноша.
– Могу вас успокоить – кодекс офицерской чести никто не вправе отменить, если конечно он не противоречит уставам.– Крикси махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена.
Никита коротко кивнул и вышел прочь, сразу попав под опеку вестового, который пригласил лейтенанта пройти в жилой отсек станции, где располагалась его каюта.
Осмотрев свое новое жилище, представляющее собой небольшой пенал, обставленный скудной мебелью, молодой человек впал в уныние от мысли, что, по сути дела, очутился в самой настоящей неволе. И неизвестно где еще лучше влачить свое существование – в замкнутых стесненных условиях орбитальной станции или на просторах зараженной планеты.
Так у Никиты первый раз появилась мысль о схождении на Землю, которая конечно испугала, но почему-то не показалась уж столь бредовой..
В доступной человечеству вселенной нашлось немало миров, где имела место быть биологическая жизнь, возникшая благодаря их уникальным природным условиям.
Планета Зея как раз относилась к таковым и до колонизации была заселена племенами сильно отстающих в развитии гуманоидов. К сожалению, местным аборигенам пришлось переселиться в резервации за хорошо охраняемый Периметр, дабы не мешать человеческой экспансии, которая затронула не только их родную планету, а и ее безжизненную, но богатую залежами соседку Геру. Именно благодаря редкостным природным ресурсам на Гере находился основной промышленный потенциал всей звездной системы Кастор. Зея же обладала довольно мягким климатом и являлась курортной зоной – тихим, уютным уголком Вселенной, находящимся под патронажем короля Британской Звездной Империи.
Городок Тилсбери раскинулся в сейсмически устойчивой зоне этой планеты и служил резиденцией герцога Зейского. Кроме того, он славился своими целебными источниками, благодаря чему стал паломничеством всякого рода больных, предпочитающих лазерному скальпелю хирурга лечение чудодейственными водами.
Именно этот город выбрал в качестве безмятежного пристанища космический бродяга Вильям Бартон, однажды осознавший, что к пятидесяти семи годам уже полностью удовлетворил некогда томившую его жажду приключений, и настало время заняться серьезно пошатнувшимся здоровьем, подлечить застаревшие раны.
Так случилась, что жизнь солдата удачи, прошедшего последнюю Галактическую войну и принимавшего участие в добром десятке локальных конфликтах, принесла некоторые дивиденды, позволившие купить небольшой домик в Тилсбери, разбить сад и копаться в земле, занимаясь разведением цветов.
Бартон прожил почти половину отведенных ему среднестатистических лет и представлял собой еще весьма привлекательного мужчину. Он был высок, крепок и смугл. Из-под седых бровей смотрели спокойные, но пронизывающие глаза, удивительно синие для такого смуглого лица. Бартон по привычке носил короткую армейскую прическу и предпочитал неброские скромные одежды, но на его костюмах всегда лежал некий отпечаток изящества, говоривший о хорошем вкусе. Весь его облик совсем ни вязался с новоиспеченным образом добродушного цветочника Билли, славившегося на всю округу тем, что мог запросто подарить редчайшие, баснословно дорогие орхидеи с планеты Гарпий какой-нибудь невзрачной девчушке, спешащей на выпускной бал.
Скажи кому из бывших сослуживцев, что их боевой товарищ – безжалостный наемник майор Билл Бартон разводит цветы – не поверят. Самому порой верилось с трудом. Но жизнь тем и замечательна, что всегда дает шанс начать все заново, лишь бы воля на то имелась. Всепобеждающая воля, способная заставить переоценить прошлое, осознать его нелепость и, в конце концов, найти новый смысл. Для Бартона он заключался в том, что можно было просто сидеть теплыми летними вечерами в своем саду, источавшим ни с чем не сравнимые ароматы, неспешно покуривать трубку, смотреть на далекие звезды и наслаждаться одиночеством, которое казалось таким упоительным по сравнению с давно надоевшей людской суетой.
Как долго мог разводить цветы отставной майор спецназа – сказать было сложно. Возможно пару – тройку лет, а возможно и до самой смерти, если, конечно, абстрагироваться от прошлой жизни, в которой он уже успел оставить след в виде довольно привлекательной дочки, вздумавшей разыскать своего папу. Причем, разыскать не для того, чтобы расплакаться и пустить слюни на широком плече найденного отца, а для того, чтобы высказать все, что наболело за двадцать шесть лет одинокой жизни человека, никогда не знавшего родительской ласки и поддержки.
– Ничтожество. – Такое емкое обращение услышал однажды в свой адрес копающийся в саду цветочник Билли из уст симпатичной молодой девушки, облаченной в незнакомую форму лейтенанта каких-то вооруженных сил. Услышал и не поверил своим ушам.
– Пардон, мадемуазель? – Бартон от неожиданности заговорил на французском, но потом все же одумался. – Извините, я не понял, что вы сказали.
