На поляне под навесом сидел со своими офицерами Фалькенберг. С ними был еще один человек — пленник под конвоем.
— Значит, тебя взяли живым, — сказал Марк.
— Я, как будто, выжил. А вот Джорджа убили. — Губы босса скривились в усмешке. — А ты им помогал. Прекрасный способ отплатить за то, что мы вас приняли.
— Вы нас приняли! Ты изнасиловал…
— Откуда ты знаешь, что это было изнасилование? — спросил босс. — Конечно, никакого проку от тебя не было. Ты дурак, Фуллер. Твоя помощь не имела никакого значения. Имело ли значение хоть что-то, что ты делал?
— Достаточно, Чамблисс, — сказал Фалькенберг.
— Конечно. Вы теперь начальник, полковник. Вы нас побили, теперь можете приказывать. Мы с вами очень похожи.
— Возможно, — сказал Фалькенберг. — Капрал, отведите Чамблисса на охраняемую площадку. И проследите, чтобы он не сбежал.
— Сэр.
Солдаты сделали знак ружьями. Босс пошел перед ними. Казалось, он их ведет.
— Что с ним будет? — спросил Марк.
— Мы передадим его губернатору. Думаю, его повесят. Проблема, Фуллер, в том, что делать с вами. Вы нам помогли, а я не люблю оставаться в долгу.
— А какой у меня выбор? — спросил Марк.
Фалькенберг пожал плечами.
— Мы могли бы дать вам лошадь и оружие. До ферм на юге дорога длинная, но, добравшись туда, вы, вероятно, смогли бы избежать плена. Если это вас не устраивает, мы могли бы замолвить словечко перед губернатором.
— И что это мне даст?
— По крайней мере, он согласится забыть о вашем побеге и убедит вашего хозяина не наказывать вас за кражу лошадей и оружия.
— Но я буду по-прежнему под приговором. Снова стану рабом. А что будет с Хуанитой?
— Полк о ней позаботится.
— А это что значит? — спросил Марк.
Выражение лица Фалькенберга не изменилось. Марк не мог понять, о чем думает полковник.
— Я хочу сказать, Фуллер, что солдаты не одобрили бы, если бы я передал ее губернатору. Она может оставаться с нами, пока не кончится срок ее ученичества.
Марка охватил поток противоречивых чувств. Он открыл рот, потом снова закрыл. Значит, тыне лучше босса.
— Полковник Фалькенберг хочет сказать, — вмешался майор Севедж, — что ей будет позволено оставаться с нами, сколько она захочет. Нам не нужны женщины, и существует еще много различий между нами и вашим Свободным государством. Полковник Фалькенберг командует полком. Он не распоряжается толпой.
— Конечно. А что если она захочет пойти со мной?
— Тогда мы позаботимся, чтобы у нее была такая возможность. Когда она выздоровеет, — сказал Севедж. — Это будет ее выбор. А чего хотите вы? Нам некогда.
Чего я хочу? Боже, я хочу вернуться домой, но это невозможно. Грязный фермер, вечный беженец. Или раб еще по крайней мере на два года.
— Вы предлагаете мне не очень приятный выбор.
— Когда вы пришли сюда, выбора у вас было еще меньше, — сказал Севедж.
К навесу привели под охраной группу пленных. Они нервно поглядывали на сидящих офицеров, а караульные небрежно поигрывали оружием. Марк облизал губы.
— Я слышал, вы зачисляете к себе кое-кого из Свободного государства.
Фалькенберг кивнул.
— Немногих,
— А пилот вертолета вам не нужен? Майор Севедж усмехнулся.
— Я тебе говорил, Джон Кристиан, что он попросится.
— Вы знаете, на что идете? — спросил Фалькенберг. — Солдаты не рабы, но должны выполнять приказы. Любые приказы.
— Рабы тоже должны подчиняться.
— Срок пять лет, — сказал Севедж. — Дезертиров мы находим.
— Да, сэр. — Марк по очереди посмотрел на офицеров. Те сидели с бесстрастными лицами. Молчали и даже не смотрели друг на друга, но они были одно целое. И со своими солдатами тоже. Марк вспомнил компании своего детства. Принадлежать к ним было очень важно, хотя он не понимал почему.
— Вы рассматриваете полк как очередной вариант, как неприятную альтернативу, — сказал Фалькенберг. — Если так, то этого недостаточно.
— Он сам к нам обратился, полковник, — сказал Севедж. — Мог и не обращаться.
— Я вижу, вы ему покровительствуете.
— Да, сэр.
— Отлично, — сказал Фалькенберг. — Сомневаюсь, мистер Фуллер, чтобы вы понимали, какая честь вам оказана. Главный старшина, как отнесутся к нему солдаты?
— Никаких возражений, сэр.
— Джереми?
— Нет возражений, сэр.
— Адъютант?
— У меня есть его досье, полковник. — Капитан Фаст показал на консоль. — Из него выйдет прекрасный солдат.
— Но не обязательно прекрасный летчик.
— Нет, сэр. У него прекрасные показатели интеллекта. Но я сомневаюсь в его мотивации.
— Да. Но нас ведь обычно не слишком волнуют мотивы тех, кто к нам записывается. Мы лишь требуем, чтобы они вели себя как солдаты. Есть возражения, Эймос?
— Нет, полковник.
— Тогда решено. Фуллер, вам назначается испытательный срок. Это будет не самый легкий период в вашей жизни. Право быть в нашем полку нужно заслужить. — Он неожиданно улыбнулся. — Не всегда можно позавидовать участи субалтерн-офицера.
— Да, сэр.
— Можете идти. Когда вернемся в наш лагерь, принесете присягу. И, несомненно, капитану Фасту понадобится дополнительная информация для его базы данных. Вы свободны.
— Да, сэр.
Марк вышел из-под командирского навеса. «Распалась связь времен, — подумал он. — Верно ли я цитирую? Неважно. Разве кто-нибудь хозяин собственной жизни? Я не смог им быть. Полиция, морские пехотинцы, босс, теперь эти наемники — все они указывают нам, что мы должны делать. А кто указывает им?
Теперь я один из них. Солдат-наемник. Звучит ужасно, но у меня совсем нет выбора. Это не карьера. Просто способ избавиться от рабства.
И все же…»
Он вспомнил утреннее сражение и почувствовал себя виноватым. Он остался жив. Мужчины и женщины умирали вокруг него, но он чувствовал себя живым как никогда.
Он прошел мимо могил. Почетный караул, не обращая внимания на жужжащих насекомых, ни на что не реагируя, стоял навытяжку рядом с этими закутанными в знамена фигуры, лежащими ровными рядами. «Теперь я один из них», — подумал Марк, сам не зная, кого имеет в виду: караульных или покойников.
— Господин президент!
— Да, господин вице-президент!
— С сожалением должен сообщить, что, вопреки правилам, капитан Оуэнсфорд принес выпивку на свой стол. Сэр!
Капитан Хесус Алана стоял в конце стола и ледяным взглядом смотрел на капитана Оуэнсфорда.
— Капитан Оуэнсфорд! Оуэнсфорд встал.
— Господин президент.
— Что вы можете сказать в оправдание своего ужасного преступления?
