Какое касательство имеют байки времен покорения Ардана и первого мятежа Волка к двуусой булавке, Дин пока догадаться не мог. Но он свято веровал, что нет дыма без огня. Почему-то не говорили, будто государь продал таргскую империю ходжерцам или управляет государством скверно и не так, как следует. Именно колдовство приписывали Аджаннару – обвинение для Таргена необычное и редкое.
Дин двигал булавку кончиком стила по листу бумаги, рассматривая ее нехитрое устройство. Смысл блестящего шарика с упругими острыми усами от этого яснее не становился. Но Дин изменил свое решение. Он отложил в сторону наполовину составленное письмо, взял чистый лист и написал Волку благодарность за приглашение. Булавку он положил в кошелек. Что бы она ни значила, – а, кстати, возможно, и ничего, – он придумал ей применение.
* * *
Джу не такой уж был дурак, как некоторые подумали. Он просил перевода на хорошо оплачиваемую работу, и отказать ему в этом переводе могли только по прямому приказу инспектора Диты. Дита, однако, подобного приказа не дал.
Джу получил распределение в Третью префектуру, потому что местом жительства указал Приречье. За двадцать ларов в месяц вполне можно было работать. Он уже решил, что оставит за собой квартирку – денег теперь хватит. Через день ему немножко жаль стало несостоявшегося офицерского звания, но Джу сразу по уши утопили в работу, и на сожаления не оказалось времени.
В кварталах, смыкающихся с портом, всегда полно было контрабанды. Джу выделили участок, человека с натасканной на пьяный гриб собакой, списки осведомителей и подозрительных лиц, познакомили с работающими в сопредельной области ребятами из таможни, и началось его стажерство в чине сержанта в славном войске Порядка и Справедливости.
В лицее над Джу все были начальники, а здесь он сам оказался начальник над многими – ситуация не в пример приятнее. Дома к нему вдруг стала клеиться рябенькая соседская дочка – третий день кормила Джу пирожками.
И у Джу возникла иллюзия, что его положение в этом мире слегка выправляется, хотя теперь и несколько в другой плоскости. Он постарался забыть дурацкие разговоры с государевыми приближенными, или кто там были эти люди. Хотя бы на время. Навсегда он все равно не смог бы. Червячок грыз его изнутри: в архиве Третьей префектуры хранилось дело о смерти его родителей. Но Джу в архив пока не ходил.
«Мне ничего не надо даром, – думал он. – Я все смогу сам. А то, видишь ли, опекунство надо мной устроили: того не думай, про то не говори, ходи по ниточке, дыши через соломинку… Тут и у святого терпение лопнет. Нет уж. Плевал я на Волка, плевал я на Иля. Не хочу быть придворным и не хочу быть подвывалой в стае. И умнеть, как Иль велит, тоже не хочу. Пусть сами решают свои дела, а я помогаю жить себе».
Джу закинул ногу на ногу и раскрыл подборку ночных новостей, с которыми ему по обязанностям положено было ознакомиться.
– Когда мы нормально жить начнем? – поинтересовался у своего коллеги Аглара младший дознаватель Шан. Из экономии они с Агларом снимали одну на двоих квартиру. – Какие-нибудь деньги остались после вчерашнего?
– Э… – Аглар кашлянул и почесал в затылке. – Не знаю.
Шан погрозил Аглару пальцем.
– Не верю, господин Аглар! – заявил он мерзким голосом, которым вел допросы.
– Не знаю, – повторил Аглар. – Не ори, и так башка трещит. И куда ты, кстати, вчера подевался, когда ночь настала?
Шан наморщил лоб.
– Какая ночь? Середина вечерней стражи всего-то. И никуда я не девался. Я на камушке сидел и винцо попивал.
– Темно – значит, ночь. Мошенник. Ты еще спрашиваешь меня, где деньги. Кто вчера был пьянее: я или ты?
– Господин Аглар, первоначально деньги были в вашем кармане.
– Ну так их нет там сейчас. Спокойнее тебе от этого стало?
Шан призадумался.
– Увы, – сказал он. – Брошу пить. Но не сегодня. Джу, дружочек, окажи последнюю услугу страждущему сослуживцу. Одолжи до аванса два медячка. А лучше пять.
Джу поднял голову от листков с новостями.
– Так мне же еще не платили ничего, – попробовал отказаться он.
– Эх, всему тебя учить надо. Мараш мне в долг не дает. Принципиально. А если ты спросишь – тебе даст. Только не говори, что для меня.
– Вылетишь ты со службы, – мрачно изрек Аглар. – Посмотри: вот я на работе не пью. Хотя, видит Небо, мне не легче твоего.
– Так у тебя и родственников нет в Управлении.
– У Чибя родственники были, и что? Гуляет по улице за пьянство и строптивый характер.
Джу аккуратно сложил листочки в конторку и пошел, куда ему велели – к старшему секретарю префектуры Кармарашу занимать два медяка. Вышел за дверь, так, чтоб Шан его не видел, вынул денежку из собственного кармана, посмотрел на нее и задумался о жизни. Шана он начал слегка презирать, едва лишь увидел. Шан был ищейка, каких мало, с собачьим нюхом и с устроенной специально для сыскной работы головой, но жил он неправильно: пил не по средствам.
Начальство на службе пока не объявлялось – ни префекта (как здесь говорили, «со свитой»), ни инспекторов, ни интенданта. В Столичном управлении, как слышал Джу краем уха, с утра было назначено большое совещание. Что-то там случится, или случилось. Но Джу волновался по этому поводу мало, ему хватало забот. Осведомитель сообщал, что на старых складах при суконной фабрике по ночам происходит какое-то шевеление, подкопан забор, и двое человек видели неподалеку от того района некого мерзавца по кличке Помогай, за поимку которого назначено вознаграждение. Промышлять охотой на знаменитых преступников, будучи в стажерах, рассчитывать, конечно, нельзя. Если награда достанется, ее положит в карман либо его наставник Аглар, либо старший инспектор участка, либо даже сам префект. Но от благодарности начальства зависит, два месяца Джу ходить в стажерах или год.
Джу решил быть добрым сегодня. За вчерашний день в его личной жизни случилось несколько серьезных событий. Соседская дочка, когда он немного покрепче, чем обычно, притиснул ее к плетню в огороде, со словами «то, что ты хочешь – это не любовь», – укусила Джу за палец, – а ведь представлялась такой сговорчивой. Потом Джу пошел с Агларом в храм к Неспящим, и, пока Аглар гостил в ризнице, принимая у слуг Единого какую-то жалобу и прилагающееся к ней вознаграждение, Джу успел выслушать целую проповедь о возвращении к человеку добра, которое тот творит.
От этого на Джу нахлынули воспоминания детства. Мысль о том, что прежде, чем что-то получить, нужно что-то отдать, засела у него в голове. «Может быть, потому мне не очень везет, что я никому не помогаю, – думал Джу. – Если разобраться, я отношусь к каждому человеку так, будто он пустое место. Наверное, это нехорошо. Попробую смотреть на людей иначе. За что я презираю Шана? Ведь Шан, в сущности, несчастный человек. Пьет не потому, что у него есть деньги, а потому, что не может остановиться, и без вина ему плохо. Дойду-ка я до лавки и принесу ему кувшинчик. Может быть, и мне кто-то окажет нежданную услугу…»
