— Веди, Сусанина, — и я пошел вслед за сторожко шагающей голованой. В кровь плеснуло привычной яростью охоты на двуногих. Так, в меру, чтобы в голове прояснилось, и кровь разогналась.
Через километр я впервые услышал то, что слышала голована. Крики. И если бы Герда не передала бы мне, что это кричит человек, в жизни бы я в это не поверил. Ладно, идем вдоль берега небольшой спокойной речушки, вдоль нее далеко слыхать, вокруг уже лес, который неплохо гасит звуки. Несмотря на кажущуюся тишину. Я уже научился не обращать особого внимания на свист ветра, шелест и шорох листвы и веток, птичьи крики вызывают настороженность лишь некоторые.
Снова крик. Что там такое, пытки, что ли? За службу мне много чего пришлось увидеть, и крики в эфире от боли и ужаса тоже слыхал. Но они обычно короткие, система жизнеобеспечения скафандра мгновенно срабатывает, обезболивая, и то и отправляя в сон пострадавшего. Правда, наркоз это основном гражданские, наш брат хватал нехилую дозу наркоты, блокирующей боль. И при этом сохраняющей относительную, конечно, ясность мыслей. Здесь же нет ничего этого, и человек просто захлебывается от криков. Невозможно понять даже, кто кричит — мужчина или женщина.
Так, в таких нерадостных, но просветляющих сознание мыслях, я за голованой подошел к довольно широкой тропе. Вдоль тропы было видно поляну на берегу все той же речушки, двух деловито собирающихся людей и висящего в воздухе голого человека. Впрочем, сообразил я, он не висел, его на кол посадили!
Додумал эту мысль я, ловя в прорезь прицела ближайшего ко мне человека. Вдох — полувыдох, выстрел. Один из палачей, недоуменно махнув руками, повернулся и осел кулем. А второй длинным кувырком ушел на край полянки, к кустам. Впрочем, меня тоже уже на дороге не было. Гильза, выброшенная из винтовки еще не коснулась земли, как я уже исчез с тропы, загоняя на ходу патрон в патронник. Короткой перебежкой метнувшись до мощного куста, залег за него, и ужом пополз в неглубокой промоине. Началась игра — кто кого переждет, переползает, перехитрит.
Прислушиваясь к лесу, я вдруг понял, что у меня прибавилось еще пара глаз, при этом я стал видеть себя со стороны, резко улучшился слух — второй шел, тихо шурша палой листвой параллельно мне метрах в ста. Про нюх я вообще не говорю, целый букет ароматов в голову влетел. У меня чуть голова не закружилась. Впрочем, я практически мгновенно адаптировал все это как указания на лицевом стекле скафандра и сообщения нейросети. Что-то похоже. Не так, но совсем иначе, но смысл тот же. Тем более, что Герда явно старалась мне помочь. Но фантастическое ощущение — разом мир вырос.
А зевать некогда, второй-то совсем не лыком шит, явно где-то служил. Видна школа, правда, не самая лучшая. Какая-нибудь пехота с окраинных планет. Но все равно, движется правильно. Опаньки, а вот еще один. Их трое было, не двое. Здоровенный лосяра, теперь меня совсем не удивляет, как они того бедолагу на кол взгромоздили. Топает от дерева к дереву, перебежками. В полный рост, едва пригнувшись. Винтовку держит привычно, а вот думать правильно не умеет, не учен. Не страшно, но подставляться не стоит, Герда меня на второго выводит аккуратно. Сначала он, потом гражданский.
Ползя вдоль линии кустов, я прямо наслаждался работой с напарницей. Герда явно залегла где-то под кустом, и больше слухом, а порой и взглядом следила, вела моих противников. Они не знали где я, а я точно знал, где они. Не война — наслаждение.
Перевернувшись на бок, вытащил револьвер, тихо взвел курок. И выстрелил в удивленное лицо второго, который выполз мне навстречу из-за кустов. Тело второго не успело упасть, как меня рядом уже не было. Третий замер у дерева, а потом не нашел ничего лучшего, кроме как начать звать напарника. Марселем его кликали, оказывается. Так и стоял, крутил винтовкой из стороны в сторону, пока я ему с сорока метров не прострелил голову. Тяжелая винтовочная пуля практически снесла ему верхушку черепа. Итого — два минус точно, третий лежит на поляне, окровавленными руками держась за живот. Пока жив, но ненадолго.
Практически неслышно я вышел на поляну с обратной стороны, из-за все еще живой жертвы. Первый меня не видел, да и не слышал. Чтобы слышать, надо тише стонать, и материться по-французски. Причем с жутким акцентом. Похоже, с „языком“ мне не светит, а потому я просто выстрелил ему в затылок из „кольта“. Я не маньяк, и не палач, мне лишние муки людские ни к чему.
Повернувшись к изрезанному мелко и неглубоко, но практически по всему телу, с изуродованным пахом, сидящему на колу, но все еще живому мужику, глянул в его измученные, но все сознающие глаза.
— Добей! — просипел мужик.
— Прости, — я взвел курок револьвера, и выстрелил ему в лоб. Ни к чему лишние мучения, пуля в сердце далеко не всегда убивает мгновенно, тем более в нынешние времена. Мало ли, может имплант там у него какой. А вот разрушение головного мозга — верная смерть. Здесь, по крайней мере, скорой медицинской помощи поблизости нет, а с орбиты к нам явно не торопятся спускаться.
От этих мыслей в душе поплохело. Как там Лара? Вывели ли ее из комы, сумели ли восстановить мозговую ткань, нет ли неизлечимых последствий? Блин, взвыть захотелось.
— ЫИИАА!!! — заревел на краю поляны маленький, но горластый ослик. Серый такой, длинноухий. В детстве помню, на таком в цирке катался. Герда вышла на полянку, и укоризненно глянула на меня.
— Знаю, дурак! Поторопился. Психанул, сорвался. Извини, подруга, постараюсь исправиться! — я присел перед прихромавшей голованой, и прижался лбом к ее широкому лбу.
Так и сидел с минуту на поляне, где кроме меня, Герды и ослика один мертвец лежал, а второй стоял. Ну а потом поднялся, поглядел на мощный, грубо остроганный кол, загнанный в щель колоды, и перекинул на грудь дробовик. Заменил пулевой патрон на мелкую дробь, и выстрелил в основание кола. Можно было и повыше, но не хотелось щепой повредить тело мужика. Ему и при жизни досталось.
Дробовой заряд срубил деревяшку, тело бедолаги завалилось на меня, и упало ничком.
— Дурная смерть, — переворачивая тело, заметил я. — Надо хоть похоронить его будет по-божески. А что с этими делать, не знаю.
Герда, фыркнув, переслала мне образ лис, барсуков, которых в этом леске было множество, как оказалось.
— Ну-ну, — хмыкнул я, накрывая тело куском старого брезента. — Присмотришь здесь? Надо трофеи собрать, и наши шмотки перетащить. Ты никого кроме лис с барсуками не учуяла?
Герда почти человеческим жестом пожала плечами. Мол, сейчас точно нет, а что будет потом — кто его знает?
— Ладно, тогда я пошел. До темна надо все собрать и перетащить, — тут я еще разок поглядел на тела, на груженого ослика. — Хотя… знаешь, ночевать мы будем на нашей полянке. Так будет намного спокойнее.
