— На юго-западное побережье на выходные. Отдохнуть, — ответил Колька.
— Хорошая вещь, — пионер подмигнул. — Невесте понравится!
— (Я) (Она) не невеста!!! — голоса Кольки и Элли слились в единый испуганно-возмущённый вопль.
— О-о-о! — парень приосанился. — Для меня не всё потеряно, а?!
— Я Настьке-то всё расскажу, — ухмыльнулся сидевший рядом с ним рослый парень со светло-серыми глазами, смотревшими с узкого загорелого лицо из-под латунного цвета чёлки. — Она тебе устроит… вечер потерь.
— Заложишь?! — ужаснулся имперец, даже руку к сердцу приложил. — Ты ж мне почти как брат, Олег!
— Ради спокойствия в ваших рядах — заложу, — твёрдо и непреклонно отозвался Олег. Угощавший Элли ситро мальчишка воинственно придвинулся ближе к имперцу и заявил:
— Я за Дениса! Кто против нас?!
— Нет, тут я не потяну, — неожиданно серьёзно сказал Олег. А имперец — Денис — приобнял младшего мальчишку и потискал его плечо. Колька только теперь заметил две не совсем обычных вещи в облике этого Дениса. Во-первых — его кинжал. Не пионерский "соболь" или ещё какой-то нож, который "просто нож", а — именно наградной кинжал — ножны чёрного дерева со скрепами из серебра, серебряная цепочка подвеса… обоюдоострое лезвие, похожее на клюв дятла — длиной где-то в хорошую мужскую ладонь — переходило в мощное рикассо, на котором у небольшой овальной гарды виднелся знак-ведаман… простая стальная рукоять, превращавшаяся в тяжёлое навершие, пропущена через шероховатое даже на вид дерево, несокрушимый дуб, обработанный до глубокого красноватого мерцания… А во-вторых — на груди Дениса, полускрытая разноцветными аксельбантами, видна была неприметная орденская планка. И, если Колька правильно помнил, что к чему, это была Рука Помощи (1.)
1. Один из орденов Русской Империи. Им награждаются за действия, изменившие к лучшему судьбу народа или страны.
Элли тоже всматривалась в парня, а потом уверенно сказала:
— Денис Третьяков, — в голосе её было восхищение и почти преклонение. — Ты — Денис Третьяков?!
— Ох, — парень вздохнул печально. Младший его спутник гордо ответил:
— Да, он Денис Третьяков! Мой брат!
— Володька! — строго прикрикнул Денис. Младший надулся:
— Я уезжаю в конце лета, уже уехал, можно сказать, а ты мне даже тобой погордиться не даёшь! — выпалил он под общий хохот. Но Элли не унималась:
— Последний комплект портретов-биографий "Слава Имперской Пионерии"…
— Это я, — кивнул Денис. — Умоляю, девушка, милосердия! Я самый обычный… вон, лучше давайте Володьку обсудим.
— Меня?! — мальчишка сделал большие глаза. — За чтоооо?!
— В сентябре он уже будет учиться в музыкальной школе в Великом Новгороде, — продолжал Денис. — Это будущий великий певец…
— Динь! — мальчишка начал краснеть, но потом внезапно раздумал и заявил: — Ну да. Я тоже так думаю.
— Хвастун, — усмехнулся Денис.
— И ничего не хвастун, — Володька решительно встал на ноги, отшагнул к окну и встал к нему спиной, держась руками за блестящий поручень. Постоял, чуть хмурясь, потом поднял подбородок…
— Я песню знал в родном краю,
И эту песню вам пою.
Её в боях сложил народ,
Такая песня не умрёт!..
…У мальчишки был замечательный голос. Колька сам умел петь и мог точно сказать — голос просто восхитительный. Наверное, насчёт школы в Великом Новгороде — правда, мелькнуло у него в мыслях, пока он слушал песню — кажется, он слышал её и раньше, но только точно не мог вспомнить…
— В край счастливый, мирный и свободный
Враг неволю и смерть несёт.
Нет печальней скорби всенародной,
Ничего нет страшней, чем гнёт.
Чу! Чей-то шаг
Слышен в горах,
В сердце врага —
Злоба и страх.
Э-ге-гей, э-гей-о-гей!
Это клич отважных.
— Кто идёт?
— Вольный народ,
Смелый отряд боевых партизан!
— Что поёт
Вольный народ?
— Песню о вольном ветре!
И тут неожиданно откликнулась компания парней и девушек, на вид — рабочих, видимо тоже куда-то ехавших на выходные — в хвосте вагона —
— Друг мой, будь как вольный ветер,
Ветру нет преград на свете.
Птицей летит в просторы,
Мчится в леса и горы.
Друг мой, будь как вольный ветер,
Твой путь — путь всегда вперёд,
Солнце лишь смелым светит,
Счастье лишь к нам придёт!
Володька улыбнулся, бурно дирижируя — конечно, в шутку — руками. Потому что пели уже очень многие — не сказать, чтобы "весь вагон", нет, но — многие, а весь вагон — слушал…
— В нашем небе тают злые тучи,
Это солнце взошло во мгле.
Вольный ветер, грозный и могучий,
Загулял по родной земле.
Песня летит,
Сердце горит.
"Слушай, сынок!" — Мать говорит.
Эге-гей-гей-о-гей!
Это клич отважных.
— Кто идёт?
— Вольный народ,
Смелый отряд боевых партизан!
— Что поёт
Вольный народ?
— Песню о вольном ветре!
Друг мой, будь как вольный ветер,
Ветру нет преград на свете.
Птицей летит в просторы,
Мчится в леса и горы.
Друг мой, будь как вольный ветер,
Твой путь — путь всегда вперёд,
Солнце лишь смелым светит,
Счастье лишь к нам придёт! (1.)
1. Стихи Алисы Вагнер, Хайнриха Мюллера.
Весь вагон — вот теперь уже точно весь! — начал хлопать, а этот Володька, ничуть не смутившись, только улыбнувшись, сел на своё место. И заявил:
— Ну что, разве я для этой школы не подхожу?!
— Вот какой у меня младший брат! — с искренней гордостью сказал Денис. — А вы всё — Третьяков, Третьяков… — и смущённо махнул рукой. — Да я же самый обычный!
* * *
Город Балхаш — второй по величине город республики — промелькнул видением. На перекрёстках стояли дозоры — полиция с автоматическим оружием и спешенные Чёрные Гусары — а улицы патрулировали рабочие, тоже с оружием. Видимо, в городе никак не могли прекратиться волнения, о которых Колька слышал ещё в своих странствиях по берегам моря — волнения, связанные с национализацией почти всей местной промышленности, связанной с рыбным хозяйством, помноженные на раскрытие секты, приносившей в жертву детей и плотно связанной с частью верхов республики. Но увы, увы и ах, стыд и позор — политические дела тоже промелькнули мимо юноши и девушки, которые слишком спешили на утренний шестичасовой экраноплан.
