Никита закричал. Ему казалось, что его вышвыривают за борт – в открытый космос. Будто заработал гигантский пылесос, избавляющий Отель от ненужного хлама. Никиту несколько раз ударило о внутреннюю поверхность трубы. Благо, она была довольно гладкой, однако мысли смешались еще больше.
И окончательно покинули его после глухого болезненного удара.
Когда Никита очнулся, он понял, обо что был последний, самый болезненный удар, после которого до сих пор ныло все тело. Он полулежал, прислонившись к огромной решетке, за которой замер невероятных размеров вентилятор. Перед решеткой был довольно обширный зал, к которому, словно соты, сходились многочисленные трубы. Через одну из них он и прилетел сюда.
Высоко над головой слабо горел какой-то светильник. Что ж, решил Никита, если здесь есть свет, значит, время от времени сюда приходят люди. И выходят живыми, надо полагать.
Он с трудом поднялся. Ужасно ныл бок: там как раз висел в кобуре сложенный топор. Очевидно, им он и ударился.
Впрочем, он легко отделался. Видимо, вылетел из трубы, расположенной на первом или втором уровне. А грохнись он метров с двадцати… Однако отсюда надо убираться. Раз есть свет, и кто-то должен обслуживать эти титанические устройства, значит, где-то должен быть выход, который не придется вырубать топором. Тем более что этот «смеситель» сделан из куда более прочного металла, чем трубы.
Выход, будто специально для него, был обведен мерцающей красной полоской и располагался под большой красной стрелкой. Не раздумывая, Никита повернул массивный рычаг и толкнул дверь наружу. После чего вылез на яркий, будто дневной свет. Дверь за ним захлопнулась с громким щелчком.
А следом Никита увидел людей.
И шарахнулся назад от неожиданности, неловким движением обломав ржавую ручку двери, через которую вошел сюда. А потом он узнал этих людей и несколько успокоился. Ведь от этих несчастных меньше всего можно было ждать зла.
Они стояли и молча смотрели на него. Смотрели равнодушно. Не мигая. Взглядом, уже знакомым Никите. Но были их не единицы и даже не десятки. Огромная толпа заполняла все видимое пространство этого уровня…
За спиной знакомо загудел воздух в трубах, завибрировала стенка. И Никита взял себя в руки.
– Всем привет! Как дела? Как погодка? Хорошо выглядите! Что новенького?..
Он шел, нарочито бодро бормоча эту чушь, а толпа расступалась перед ним, также смыкаясь позади, и он чувствовал себя каплей масла, скользящей по поверхности воды…
– Эй, задумчивые! Чего задумались? Замышляете побег? Это нехорошо, нехорошо! Хозяева так радушно приняли вас, избавили от всяких ненужных мыслей… Правда, и от нужных мыслей тоже избавили, но кто в этом виноват? Зачем вы летели именно этим рейсом? Неужели трудно было подождать до следующего? Вот к чему приводит излишняя спешка…
Никита шел и говорил все громче, скорее от страха, чем из желания услышать хоть что-нибудь в ответ. Хоть какой-нибудь обиженный выкрик!
Но ответом была только тишина и немигающие взгляды.
– Да вы просто безмозглые тупицы! Вы – рабы, бессловесные роботы! Молчаливое стадо, идущее на бойню! Ну, чего молчите? Бездушный жмых…
– А ты кто?!
Никита подскочил, будто ужаленный. Есть! Хоть кто-то отозвался на поток его отчаянных оскорблений!
– А кто ты сам?! – спросил сутулый старик в рабочем комбинезоне, что шаткой походкой приближался к нему, с негодованием сжимая кулаки. Старик был тощ, с длинными белыми волосами, окаймлявшими вытянутое лицо с массивным носом. Видимо, в молодости он был силен и вспыльчив – таким огнем светились его глаза.
– Кто ты такой, чтобы оскорблять несчастных людей, которых лишили единственного, что имеет ценность в мире – собственной души? Кто ты, что смеешься над ними, даже не представляя, какой ужас пришлось им пережить и что сейчас творится в их несчастных изуродованных мозгах? Кто ты такой, чтобы называть живых людей – жмыхом?!
– Да я… – опешил Никита от такого напора. – Я просто хотел найти среди них хоть кого-то, с кем можно разговаривать… И видите – нашел вас…
– Да с чего ты решил, что я буду с тобой разговаривать?! – не желая успокаиваться, отвечал старик. – Знаешь ли ты, что пришел в обитель скорби, в место, где эти несчастные тихо и безропотно умирают? Потому что человек не может жить без души… Это хоть ты понимаешь?
– Я… Не знал… Я ничего толком о них не знаю… Может, вы мне расскажете?
Старик, не ответив, прошел мимо Никиты и шаркающей походкой направился прочь. Никита последовал за ним на почтительном расстоянии. Старик подошел к лестнице и стал подниматься. Долго, мучительно, кряхтя и отдуваясь. Никита не решался продолжать разговор, пока старик не добрался до какой-то темной ниши под путаной мешаниной из все тех же тускло блестящих труб. Старик плюхнулся в плетеное кресло и замер.
Никита медленно, словно боясь спугнуть его, подошел поближе и подтянул себе какую-то шаткую табуретку. Сел осторожно, на краешек, виновато глядя на старика. Глянул себе под ноги. Под решетчатым металлическим полом медленно бродили взад и вперед тихие людские потоки. Зрелище, надо признать, было не для слабонервных.
– А что… с ними будет? – решился наконец спросить Никита.
Старик запыхтел и заерзал в своем кресле. На Никиту он не смотрел. Но, казалось, несколько смягчился.
– Половина умрет, – сказал он. – Потому что не сможет принимать пищу. Их отправят за борт. Другую половину продадут в рабство…
– А разве они смогут выполнять какую-то работу? Они же…
– Конечно, не смогут. Пока им не вставят управляющий чип. Лет пять такой раб, может, и проживет. Только разве это жизнь?..
– Это ужас, – тихо сказал Никита. – А вы что, тоже из пленников? Вы с рейсового корабля? С патрульного? Или работали на Отеле?
Старик усмехнулся. Внимательно посмотрел на чрезмерно любопытного гостя.
– Можешь гадать дальше. Ответ-то гораздо проще. И куда для тебя неприятнее, Никита…
Никита чуть не упал со своей табуретки.
– Вы… Пират?
– У тебя всегда были проблемы с фантазией, Ник. Все-таки надо было тебя тогда отстранить от дел. Глядишь, поступил бы в свой институт или куда там ты хотел, стал бы жить, как нормальные взрослые. Нет, нам ведь подвигов не хватало! Все туда же, в ныряльщики! Романтики ему захотелось…
Никита привстал и расширившимися глазами впился в это незнакомое морщинистое лицо. Незнакомое и жутким образом узнаваемое одновременно… Это было страшно и отвратительно, словно у его маленького братика лицо покрылось вдруг старческими морщинами и выросла седая борода…
– Денис?! – прошептал Никита.
– Хорошая у тебя память, – устало ответил старик. – Столько лет прошло… А для тебя небось всего пара дней здесь, в этом мире?
