— Не хотите начать проповедь, брат Франциск? — поинтересовался охранник по имени Макс — тот, который жаловался мне на голодовку пленника.
Святой улыбнулся.
— Слушай, Макс, посмотри-ка, а у нас цветы из-под колес не вырастают? — подхватил его напарник.
Макс честно высунулся в окно и изучил дорогу.
— Не-а. Наверное, почва неподходящая, асфальт всё-таки.
— Прекратите! — строго приказал я.
Через полчаса мы остановились в горной долине, возле небольшой придорожной забегаловки, и пошли обедать. Франциска оставили в машине под присмотром Макса.
Я взял две порции гамбургеров в булочках и два яблочных пирожка.
— Пойду отнесу старику, — объяснил я Марку. — Вы пока ешьте.
— Да что ты с ним цацкаешься? — возмутился мой напарник. — Он не дитя малое. Слава богу, старше нас с тобой вместе взятых и, знаешь ли, поумнее. Тоже мне, беднячок!
— Не сердись, Марк Он просто сумасшедший старик.
Я вышел из кафе и сел в машину на заднее сиденье, рядом со святым.
— Вот, поешьте. Гамбургер можно вынуть. Возьмите булочку. Здесь капуста, огурчик.
Франциск вытянул за хвост обрезок капустного листа и отправил в рот.
— Спасибо.
— Слушай, Петр, — обратился ко мне Макс. — Мне тут надо отойти. Ты не посторожишь?
— Иди, конечно.
Макс снял с руки браслет наручников, которыми был скован с Франциском, и передал его мне вместе с ключом.
— Не люблю я этого, — сказал я, когда Макс ушел. Снял браслет с руки святого и с отвращением бросил наручники на переднее сиденье.
— Спасибо, — сказал святой, потирая запястье
— Слушай, брат Франциск, убирайся, а, надоел ты мне до смерти!
— Нет! Что вы! Вас за это накажут.
— Ничего мне не будет. — Я открыл дверь и попытался вытолкнуть святого наружу. Но он уперся.
— Не надо, сеньор Болотов! Вы себя погубите!
— О себе подумай! Ну, быстро, пока Макс не вернулся. Он не такой добрый!
Франциск покачал головой.
— Если у вас в раю все такие идиоты, я предпочту ад! — Я увидел, что Макс появился из-за поворота и приближается к нам, и захлопнул дверь.
— Не надо, молодой человек, в аду хуже, — серьезно сказал Франциск
— Я снял с него наручники, — объяснил я, когда Макс сел в машину. — Он и так не сбежит.
— Угу. Я тоже так думаю.
— Это тебе, — я пихнул ему вторую, нетронутую порцию гамбургера. Вообще-то я планировал ее для себя, но как-то расхотелось. — Я пойду к Марку.
После обеда, как только мы с Марком и вторым охранником, Сергеем, вышли на улицу, мы сразу почувствовали неладное. Дверь нашей машины была открыта, и в салоне не было заметно никакого движения. Мы бросились к автомобилю. Франциска там не было, а Макс лежал, откинувшись на спинку сиденья Он был без сознания. Я нашел в аптечке нашатырный спирт и сунул ему под нос, а Марк применил более радикальное средство: он отхлестал своего подчиненного по щекам, не слишком доверяя медицине. Макс очнулся.
— Что случилось? — требовательно спросил я. — Где Франциск?
Макс ошалело посмотрел на пустое сиденье.
— Не знаю.
— Как это не знаешь?
— Мы молились. Святой Франциск предложил помолиться перед едой, и я решил, что это правильно.
— «Решил; что это правильно», — передразнил я. — Нашел с кем молиться! Ну и что?
— Был свет, очень яркий, и словно шорох крыльев. Потом… Не помню…
— Перед Господом ответишь! — строго сказал я.
Остаток дороги до Рима прошел невесело. Макс был подавлен, я кусал губы, а Марк подозрительно смотрел на нас обоих, словно на заговорщиков.
Мы свернули на виллу Боргезе со стороны улицы Витторио Венето, проехав под очередной римской развалиной. После поселения здесь Эммануила часть парка закрыли для посещения, и на входе у нас проверили пропуска. Господь принял нас сразу, и я решил начать с хорошей новости:
— Орден святого Франциска вынес решение присоединиться к присяге.
Господь кивнул.
— А сам Франциск Ассизский?
— Он был у нас в руках, — я вздохнул. — Но ему удалось бежать.
— Как? — Учитель впился в меня глазами.
Я рассказал. Равви поморщился.
— Все за дверь. Я буду говорить только с Максом. Далеко не уходите.
Мы проторчали под дверью минут пятнадцать. Я рассеянно смотрел в окно на огромные кедры и платаны парка, когда на пороге наконец появился Макс.
— Господин Болотов, Господь требует вас, — весело сказал он.
Я обреченно вошел в комнату.
— Это правда, что ты снял с него наручники? — резко спросил Учитель.
Отрицать было бесполезно. Я кивнул.
— Почему?
— Он просто безобидный немощный старик…
— Безобидный и немощный вас всех переиграл! Надо было поменьше с ним разговаривать.
— Он был такой смиренный…
— Смирение — великая сила. Тебе бы поучиться у него смирению и покорности, Пьетрос. Ты думаешь, что ты его спас? Нет! Ты его погубил, оставив в плену его заблуждений. И эта погибшая душа на твоей совести.
— Но я же его не отпускал!
— Ты думал об этом. И не смей утверждать, что это не так! Ты не веришь в меня, Пьетрос.
Я отчаянно замотал головой.
— Да, если бы ты верил в меня, ты бы привел ко мне своего лучшего друга, своего брата, свою мать. Привел бы связанными, если бы они посмели сопротивляться! И сделал бы это радостно и с легким сердцем, потому что верил бы в то, что я справедлив и милосерден и моя власть — благо. Ты виновен не меньше Лойолы и принесешь покаяние вместе с ним.
Я вопросительно посмотрел на Господа.
— Да, Лойола захвачен в Испании. И я уверен, что Филипп, в отличие от тебя, доставит его до места.
Эх! Лойолу я бы тоже не выпустил.
— Но ведь с Франциском был Макс, когда старик бежал, — попытался оправдаться я.
— Не суди других. Это мое дело. Итак, в день присяги, двадцать пятого декабря, ты придешь в собор Святого Петра босым, в одной рубашке, возьмешь свечу, встанешь на колени перед алтарем и не посмеешь подняться, пока я тебе этого не позволю. Приготовься, что это надолго. А до этого дня чтоб я тебя не видел!
— Я должен покинуть виллу?
— Безусловно! Кстати, знак на твоей руке пока буду видеть только я и святые. Ты ведь уже понял, что они видят знаки? Для всех остальных и для тебя тоже символ спасения исчезнет.
Я испуганно взглянул на тыльную сторону ладони. Трехлучевая свастика бледнела и истончалась, пока не исчезла совсем.
Я с ужасом посмотрел на Господа.
— И не удивляйся, если на тебя посмотрят, как на отверженного, — беспощадно заключил он. — Ты не достоин того, чтобы носящий Знак Спасения подал тебе руку! Всё. Убирайся, — и Господь отвернулся к окну.
