Разглядев лицо Рингер, он сразу понимает – что-то не так, и притормаживает. Лучше детей никто не читает по лицам. Только собаки.
– В чем дело, рядовой? – спрашиваю я.
– Кэсси не разрешает мне взять пистолет.
– Я с этим разбираюсь.
Кривится. Сомневается.
Я хлопаю его по плечу свободной рукой:
– Только дай сначала закопать Рингер. А потом мы поговорим об оружии.
Подходит Кэсси. Она практически волочит за собой Меган. Надеюсь, держит крепко и не отпустит. Мне кажется, что, если Кэсси ее отпустит, девчонка сразу убежит. Рингер кивает в сторону гаража.
– Через десять минут вертолет будет здесь.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Салливан.
– Я его слышу.
Кэсси многозначительно смотрит на меня: «Как тебе нравится? Говорит, что слышит». А все остальные слышат только гуляющий над бесплодными полями ветер.
– А шланг зачем? – спрашивает меня Кэсси.
– Чтобы я не отключилась и не задохнулась, – отвечает Рингер.
– А я-то думала, что ты – как вы это называете? Усилена.
– Так и есть. Но кислород мне все-таки нужен.
– Прям как акула, – замечает Кэсси.
Рингер кивает:
– Как акула.
Салливан уводит детей в гараж. Рингер спрыгивает в могилу и ложится на спину. Я поднимаю с земли ее винтовку и протягиваю вниз. Рингер мотает головой:
– Оставь там.
– Уверена?
Рингер кивает. Ее лицо заливает свет звезд. У меня перехватывает дыхание.
– Что такое? – спрашивает она.
Я отвожу глаза:
– Ничего.
– Зомби.
– Да ничего особенного. Просто подумал… мелькнуло в голове…
– Зомби.
– Ладно. Ты очень красивая. Вот и все. Я хочу сказать… Ты хотела узнать…
– Ты становишься сентиментальным в самые неподходящие моменты. Шланг.
Бросаю в могилу конец шланга, Рингер берет его в рот и показывает мне большой палец.
Теперь уже и я слышу вертолет. Звук еще слабый, но с каждой секундой становится громче. Засыпаю Рингер правой рукой, а в левой держу шланг. Ей ничего не надо говорить, я читаю в ее глазах: «Быстрее, Зомби».
Земля с мерзким звуком сыплется на ее тело. Я решил не смотреть. Закапываю Рингер, созерцаю звезды и со всей силы сжимаю шланг. В голове один за другим промелькивают варианты провала. Вдруг на борту будет целое отделение? Или прилетит не один «блэкхоук», а два? Или три? Или четыре? Или, например… Да что угодно может произойти.
Я не успеваю вернуться в гараж. Рингер полностью засыпана землей, а вот я торчу на открытом месте с пулей в ноге, и до прибытия вертолета надо еще пробежать сотню ярдов. Его черный силуэт уже виден на фоне звездного неба. Никогда не пробовал бежать с пулей в ноге. Не приходилось. Что ж, все когда-нибудь случается в первый раз.
Далеко уйти не получается. Ярдов через сорок пять – пятьдесят падаю лицом в грязь. Черт, ведь закопать Рингер могла и Кэсси! Мне было бы гораздо разумнее остаться с детьми, да и Салливан с удовольствием ухватилась бы за такую возможность.
Заставляю себя подняться. Секунд пять удерживаюсь в вертикальном положении и снова падаю. Слишком поздно. Я уже наверняка нахожусь в радиусе действия их приборов инфракрасного видения.
Ко мне подбегает пара тяжелых армейских ботинок. Пара рук поднимает на ноги. Кэсси закидывает мою руку себе на плечо и тащит к гаражу. Я болтаю раненой ногой, а на здоровой прыгаю, но основной груз тащит Кэсси. Зачем нужна двенадцатая система, когда у тебя сердце, как у Салливан?
Мы вваливаемся в гаражный кессон, и Кэсси тут же набрасывает на меня одеяло. Дети уже укрыты.
Я кричу:
– Рано!
Под одеялами накопится их тепло, и от защиты не будет никакого толку.
– Ждите моей команды, – приказываю детям, а потом обращаюсь к Кэсси: – Ты своего добилась.
Невероятно, но она улыбается и кивает:
– Я знаю.
– Пора! – кричит Бен, хотя, возможно, уже поздно – вертолет над гаражом.
Мы ныряем под одеяла, и я начинаю отсчет.
«Как я пойму, когда начинать?» – спросила я у Рингер.
«Две минуты, и вперед».
«Почему две?»
«Если не сделаем за две минуты, не сделаем вообще».
Что это значило? Я не спросила, но теперь подозреваю, что Рингер брякнула наобум.
Но я все равно считаю.
…тысяча пятьдесят восемь, тысяча пятьдесят девять, тысяча шестьдесят…
Старое одеяло воняет плесенью и крысами. Ни черта не видно. Но слышно. Все, что я слышу, – рокот винтов. Кажется, что «блэкхоук» совсем рядом. Приземлился? Решили проверить, что это за подозрительный холмик, столь похожий на свежую могилу? Вопросы, как медлительный туман, волнами прокатываются у меня в голове. Не так-то просто думать и одновременно вести отсчет. Наверное, поэтому страдающим от бессонницы и советуют считать.
…тысяча девяносто два, тысяча девяносто три… тысяча девяносто четыре…
Трудно дышать. Должно быть, отсчет имеет какое-то отношение к тому, что под этим одеялом я могу задохнуться.
Где-то на отметке «тысяча семьдесят пять» двигатели вертолета сбавили обороты. Не заглохли, но рокот стал тише. Приземляется? На «тысяча девяносто пять» двигатели вновь оживают. Остаться и ждать, пока не истекут две минуты Рингер? Или прислушаться к тихому внутреннему голосу, который попискивает: «Не жди! Беги, беги, беги!»
На «тысяча девяносто семь» бегу.
Вырываюсь из шерстяного кокона, и окружающий мир предстает ослепительно ярким.
Двери гаража, резко направо, потом – поля, деревья, звезды, дорога и вертолет в шести футах над землей.
И продолжает подниматься.
Проклятье.
У норы Рингер вихрем кружится чья-то тень, рядом вторая, но по сравнению с первой движется так медленно, что кажется, будто она стоит на месте. Поисковая команда угодила в капкан Рингер.
Сайонара[11], поисковая команда!
На всех парах мчусь к «блэкхоуку», из-за распиханных по карманам припасов возникает чувство, что там кирпичи. Винтовка стучит по спине. Черт, он слишком далеко и слишком быстро поднимается.
«Тормози, Кэсси, тормози, у тебя не получится. Пора переходить к плану „Б“. Только у нас нет плана „Б“».
«Две минуты. Что это было, Рингер? Если ты тактический гений нашей операции, тогда мы в полной жопе».
Расстояние между мной и вертолетом сокращается, он слегка наклоняется носом вперед.
«Как у тебя с прыжками в высоту, Салливан?»
Я прыгаю. Время останавливается. Вертолет зависает, похожий на жилой автофургон. Я вытягиваюсь в струну вплоть до пальцев ног. Больше нет ни звуков, ни воздушных потоков от винтов вертолета, которые поднимают его вверх и толкают меня вниз.
Жила-была одна маленькая девочка, сейчас ее уже нет; у нее были тоненькие ручки и костлявые ножки, рыжие кудряшки и очень прямой носик. И был у этой девочки талант, о котором знали только она и ее папа.
Она умела летать.
Пальцы дотягиваются до дверного проема грузового отсека. Цепляюсь двумя руками за что-то холодное и металлическое и сучу в воздухе ногами. Вертолет стремительно уходит вверх, а земля быстро удаляется. Пятьдесят футов, сто. Я раскачиваюсь и пытаюсь закинуть ногу на платформу. Двести футов, двести пятьдесят. Правая рука соскальзывает, повисаю на левой. От шума не слышу собственного крика. Смотрю вниз и вижу гараж, через дорогу от него – дом, а дальше по дороге – черное пятно на том месте, где когда-то стоял дом Грейс. Залитые светом звезд поля, серебристо-серые деревья и дорога от горизонта до горизонта.
Я не удержусь.
Ну, по крайней мере, это будет быстро. Разобьюсь в лепешку, как жук о ветровое стекло.
Левая рука соскальзывает. Большой палец, мизинец и безымянный щупают воздух. Повисаю на двух.
И эти пальцы тоже соскальзывают.
Теперь я знаю, что все-таки можно услышать собственный крик сквозь рев двигателей «блэкхоука».
А вот то, что перед смертью перед глазами проходит вся жизнь, – неправда. Перед моими мелькнули только немигающие пластмассовые глаза мишки, бездонные, бездушные и грустные.
Падать несколько сотен футов. Пролетаю меньше одного, потом – рывок и падение останавливается, а у меня чуть не вывихивается плечо. Я ни за что не хваталась, это меня схватили и теперь затягивают в вертолет.
Бухаюсь лицом в пол трюма. Первая мысль: «Я жива!» Вторая: «Сейчас меня убьют!» Мой спаситель рывком приводит меня в вертикальное положение. У меня три варианта. Есть еще один, с пистолетом. Но он не годится, потому что стрелять в металлическом корпусе вертолета – очень плохая затея.
У меня есть кулаки, перцовый баллончик в одном из бесчисленных карманов и самое твердое и ужасное оружие в арсенале Кэсси Салливан – ее голова.
Я резко разворачиваюсь и бью лбом в лицо моего спасителя. Хрясь! Нос сломан. А потом кровь, и, как всегда бывает, не струйка, а гейзер. Но в остальном мой удар не произвел никакого эффекта. Она ни на дюйм не сдвинулась. Даже не моргнула. Она была… как она там называла ту жуть, которую сотворил с ней Вош? Усилена.
