Когда они выходили из комнаты «Фильтр 00», началась новая атака на «Фенбрассо».
— Матушка Коул, — объявил Фрингард.
Джордан Карацупа сел за свой письменный стол и, налив стакан минеральной воды, выпил залпом.
— И что, у них так каждый день? — спросил Агасси, имея в виду команду «Фильтра 00».
— Да, каждый день, — кивнул директор. — И с каждым годом появляется все больше желающих взломать «Фенбрассо спрут». Взять хотя бы эту вдову Коул Старухе — семьдесят пять лет. И что ты думаешь? Она уже полгода пьет нашу кровь.
— Старуха проводит вирусные атаки? — удивился Агасси. — Я думал, что на такое хулиганство способны только подростки.
— Она не хулиганит. Она пытается влезть в архив и уничтожить файл с компрометирующей ее информацией. Но вся проблема в том, что никакого материала на вдову Коул у нас нет, — развел руками Карацупа. — А старуха вбила себе в голову, что есть.
— Неужели старуха может взломать вашу защиту?
— Взломать она не может, но она использует шахматный код, который изобрели лет сто назад и тогда же благополучно забыли. Все, кроме нее. Поначалу она ухитрялась блокировать фильтры на пять часов. После того как мы сумели, заметь — с очень большими трудностями, найти этот шахматный код, сеанс со старушкой сократился до полутора часов. Вроде бы пустяк, но если ее атака совпадет по времени со штурмом, который мы сегодня пережили, может случиться непоправимое.
Директор достал привезенный Агасси диск и включил просмотр. С минуту он просматривал материал, прогоняя его то в одну, то в другую сторону.
— Ну вот, хоть ты меня радуешь, Тото. Привез первоклассную информацию. Ее ориентировочная стоимость от трех до пяти миллионов. Этот диск мы продадим Ученому Дому, потому что им я симпатизирую больше, чем этим солдафонам из Нового Востока. Так что готовься в очередную поездку.
— Я всегда готов, сэр.
— Ты меня здорово выручаешь, Агасси. Когда вернешься, мы обсудим повышение твоего жалования.
— Спасибо, сэр.
— Постой, а что это у тебя за шрам на щеке?
— Ему уже три года, сэр. Это память о попытке ограбления на Шевроне.
— Да? А на лбу отметина?
— Это на Терции. На нас напали фанатики Ордена Масе. Или нет. Нет, эта отметина в памягь о Револьте. Точно, обстрел машины на Револьте
Директор покачал головой:
— Честно говоря, Тото, за этой беготней я часто забываю о том, в каких передрягах тебе приходится бывать.
— Я привык, сэр. К тому же другие курьеры тоже попадают в подобные ситуации.
— Не скажи, Тото. Доставку особо важных материалов я доверяю только тебе.
Зазвонил телефон, и директор снял трубку. Пока он говорил, Тото вспомнил, что кофе, который он привез с Форда, остался в каюте на уиндере.
«Лишь бы Брумс не залез в него своими грязными лапами, — подумал Агасси. Внезапно он почувствовал, что очень устал. — Перед новой поездкой нужно как следует выспаться», — дал себе обещание Агасси.
— Ну вот, Тото, — сказал Карацупа, кладя трубку на место, — пока мы с тобой разговаривали, короля Гирдера основательно потрепали. Он потерял два судна и, скорее всего, лишится еще одного.
— Вы же сказали, что разрешили все миром.
— Возле базы — да, но я сразу связался с Чингизом, он лучший наемник в округе, и за хорошие деньги предложил ему совместно с нашей оборонительной группировкой атаковать Гирдера. Даже если этому забияке удастся уйти, возле родных планет его встретит флот Бешалезе Длинного. Я и об этом уже позаботился
В дверь постучали, и в кабинет вошел Игнац:
— Сэр, что вы решили по делу Лапидуса? А он звонит — беспокоится.
— Переведи звонок на мой телефон, я поговорю с ним.
Игнац кивнул и скрылся за дверью.
— Пожалуй, я пойду, сэр.
— Да, Тото, отдыхай и набирайся сил.
Строительство станции «Квадро» шло уже полным ходом. Не было дня, чтобы не приходили новые тягачи с готовыми модулями, поставляемыми «Спейс билдинг». Их монтажом занимались команды строителей из «Коул и Лестер».
Днем и ночью за возведением станции следил инженер Райх. Иногда он надевал скафандр и тяжелые магнитные ботинки, чтобы лично убедиться в добротности сварных швов на наружной оболочке станции.
Строительство продвигалось очень быстро, но еще быстрее оно пожирало деньги, которые зарабатывали уже двадцать промысловых судов Эдди Шиллер чувствовал, что отношение «Айк-Металл» к нему становится все более враждебным. А первой ласточкой давления на Эдди оказались адвокаты из конторы «Маркс и Локкард». Они не скрывали, что представляют интересы «Айк-Металл».
— О, мистер Шиллер! Мы надеялись, что вы немного старше! — заявил один из адвокатов, представившийся Тобстом.
— Однако это, безусловно, только поможет делу, — добавил второй адвокат, по имени Кригенс, — молодые люди более динамичны, подвижны и не скованы разными принципами и догмами.
— Прошу вас, господа, в наш первый офис «Перерабатывающей компании Шиллера».
— Громкое название, мистер Шиллер, — похвалил Эдди Тобст. Он и его коллега перешагнули через пачки отделочного материала и прошли в почти готовый кабинет Эдди.
— Что же, мистер Шиллер, у вас здесь очень мило и этот цвет — очень теплый. Располагающий к доверительной беседе. Нам у вас очень нравится, — подхватил Кригенс.
— Так какое у вас ко мне дело, господа? — спросил Эдди.
— Наш клиент — «Айк-Металл» — уполномочил нас предложить вам продать ваш зарождающийся бизнес, господин Шиллер, — приветливо улыбнувшись, сообщил Тобст.
— Это для меня полная неожиданное, — сыграл удивление Эдди. — Предложение от самого «Айк-Металл». И сколько же вы намерены мне предложить?
— Триста миллионов, — произнес Кригенс. Эдди сделал вид, что думает. Затем глубоко вздохнул, придвинул гостям пепельницу и предложил:
— Курите, господа.
Тобст достал трубку, а Кригенс сигару. Они одновременно щелкнули зажигалками, и по помещению поплыл аромат дорогого табака.
— Ну так что вы скажете, мистер Шиллер? — поторопил Эдди Тобст.
— Дело в том, господа, что я вложил в это дело уже достаточно большие деньги. Одних только кредитов — сто миллионов, новые люди, новые суда — еще около двадцати миллионов. Потом — стоимость регистрации, проценты банку. Перечислять можно очень долго, и триста миллионов меня, увы, не спасут.
Адвокаты переглянулись, и Тобст сказал:
— Мы понимаем ваши трудности, мистер Шиллер, и поэтому удваиваем цену. Наша цена — шестьсот миллионов.
— Это очень хорошие деньги, — со значением добавил Кригенс и совершенно по-домашнему развалился в кресле.
