Внезапно лицо Грубера перекосилось, глаза округлились, а рот открылся. Что-то словно щелкнуло в мозгу Иоахима, и картинка полностью сложилась в его голове. Он перегнулся вперед и хлопнул по плечу шофера, не обращая внимания на проснувшуюся от резких движений боль в раненой спине:
– Остановите автомобиль, Александр! – не обращая внимания на недоумевающий взгляд штандартенфюрера, Грубер распахнул дверь автомобиля и, высунувшись, громко позвал: – Фельдфебеля ко мне, живо!
От внезапной остановки автомобиля генерала СС, шедшего вторым за головным бронетранспортером, стала вся колонна. Крик гауптштурмфюрера за поднявшимся шумом расслышали не сразу, но он крикнул еще раз, громче. Мгновение спустя фельдфебель, сидевший в кабине следующего грузовика, уже бежал к нему.
– Немедленно доставьте мне этого новенького, как там его, кажется, Петера? – спросил Грубер, сделав спокойное лицо. – И на всякий случай возьмите с собой еще двух, нет, лучше трех бойцов…
Фельдфебель, козырнув, умчался исполнять приказ. Штандартенфюрер тронул Грубера за плечо:
– Что-то случилось, Иоахим? – спросил он обеспокоенно.
– Одну минуту, герр Оттерс, – сквозь зубы проговорил гауптштурмфюрер, – прошу прощения, но эту ситуацию необходимо прояснить немедленно!..
Он с тревогой глядел в сторону хвоста колонны, где уже поднялась суматоха. Не прошло и минуты, как встревоженный фельдфебель подбежал к автомобилю:
– Ничего не понимаю, герр гауптштурмфюрер, его нигде нет! – он почти кричал, его лицо покраснело от волнения. – Я лично обежал всю колонну…
Штандартенфюрер покраснел от гнева, сердито глянув на Грубера, но ничего не сказал. Открыл дверь, вышел из автомобиля и, хлопнув дверцей, громко крикнул:
– Общее построение! Выставить караулы! – гауптштурмфюрер Иоахим Грубер второй раз в жизни почувствовал себя дураком. Он вспомнил, где видел этого «простого немецкого парня».
* * *
Иван видел все благодаря хорошо выбранной позиции. Ему легко удалось исчезнуть в лесу из-за поднявшейся суматохи. Удивительно, но дотошные и педантичные немцы не обратили внимания на его исчезновение. Прочесывая лес, они криками вспугнули затаившегося мальчишку с крыльями, тот выпорхнул из ямы и взлетел над лесом. Страшно было наблюдать за его полетом над этим глухим, богом забытым лесом. Конкин испытал странное ощущение, словно все происходящее вокруг нереально, но быстро одернул себя. Все вокруг было реальным: и этот лес, и мальчишка, и немцы, которые, отчаявшись догнать «ангела», беспощадно расстреляли его в воздухе, что удалось им далеко не с первой попытки, а затем куда-то уволокли его замученное тело.
Видел Иван и их отступление из леса, больше смахивавшее на позорное бегство. Нагруженные телами убитых и ранеными, они вышли цепочкой, не устроив даже переклички, так что Конкин понимал – его уход остался незамеченным. Особой радости он не испытывал: измотанный постоянным напряжением, он прежде всего нуждался в отдыхе. Да и пережитые накануне воспоминания не прибавляли ему особой жизнерадостности.
Иван присел на травку и вздохнул. Сидя на склоне высокого холма, он видел, как немцы погрузились в ожидающую их колонну автотехники, тронулись и поехали вперед. Конкин снял эсэсовский рюкзак, хозяйственно прихваченный им в стане врага. Достал термос, который оказался до половины заполненным уже несвежим куриным бульоном. Не поморщившись, выхлебал его, как есть, чуть теплый, с застывшим жиром. Нашел в рюкзаке бумажный сверток, в котором оказались бутерброды с колбасой. Ваня набросился на трофейное пиршество, наслаждаясь вкусом немецкой колбасы и пытаясь вспомнить, когда в последний раз он ел так вкусно. Попутно он рылся в рюкзаке убитого на его глазах человека, не испытывая при этом ни малейшей брезгливости. Судьба распорядилась так, что ему достались вещи немца, оказавшего отпор своим озверевшим соплеменникам, так что он старался отнестись с уважением к памяти убитого. Впрочем, ничего ценного в рюкзаке не было, он сложил все обратно и аккуратно поставил вещмешок у корней раскидистой сосны, надеясь, что когда-нибудь вернется сюда, чтобы почтить память Степана Коловрата и немца Петера, дезертирством которого он так удачно воспользовался.
По облаку пыли, которое остановилось в одном месте, Конкин понял, что колонна остановилась. Достав бинокль, который он тщательно берег в чехле за пазухой, Иван всмотрелся в происходящее на дороге. Впрочем, с такого расстояния десятикратное увеличение много не дало, но главное он различил: немцы наконец-то догадались устроить построение и перекличку. Вот теперь его отсутствие наверняка обнаружат, но уже будет поздно. Вряд ли они решатся продолжать поиски.
Конкин довольно ухмыльнулся при мысли о том, как ловко он сумел провести этого самодовольного гауптштурмфюрера, добывая информацию у него под носом. Впрочем, расслабляться не следовало, день был уже на исходе, и до наступления тьмы Иван хотел оказаться как можно дальше отсюда. Была у них с Николаем одна договоренность по месту на случай, если они разделятся, но было это еще до начала всех перипетий, и Конкин, не зная, жив ли Удальцов, не мог надеяться на это. Поэтому он вздохнул и поплелся к точке сбора, на которой он договаривался о встрече с покойным ныне Коловратом.
Он добрался до места затемно. Прежде чем идти к груде камней, за которыми находился тайник, Конкин тщательно осмотрелся с удаления, но не обнаружил ничего подозрительного. Он знал, что немцам не удалось взять Коловрата живьем, так что теоретически узнать о существовании тайника им было неоткуда, но жизнь уже приучила его к осторожности. Убедившись наконец, что все спокойно, Иван ползком добрался до места, пыхтя, отодвинул большой плоский камень, скрывавший тайник, в котором хранились его пожитки. Схватил увесистый вещмешок, прополз метров сто и только тогда побежал.
Несмотря на неумолимо надвигавшуюся ночь, место для лежки Конкин выбирал очень тщательно. Он забрался поглубже в лес, отыскал непроходимый кустарник, дурно пахнущий из-за находившегося неподалеку болотца, продрался сквозь колючие кусты лесной малины и устроился поудобнее между корнями. Испытывая почти экстатическую радость, скинул с себя ненавистную эсэсовскую форму и натянул комбинезон разведчика. Достал лежалые припасы, перекусил теплым подтаявшим салом с окаменевшей галетой. Поел. Подумав, вытянул со дна вещмешка фляжку, полную теплого шнапса. Конкин не был алкоголиком, он вообще не любил спиртного, но сейчас он нуждался в успокоении. Сделал добрый глоток, нашарил портсигар и, плюнув на маскировку, закурил.
Над лесом царила тишина, нарушаемая лишь стрекотанием кузнечиков и криками далеких невидимых птиц. Место Иван выбрал хорошее, глубокое, запрятанное, но и сам обозревать местность почти не мог. Впрочем, побывав в стане врага, он был убежден, что немцы не готовы проводить крупную войсковую операцию по поиску. Куда больше его заботили плоды научных изысканий садистов в белых халатах. Впрочем, усталость быстро взяла свое, и Ваня, разувшись, чтобы отдохнули натруженные ноги, забылся тревожным сном.
