— Эй, что там у вас происходит? — заинтересовался Го.
— Какой-то окаменевший папоротник нашли, — ответил Григорий.
Го почти не удивился.
— Во! А я что говорил?
— Вовсе не папоротник, — с большим достоинством возразил Эдвин. — Совершенно неизвестный вид растения. Назовем его э…
— Григорией, — подсказал Григорий.
— От скромности ты не умрешь.
— Да ни в жизнь!
— Ну вот. А жизнь-то здесь была, — скромно сказал Го. — Как я и предсказывал. Может даже, еще и есть.
— А вот этого не надо, — в один голос заявили и русский, и американец.
— Почему?
— Тебе, заваленному, хорошо. Тебя, заваленного, никто не съест.
* * *
Вопреки всем усилиям, «Спэрроу-1» медленно угасал. Остро не хватало энергии. Жалкие обломки солнечных батарей, которые удалось выудить из груды камней и песка, давали четверть киловатта. Причем в полдень, когда солнце стояло в зените. Пришлось запустить термоэмиссионную ядерную установку ТОПАЗ, славное порождение «холодной войны».
Русские создали эту установку как автономный источник энергии для командных пунктов своей армии. Воевать не пришлось, и, как это часто случается в России, про уникальный мини-реактор забыли. А вспомнили при подготовке марсианской экспедиции. В несколько модифицированном виде ТОПАЗ представлял собой многослойную грушу, в середине которой медленно тлели реакции ядерного распада. Выделяющееся тепло превращалось в электроэнергию, способную покрывать нужды «Спэрроу» очень долго. Но существовала и проблема. Рабочая температура реактора превышала 550 градусов Цельсия. Избыток тепла излучался в окружающее пространство. Между тем, обвал сильно повредил жалюзи теплообменников, они открылись только с одной стороны и лишь наполовину. Когда жара в модуле стала удушающей, мощность изотопной печки пришлось «укрутить» до минимума. Другого выхода не было. И опять возник дефицит электричества.
По мере падения заряда в самых лучших аккумуляторах, какие смогли создать земляне, один за другим отключались научные приборы, затем — свет и бытовая техника. Благодаря ТОПАЗу проблем не возникало только с отоплением. Питаться приходилось всухомятку. И все же на третьи сутки энергии перестало хватать даже для систем регенерации воздуха и воды. В ход пошли одноразовые патроны очистки из аварийного запаса. Увы, аварийный запас никогда не бывает большим. Все четыре посадочных модуля, имевшихся на «Одиссее», вообще не предназначались для роли долговременных баз. Для этой роли предназначалась погибшая «Калифорния».
— Похоже, что моему заключению наступает конец, — заявил жизнерадостный китаец. — Земля разрешает консервацию.
И состроил печальную гримасу.
С консервацией модуля они управились быстро, многое уже было выведено из эксплуатации из-за нехватки энергии.
Покончив с делом, Эдвин и Го выбрались наружу. С гребня раскопа бросили прощальный взгляд на осиротевший «Спэрроу-1». Сидящий в пыльной яме, помятый и побитый, с торчащими обломками антенн, модуль выглядел на редкость жалостливо.
— Прощай, старичок, — сказал Эдвин. — Мы тебе благодарны.
Впрочем, слово «мы» он употребил ошибочно. Го испытывал совсем иные чувства. Досыта насидевшись в тесной, душной и темной конуре, он с удовольствием вертел головой, впитывая впечатления открытого пространства.
— Вот и попал китаец на Марс… — бормотал он. — Вот и попал…
— И где же будет расположен первый чайна-таун? — спросил Эдвин.
Го скептически хмыкнул.
— Только уж не на дне каньона с названием Судьба. Где-нибудь повыше.
Он подбросил сапогом марсианский камешек.
— Послушай, Эд, неужели все пойдет прахом?
— Ты про Землю?
— Да.
— Ну почему? Есть ведь водородные бомбы, в конце концов.
— Есть, — согласился Го. — Только я хотел узнать, что думает нормальный парень по имени Эдди Стаффорд. А не просто американский полковник. Заметь: у нас разная кожа, разные погоны, но все мы люди.
— По крайней мере, в нашей команде. Я до сих пор приятно удивлен.
— Я тоже рад. Но вот ответь как человек человеку: что за смысл в прогулках по Марсу, если погибнет Земля? Когда меня засыпало, этот вопрос просто не давал мне покоя.
— Ну если есть возможность довести полезное дело до конца, так и надо сделать. Смысл в том, чтобы после тебя осталось больше, чем было до. Что же касается марсианских прогулок, берусь утверждать: они еще очень пригодятся Земле. И заметь, старушка пока жива.
— А ты лично уверен, что не погибнет?
— Лично я не уверен.
— Почему? Ведь действительно есть термоядерные боеголовки. И все такое.
— А черт его знает, почему. Не уверен, и точка. И все же мы должны делать свое дело.
— Американский народный принцип?
— По-моему, и китайский тоже.
* * *
От места упокоения «Спэрроу-1» вверх по оползню вела уже хорошо утоптанная дорожка. Петляя между глыбами, она поднималась к стене коренного берега. Этот склон был очень крутым, почти вертикальным, таким, по которому напрямую мог подняться лишь серьезно подготовленный альпинист. Однако в нескольких местах стену каньона рассекали трещины, частично заваленные осыпавшимися породами. «Межворобейная дорога», иначе именуемая Тропой Святаго Григория-Марсокопателя, поднималась как раз к одному из таких разломов.
Эдвин знал, что в трещине подъем тоже весьма крут, перед самым выходом на плато вообще пришлось вырубить три десятка ступеней и навесить канат. Преодолеть весь путь от одного «воробья» до другого без одышки еще никому не удавалось, поэтому перед входом в трещину он остановился перевести дух.
Капитан Го Чжан порядочно отстал. Китаец несколько раз покидал тропу, уклоняясь то вправо, то влево. Брал в руки камни, подносил к самому окошку шлема и рассматривал их с любопытством невинного дитяти. Для него впечатления от нового мира еще не потеряли свежести, что вполне объяснимо после шестилетней подготовки, двух месяцев полета и нескольких суток заточения в засыпанном модуле.
— Эй, — сказал Эдвин. — Каждая минута стоит очень дорого.
— Поэтому их и следует тратить толково, — с большой безмятежностью отозвался Го, роясь в очередной куче обломков. — Ага, еще одна.
Го еще минуты три возился со своей кучей и переворошил ее до основания. Лишь после этого с вызывающей раздражение неторопливостью поднялся по тропе. В руках он держал два предмета, похожих на слегка изогнутые палки с утолщениями на концах.
— Вот, — сказал он.
— Что — вот? — нетерпеливо спросил Эдвин.
— Кости. Я так полагаю, — скромно сказал Го.
