Хотел он сколотить летучий отряд. Такой, как у остроухих, что приходят в Левобережье позверствовать, потешить натуру кровожадную сладкой местью. К примеру, у Мак Кехты, сидки злобной, беспощадной.
С таким отрядом не страшны будут Бессону ни дружины баронские, ни гвардейские разъезды. Можно махнуть и в Ард'э'Клуэн, там, бают, в Ихэрене знатная заварушка наклевывается. Будет чем поживиться, когда Витек Железный Кулак с Экхардом схлестнутся. А можно и дальше пойти — на Правобережье Ауд Мора. В земли остроухих. А что? Парни у него крепкие, настырные, в деле проверенные. Будут удачи, еще столько же набежит, а то и десять раз по столько.
— Эх, добрые кони, — крякнул Бессон, прохаживаясь вокруг настороженно прядающих ушами животных, щупая холки, бабки, похлопывая по лоснящимся крупам.
— Да уж, — согласно покивал светлобородый Крыжак, шагающий рядом. — Только хозяева им достались без масла в башке. Мыслимое дело — так гривы обчекрыжить? Ничего. Отрастут, я им косицы позаплетаю.
— Тю! — насмешливо выкрикнул Вырвиглаз. — Что вы, веселины, ровно дети малые? Еще ленточек повяжи на них, как талунской дочке на выданье.
— Надо будет — повяжу, — насупился Крыжак: к делу украшения коней он относился трепетно и шуточек но этому поводу не понимал. — И на тебя, морда арданская, тоже.
— Ну давай попробуй. — Вертлявый рыжий ардан не был богатырем, но с ножом в руках творил чудеса. А уж до драки охочий! Только за это и терпели его в ватаге Бессона.
— Хорош. Оба, — нахмурился главарь. — Охолоньте. А то я остужу кулаком по черепушке.
Отреагировали забияки по-разному. Крыжак кивнул и с головой ушел в обихаживание лошадей. Напротив, Вырвиглаз выпятил грудь колесом — почему-то он считал, что все его опасаются, — и позвал предводителя:
— Иди глянь, какого красавца мы с коня стащили.
Тут только Бессон вспомнил про пленника петельщиков, спасая которого погиб Охват.
Освобожденный (не до конца, правда, поскольку руки ему до распоряжения старшого развязать поостереглись) сидел под деревом, с удовольствием втягивая полной грудью ночной воздух и угрюмо глядя перед собой в одну точку. Мешок с его головы, понятное дело, давно сняли.
Бессон с интересом оглядел захваченного. Фигура крепкая — ни ростом, ни шириной плеч не уступит ему самому. Лицо молодое: годков двадцать два-двадцать три от силы. Под глазами темные круги — свидетельство истощения и усталости, на скуле синяк — сразу видно, что костяшки отпечатались. Волосы, сбитые в колтун, и отросшая, когда-то наверняка аккуратно подстриженная бородка курчавились, о масти волос и бороды судить было тяжело не из-за неверного лунного света, а по причине давнишней немытости.
Одежду парня Бессон разглядывать не стал. Сермягу жреческого балахона он приметил еще раньше, но это одеяние не сказало ничего нового о нечаянном приобретении отряда. Слишком не вязался наряд смиренников и лицемеров с крепкой шеей и гордой посадкой головы.
Уж очень сильно пленник похож на благородного. Явно трейг, судя по цвету глаз и темным волосам. Баронский сынок, набедокуривший в стольном Тегетройме по самое не могу? Не велика ли честь для такого — шесть петельщиков конвоя? Из своих кого везли? Десятника там или полусотенника проштрафившегося? Волчара его разберет. А что сразу на суку не подвесили, поперли за семь лиг киселя хлебать?..
— Как с седла сняли, — тараторил Вырвиглаз, — так сел сиднем и сидит.
Отмахнувшись от докучливого ардана, Бессон опустился на корточки перед пленником:
— Как звать-то тебя, паря? — Ни словечка в ответ.
— Слышишь меня, что ли? — Молчание.
— Дать бы ему по ребрам разок-другой, — не унимался Вырвиглаз, — гонору-то поубавится!
— Заткнись, — болтун начал уже утомлять Бессона своим стремлением выслужиться, — и отлезь в сторонку, гнида, без тебя тошно. Отлезь, пока по-хорошему прошу.
Рыжий засопел обиженно, но спорить с главарем не стал — не с руки.
— Ты живой, нет, паря? — Бессон наклонился поближе к странному чужаку, потряс за плечо.
Вдруг карие глаза дрогнули и уставились в по-волчьи желтые гляделки разбойника.
— Живой, — чуть слышно вымолвили пересохшие губы. — Вроде…
Толпа, собравшаяся вокруг, одобрительно загомонила.
— Как звать тебя? — повторил вопрос главарь.
— Воды дай.
— Держи. — Одноглазый Некрас, меченный косым шрамом через щеку, протянул свою флягу.
— Погоди, дай веревки разрежу. — Бессон вытащил нож и одним махом перехватил стягивающие кисти пленника узлы. — Что раньше парня не освободили?
— Дык кто ж его знал? — опять влез ардан (ну прям в заднице свербит у него, что ли?). — Кто он есть?
— А ты никак забоялся? — Главарь глянул сперва на вертлявого болтуна — насмешливо, а потом на жадно припавшего к горлышку фляги парня — с нескрываемым уважением.
Вырвиглаз взвился, как кочет посреди курятника:
— Кто забоялся? Я?
Веселины заржали не хуже жеребцов, отпущенных на вольный выпас.
— А кто ж еще? — Некрас нагнулся забрать опустевшую фляжку. — Мы ж сразу хотели, а ты: не надо, не надо… Пущай Бессон решает…
— Что ж вы брешете, ровно кобели! — Рожа ардана налилась багровым — аж конопух не видно стало. — Да я такого хмыря с завязанными глазами не боюсь! Козел душной!
Бессон не успел ни придержать, ни окриком остановить распоясавшегося Вырвиглаза, как тот рванул вперед и ногой вышиб некрасовскую флягу. В пальцах его высверкнул и заплясал широкий клинок боевого ножа.
— Вот сей момент ему глаз вырву, поглядите, кто кого боится! — Кличку свою Вырвиглаз заработал, когда в потасовке за захваченную в бою амуницию подрезал, загнав нож в глазницу, своего земляка, никчемушного, к слову сказать, человечка, о смерти которого никто в ватаге Бессона не жалел.
— Эй, легче! — опомнился главарь, но было уже поздно.
Острие метнулось к лицу сидящего человека. Он даже не сделал попытки уклониться, только вскинул руки, будто защищая глаза. Ардан заорал, как кабан под ножом резника, пытаясь удержать равновесие.
Не получилось. Непонятная сила завалила его вначале вперед — с размаху припечатав открытым в крике ртом о кору дуба, а потом вбок — заставляя выгнуться вслед за неестественно вывернутым локтем.
Мгновение, и Вырвиглаз шмякнулся в палую листву, в кровь раздирая ухо о торчащий из земли корень. Бывший пленник стоял над ним на одном колене, правой рукой сжимая запястье противника, а левую легко, почти нежно, положив ему на плечо.
— Ах ты ж сука трейговская! Мать твою через плетень… — разорялся ардан, до которого еще не до конца дошла вся серьезность происходящего.
Мерзкий хруст заставил его захлебнуться в собственном визге. Трейг разжал руки — предплечье Вырвиглаза упало безвольной плетью, нож вывалился на траву — и уселся обратно как ни в чем не бывало.
— Зря ты так про его мать. Трейги того не любят, — покачал головой Некрас. — Дать бы тебе раза за фляжку, да сапоги об дерьмо марать неохота.
Покуда визг отползающего в сторону Вырвиглаза переходил во всхлипывания, Бессон внимательно изучал пленника. Умение драться говорило само за себя — не из простаков, землепашцев-трапперов, птичка. Воин. Прирожденный воин. С детства хоть с оружием, хоть без оружия ученый. Такое бы подспорье для ватаги…
— Молодца… — протянул главарь. — Умеешь. Звать-то тебя как? Третий раз пытаю. Иль не расслышал?
Трейг глянул на него снизу вверх. Потом медленно поднялся.
— А как назовешь, так и будешь звать.
— Экий ты! Смерти не боишься?
— Смерти… Да я ее почти люблю. Меня… — не договорил, махнул рукой.
— Годится. С нами будешь?
— Буду, — просто отозвался новенький. — Только…
— Что «только»?
— Арданов терпеть не могу. — Веселины вновь захохотали.
— Плюнь. Без него скучно. — Трейг пожал плечами, сплюнул.
— Ладно. Пусть живет.
— Какое оружие тебе дать, безымянный? — Происходящее наконец-то начало Бессону нравиться. Парень — не промах. Пожалуй, Охвата заменит.
— Меч.
— Ого! — поразился главарь, а потом запоздало сообразил, что поражаться стоило как раз в том случае, если бы парень выбрал оглоблю.
Крыжак присвистнул — силен, мол, новичок.
— Выбирай!
Собственно, выбирать было не из чего. Сложенные кучкой мечи петельщиков не различались особо ни весом, ни длиной.
Трейг наклонился над трофеями и выдернул полуторник не глядя, наугад. Взвесил на руке, примериваясь… И неожиданно для всех закрутил такую «мельницу», что даже бывалые разбойники присели с перепугу. Длинный обоюдоострый клинок размазался в серое, слабо поблескивающее пятно.
— Ух ты! — выдохнул Некрас. — Красотища!
Не прекращая движения, трейг перекинул меч в левую руку, завел за спину и из-за плеча подбросил высоко вверх. Толпа завороженно следила, как, перевернувшись несколько раз в воздухе, оружие опустилось и легло рукоятью точно в подставленную ладонь правой.
