— Наверняка. Иначе они так не старались бы прибрать эти документы к рукам, — подтвердил Стамп. — Скорее всего для того, чтобы уничтожить их. Даже копия и та представляет для них опасность, а уж что говорить о подлиннике.
— Но зачем все это им нужно? — недоуменно спросила Сандра.
— Кто знает? Может, мы были слишком сильны, а значит, представляли определенную угрозу для их расы. Может, им нужна была сырьевая база и покорные туземцы-рабы? Может, логики в их поступках вообще нет, а есть какая-то изначальная злокозненность, заставляющая наблюдать, как корчится с перебитым хребтом уже практически уничтоженная цивилизация? Кто может понять поступки и побуждения иного разума? Мы и себя-то часто понять не можем!
— Ладно, — сказал я, — это все философия. Пустые разговоры. Надо действовать!
— Вот уж воистину доблестный оперативник! И как же вы предлагаете действовать?
— Да схватить любого из них и заставить признаться!
— Ну и как вы его заставите? Он, разумеется, будет утверждать, что это поклеп. Что на дискете — подделка, созданная злодеями, желающими опорочить их благородную миссию. И попробуйте доказать обратное!
— Но если ткнуть его в эти документы носом?
— Какие документы? Копии — это не доказательство. А оригиналов у вас нет.
— Карс!
— Вот именно!
У меня за спиной послышался какой-то шум — вновь отворялась дверь. Я резко обернулся, положив ладонь на кобуру.
— Спокойнее, инспектор, — проговорил у меня за спиной Стамп, — ко мне ходят только те люди, которых я хочу видеть. Да и вам невредно поговорить друг с другом. Возможно, сейчас вы играете в одни ворота.
В дверном проеме стоял человек в плаще. Он шагнул из тьмы на свет, и я с изумлением узнал Хенрика.
— Еле ушел, — сказал он, переводя дух, — там полным-полно легавых. Все ребята убиты. Петер, правда, остался жив, но его взяли. Я видел, как его затолкали в машину. А тут, я смотрю, происходит что-то интересное. Вечеринка в разгаре?
— Похоже на то, — сказал Стамп, — инспектор, позвольте представить вам Хенрика Ларссена, одного из руководителей организации «Свободная Земля».
* * *
Нью-Йорк
22 сентября 2128 года
С самого утра Шульц пребывал в состоянии душевного подъема. Именно сегодня его журналистская карьера может претерпеть решающий поворот! До сих пор он был лишь мелким писакой, одним из тысяч тех, что подкарауливают знаменитостей на выходе со светских раутов в тщетной надежде заставить их сказать хоть два-три ничего не значащих слова для своей газеты. И как всякий поденщик, он мечтал о Репортаже. О настоящей сенсации, которая привлекла бы к его газете сотни и тысячи новых подписчиков и подняла его гонорары на несколько нулей справа от основной цифры. Все охотятся за Сенсацией, но не каждому она дается в руки. А тут такая удача!
От скуки просиживая вечера в баре, он познакомился с веселой и нетребовательной девушкой. Вскоре приятное времяпрепровождение превратилось в дружбу. И только недавно он узнал, что его новая приятельница работает горничной у известной эстрадной звезды Ланы Ланье, женщины, за которой сплетни и слухи следовали как хвост за кометой. Звезда — или комета — Ланы Ланье взошла на небосклон славы неожиданно. Если продолжить ряд сравнений из области астрономии, ее блистательное появление на эстраде было похоже на взрыв сверхновой. Жена известного ученого и путешественника Авессалома Ланье, она вела замкнутый образ жизни, всегда оставаясь на заднем плане при своем знаменитом муже. Она была верной его помощницей — сопровождала его в экспедиции, вела под диктовку путевые заметки, ведала закупками продовольствия для небольшой группы ученых, сопровождавших Ланье в его странствиях. Всем была известна печальная судьба последней экспедиции Ланье в Южную Америку, на границу Мексики и Гватемалы — в область, которая вот уже более ста лет была закрыта для исследователей из-за повышенной радиоактивности, отмечавшейся на территории всей тропической зоны Южноамериканского континента. Тем не менее постепенно уровень радиации начал спадать, и Ланье с группой учеников и единомышленников один из первых проник в запретные районы пострадавшего континента.
Долгое время от экспедиции не поступало никаких известий — радиосвязь в этом районе земного шара оказалась полностью блокированной, — но однажды, когда все уже отчаялись узнать что-либо, метеорологи с пограничного форпоста подобрали истощенную обессилевшую женщину. Она бредила, и ничего связного от нее нельзя было добиться. Наконец властям удалось установить ее личность — это была мадам Ланье, единственная уцелевшая из группы в пять человек, той самой, что три месяца назад покинула цивилизованный мир и углубилась в мрачные джунгли. Судьба пропавшей экспедиции волновала всех, и Лану допрашивали врачи, психиатры и полицейские, но женщина ничего не помнила… она с трудом могла воскресить в памяти лишь свои детские годы, но все последующие события напрочь поглотила темная пелена.
Тем не менее она постепенно выздоравливала — если не духом, то хотя бы телом — и, когда мир отчаялся узнать что-либо и даже дотошные полицейские отступились от нее, вернулась в Америку, поселившись в Нью-Йорке. Муж не оставил ей ни гроша — все его сбережения ушли на организацию последней экспедиции.
И тут Лана Ланье показала себя поразительной женщиной. Когда-то, в девичестве, она неплохо пела и выступала на любительской сцене, и теперь, в нужде и забвении, ей пришлось вспомнить о былых талантах. Сценическая школа, студия, шейпинг, пластическая операция, советы умелого гримера — и на эстраду вышла ослепительная белокурая Лана Ланье, чей голос заставлял трепетать даже угрюмых женоненавистников.
Лана купалась в роскоши, щеголяла в мехах и дорогих туалетах, искрилась драгоценностями, но у нее была одна странность… никто ничего не знал о ее личной жизни. Известно, что любовные приключения звезд пользуются не меньшим вниманием, чем их сценические успехи, да и какая женщина, имея столько поклонников, устоит перед соблазном вспомнить молодость и закружиться в романтической страсти? Но не Лана! Она охотно бывала на людях, фотографировалась со знаменитостями, веселилась на вечеринках и светских раутах, но никто, ни один журналист, никогда не бывал у нее дома — в небольшом особняке, прячущемся за высоким забором, поверх которого была натянута колючая проволока. Никто не видел, чтобы туда входил или оттуда выходил какой-нибудь мужчина (разумеется, не считая многочисленной приходящей обслуги). И вот Шульц, скромный репортер мелкого бульварного листка, получил возможность проникнуть в святая святых. Девушка хоть и дорожила своей выгодной службой, решила дать ему шанс при условии, что он не выдаст, кто именно его впустил. Он спрячется в гардеробной мадам Ланье, примыкающей к ее будуару, а дальше будет действовать по обстоятельствам…
Несколько часов Шульц, борясь с волнением, просидел в темной гардеробной великой звезды, рядом с будуаром, благоухающим ароматом духов и каких-то экзотических благовоний. Наконец поздно вечером раздались торопливые шаги — дробный стук изящных каблучков. Затем он услышал нежный, всемирно известный голос мадам Ланье, отдававшей распоряжения шоферу на завтра.
Затем полумрак будуара расцвел нежно-розовым светом, и Шульц, спрятавшийся в нише и трепещущий от скользких прикосновений шелка и мягкой ласки бархата, увидел, раздвинув тяжелые платья, стройную женскую фигуру, которая колеблющейся плавной походкой, присущей одной лишь Лане, пересекла будуар, направляясь к тяжелому тройному зеркалу на инкрустированном перламутром столике. Усевшись перед трюмо, женщина скинула на пол песцовое боа. Шульц видел лишь ее затылок и спадающие на плечи белокурые волосы. Он, еще шире раздвинув платья, всматривался в очертания стройной фигуры, лишь смутно освещенные розовым огнем светильника. И тут из зеркала на него глянуло отражение лица Ланы, смутно всплывающее из сумеречной глубины. Из груди Шульца вырвался сдавленный хрип — на него смотрело чудовище! Это нечто, ухмылявшееся ему с серебристой поверхности зеркала, не имело ничего общего с прекрасной женщиной. Вообще ни с какой женщиной! И, что самое страшное, это лицо продолжало неуловимо меняться, становясь все ужасней, и что-то в глубинах памяти отзывалось на эти метаморфозы, заставляя Шульца обмирать от страха. Белокурая голова медленно повернулась на тонкой шее, и то же самое лицо, которое он видел в зеркале, только четче, явственнее, взглянуло в упор на Шульца темными провалами глаз.
Это было последнее, что он помнил.
