— Ясно. Спец. контейнер. Такие он несколько раз видел, но пользоваться не приходилось. На одной из сторон контейнера был гибкий такой пультик с циферками. Набираешь код и открываешь. Если просто разорвал — моментально начинается химическая реакция и документ внутри или сгорает или растворяется. А может и то и другое сразу.
Бруньков схватил его за руку, пытаясь что-то сказать.
— Код. Скажи мне код, — Волохов нагнулся к подполковнику.
Де… Кх-кх, де-е-е… кх-кх, — изо рта подполковника пошла розовая пена. Рука обмякла. Волохов пощупал пульс. Все. За пригорком, где работал пулемет Мурыгина, взорвалась мина. Но после паузы РПКашная мелодия за звучала с новой силой. Майор подхватил автомат Брунькова и направился к лесу. И тут пулемет замолчал.
Продираясь сквозь заросли, Волохов чувствовал, как силы покидают его. Нет, не уйти. Голова кружилась все сильнее. Шатаясь, он вышел на берег довольно широкой реки, пытающейся спрятаться от посторонних глаз под нависающими над водой кустами. Чуть левее, каким-то чудом, еще стоял раздрызганный деревянный мост, из-за которого торчала задница старенького бензовоза. Или чего-то подобного. Что 'подобного', можно было определить по виднеющейся из-под сломанных перил части надписи — …асно'.
– 'Огнеопасно' — это то, что нам сейчас нужно, — ковыляя, бормотал Волохов, — это то, что доктор прописал.
Вытекающая из-под открытого вентиля, жидкость, пахла не совсем так, как бензин.
Полет инженерной мысли прервала автоматная очередь. Пули не приятно запели над головой.
— Божешь ты мой — пацаны ведь совсем, — он прицелился, потом, передумав, достал последнюю гранату.
Они так спешили расправиться с подраненной жертвой, что даже не сподобились рассредоточиться, обойти, окружить его. Что же, им же хуже.
После взрыва, из пятерых, выскочивших на поляну подростков, на ногах остались двое. Первый кувыркнулся от придавшей ускорение его затылку, пули. Второй успел скрыться за поворотом извилистой лесной дороги, по которой минуту назад он и выскочил к мосту.
Мурлыкая себе под нос слова из популярной, года три назад, песни — 'мы сжигаем за собой все мосты. Я не знаю что со мною. А ты? , Волохов из последних сил снял бушлат и сорвав гимнастерку, макнул ее, скрученную жгутом, в открытое жерло люка. Вынул и снова опустил, оставив прихлопнутый крышкой, кусок.
Взрыв получился гораздо сильнее, чем он ожидал. Разлетевшиеся горящие куски досок, упали, чуть ли не у его ног, хотя майор и отошел довольно прилично. А здоровенное огненное облако, облизав заросли на противоположном берегу, похоже, положило начало не хилому лесному пожару.
— Прости меня 'Гринпис', - Волохов присев на пригорок, достал 'аптечку бойца' и принялся 'оказывать себе первую помощь', глядя как огонь, на той стороне, буквально пожирает, высохший за два бездождливых месяца, лес.
* * *
12.11.2026 г. Москва. Станция метро 'Полянка'.
Оказывается, в России тоже умели лечить. Даже в таких условиях. По крайней мере, после месяца кальциевых инъекций в комплексе с бром-метан-гидро-силицил-хрен-знает-какими-еще, Сокол мог уже вставать на свои раздробленные ступни и да же кое-как передвигаться по служебным помещениям 'Полянки'. Депрессия и психоз сменились просто гнетущей тоской. Все были при деле, а он, если не считать осточертевшего ему кашеварства, не был занят ничем. Это самое кашеварство стало еще одним предметом для шуточек остальных ГБРовцев. 'Еще одним', потому, что тот случай в 'парке скульптур' уже оброс легендами, превратившись в анекдот. И каждый, вновь появившийся, посмеиваясь, то заводил разговоры на тему 'каменного гостя', то, просто гогоча, расспрашивал о подробностях дуэли с памятником.
– 'Ты подай на него в суд', - прикалывался один.
– Да кто ж его посадит — он же памятник', - подхватывал другой.
Но, несмотря на все насмешки, Сокол все равно, все время, старался быть 'с народом', чтобы не оставаться один на один со своими мыслями. Да и информация кой-какая, нет нет, да проскальзывала.
Например, Сокола очень беспокоил интерес Сладковцев к желтой ветке метро. К 'Авиамоторной'. Случись нападение на станцию — ему уже вряд ли удастся разыскать и устранить академика.
— Ты чего смурной такой? — Сашка жевал сухарики, подсушенные в хлебопечке — посылка от Елены Сергеевны с 'Авиаматорной'.
— На. Отравись, — он протянул Соколу горсть ржаных.
— Ни чего себе — они там устроились. Что и хлеб пекут?
— Да не только хлеб. У них там и оранжерея и станция дезактивации, на которую весь юго-восток ходит. А после того, как базу наши, еще и транспортный цех с ремонтной мастерской открыли и нефтеперегонный заводик устроили. В общем, живут не хуже чем на 'Автозаводской' и 'Курской'. Это все там один бывший академик шурует. Башковитый мужик. Он с цветного пришел.
— Кхы-кхы, — Сокол подавился сухариками.
— Да ты не спеши, — Епифанов постучал его по спине, — по одному ешь. Ну ладно. Я побежал. А то меня Моя ждет.
— Ничего, ждет-подождет, — Сергеев прислонил автомат к торцу шкафа и потирая замерзшие руки, потянулся к чайнику.
— Ага. Как чайку попить — он первый, а как ящик с патрон-горелками — так Епифанов тащи.
— Ну-ну. поговори у меня еще. Это с начальством он смелый, — Сергеев повернулся к Соколу, — а со соей, сразу язык в одно место.
Сержант осторожно, чтобы не обжечься, взял кружку с кипятком.
— Она ему такой разнос после рейда в Перово устроила, что он неделю потом, будто швабру проглотивши, ходил.
— Говорил я тебе, что шоколадкой не отделаешься, — подал голос, сидевший за шкафом Березин, — нужно было все-таки те розы дарить. Бабы, они на розы особенно западают.
— Искусственные цветы только покойникам дарят, — Епифанов налил себе чаю.
— Это раньше так было — теперь совсем другое время.
— Да, Епифаныч. Романтики в тебе мало, — Сергеев, хлебнув из кружки, зажмурился от удовольствия, — и вообще, жениться тебе надо.
— Чего? — Сашка застыл с поднесенной к губам кружкой.
— Жениться. Семья — великое дело. Приходишь из рейда, а тебя дома ждут, — Сергеев помрачнел, вспомнив о своих, оставшихся в Филях. Об их судьбе, не смотря на то, что в свободное время он излазил все метро, ничего не было известно.
— Да куда ж ему еще жениться-то? Березин развел руками, — его Ленка и так муштрует с утра до вечера, а распишутся — так вообще заставит отчеты в письменном виде писать.
— Вот заделает он Ленке бэбика и будет она того воспитывать. Будет на кого свой материнский инстинкт натравить.
— А-а. Чаи гоняем? — из-за огромной стопки книг, появившейся в дверном проеме, на всех присутствующих смотрели, поблескивающие сталью, серые глаза, ничуть не портящие, а даже наоборот, придающие перчинки и без того красивой Сашкиной подруге.
