и приехали… – нахмурился Алексей, опуская рацию. –
Вначале мишень, потом убийца, затем хирург, и вот теперь – палач.. Разнообразный денек выдался.
Звук чьего-то душераздирающего крика, донесшийся издалека, вырвал Власова из глубины беспамятства. А затем последовал удар в лицо, окончательно возвративший полковника в сознание.
– Достаточно! – раздался приказ Бота, и могучий сорианец, потирая разбитый кулак, отступил назад.
– А, Угрюмый, это ты… – проговорил Евгений разбитыми губами, с трудом разлепляя отяжелевшие после дозы наркотика веки. – Опять мне выспаться не даешь.
– А вы все шутите, полковник! – усмехнулся Собеседник. – Вашей выдержке можно позавидовать.
– Да, вот только терпение у меня уже заканчивается, – ответил Власов, мутным взглядом обводя помещение, в которое его доставили, пока он был в отключке. – Где это мы? В подвале? Ты, часом, дешёвого кино не насмотрелся? Не доработана немного обстановочка. А где же тускло мигающая лампа без абажура, свисающая с потолка на проводе? Столик с инструментами для пыток? Почему на Угрюмом не надет непромокаемый фартук, заляпанный чужой кровью? Мало атмосферности, должной влиять на введение допрашиваемого в состояние тихого ужаса происходящего…
– А вы, я смотрю, эксперт по части того, как должна выглядеть камера пыток?
– Ну, знаешь, с моим-то опытом!…
Полковник сидел на стуле, установленном по центру комнаты, и являющимся в ней единственным предметом мебели. Руки в этот раз Евгению сковали за спиной наручниками, но к узкой металлической спинке, врезающейся в позвоночник, не пристегнули, что давало ему маленький, но все же шанс на освобождение. Долго ли, умеючи?… Зря вы Володю убрали, ребята, ох зря. Он бы таких "детских" оплошностей с пленником не допустил. А впрочем, не нам об этом горевать… Кроме Угрюмого, безмолвной статуей замершего перед Власовым, в комнате присутствовали еще двое охранников, занявших позиции у двери, и не принимающих пока участие в допросе. Но это пока. В том, что ничего хорошего от этой скучающей парочки ждать не приходится, Евгений не сомневался.
– Что-то мало ты сюда народу пригнал, дорогой. А вдруг я буйствовать начну? – Хмыкнул полковник, заелозив на месте в попытке занять положение, из которого в случае чего он мог бы быстро вскочить. Но со стороны это выглядело так, словно человек, чье тело от долгого сидения в одной позе затекло, просто пытается устроиться поудобнее. Общее самочувствие Евгения не радовало, сильно кружилась голова, к горлу периодически подкатывала тошнота, а по разбитому лицу словно проехал самосвал. Кулаки у немого желтоглазого оказались тяжёлые, да и у двоих других сорианцев, судя по их мощному телосложению, силы, похоже, не занимать. И если они примутся за дело втроём, а уж это только вопрос времени, вряд ли удастся выбраться отсюда живым…
– Вы меня обманули, Евгений Степанович, – протянул Бот. – Несмотря на то, что я пошел навстречу вашей семье. Нехорошо.
"Обманул?"
– Да? И в чем же, позволь полюбопытствовать? – прищурился полковник, судорожно пытаясь понять, где он прокололся.
– Довольно изображать дурачка, Власов. Но если вас так мучает любопытство… Введите пленника!
Евгений резко напрягся. Слова Собеседника, и тон, которым он их произнес, не предвещали ничего хорошего.
Дверь в комнату открылась, и двое охранников втащили внутрь, а вернее сказать, вбросили избитого до полусмерти человека, который не в силах был уже оказывать сопротивление. Разбрызгивая вокруг себя кровь, сопли и слюни, он безвольной кучей приземлился на пол. В этом стонущем бесформенном теле Власов с трудом признал ранее приставленного к нему Германом техника, совсем недавно вживившего ему в ухо прослушивающее устройство.
Гоша! Твою ж мать…
– Узнаете этого молодого человека?
Техник с трудом поднял голову, и вперил в полковника умоляющий взгляд.
– Впервые вижу, – не моргнув глазом отозвался Власов, безучастно глядя на скорчившегося человека у своих ног, к выражению лица которого помимо затравленности теперь прибавились удивление и ненависть.
– Ваш друг в силу возраста и неопытности оказался крайне разговорчив! – сказал Бот насмешливым тоном, похоже, все происходящее его сильно забавляло. – И знаете, что оказалось самым интересным из его рассказов?
– Даже себе не представляю. Тем более что я не знаю, кто он.
– Хорошая попытка, полковник, но вы можете перестать стараться вещать на публику. Ваше звукозаписывающее устройство мы сумели заглушить еще на крыше.
– Мое "что", прости? – невинным тоном поинтересовался Власов, уже догадавшись, что техник в попытке заставить похитителей прекратить избиения, выболтал им всё, что знал.
Обстановка сильно накалялась. Понимая, что ему необходимо освободиться как можно скорее, Евгений приготовился прибегнуть к единственному способу избавиться от наручников, который можно было осуществить в данной ситуации. Делать это ой как не хотелось, но всё указывало на то, что без одного известного болезненного приема сейчас ему не обойтись.
– Пожалуйста, продемонстрируйте Евгению Степановичу, о чем идет речь, – скомандовал Бот.
Понеслась!....
Медленной походкой обогнув стул, Угрюмый, зайдя сзади пленника, резким движением обхватил голову полковника и, зафиксировав ее локтем, чтобы заблокировать возможность человека сопротивляться, захватил двумя пальцами пирсинг с маяком.
Сейчас! – скомандовал Власов сам себе, и обхватил ладонью палец своей левой руки, приготовившись вывернуть его из сустава. В своей жизни он не раз проделывал этот фокус, знал, какая адская боль его ждет, и был готов к ней. Приготовившись терпеть, полковник зажмурился, но вскрика все же сдержать не смог, когда охранник внезапным рывком выдрал из его уха серьгу, разорвав при этом мочку надвое. Одновременно Власов что было силы дёрнул рукой, выворачивая себе костяшку большого пальца. В глазах резко потемнело. От болевого шока к горлу подкатила тошнота. По шее потекла струйка горячей крови, впитываясь в воротник рубашки, а ухо словно взорвалось огнем. Но дело было сделано. Евгений на один шаг стал ближе к освобождению, и, несмотря на слезы, невольно навернувшиеся на глаза от острой боли, смог даже улыбнуться.
Угрюмый, отпустив его голову и сделав шаг назад, поднес к носу пленника раскрытую ладонь, на которой лежал погнутый окровавленный пирсинг с испорченной электроникой, более ни на что уже не годной.
– Милая штучка, правда? – провозгласил Бот. – Не хотите ли рассказать нам, Евгений Степанович, куда все это время передавался сигнал?
– Да ты знаешь, как-то не горю желанием, – отвернулся полковник, медленно высвобождая травмированную руку из браслета, стараясь сохранять при этом бесстрастное выражение лица. – Если бы мы встретились с тобой с глазу на глаз, быть может, я бы и разоткровенничался, а так… Какой резон мне общаться с программой?
– С программой, говорите? Из чего же вы сделали такой вывод?
Власов поднял взгляд к камерам, скрытым в потолке, и рассмеялся, вызвав у сорианцев своим внезапным весельем недоумение.
– Да
