спасти это болото может только чудо. Это чудо у вас в руках, корнет. Но вы не сможете сами им правильно воспользоваться. Вы устроите какую-нибудь глупость, вас поймают и сошлют добывать мертвый нефрит ржавой киркой. А шанс будет упущен — великий шанс, который выпадает только однажды.
— Кто же этот великий мыслитель, который сумеет распорядиться этой вещью лучше меня? Уж не вы ли?
— Мог бы и я… — протянул он. — Но есть кое-кто… впрочем, это не ваше дело. Пока что. После вы все узнаете — но только если станете одним из нас. А станете вы им, если отдадите ту вещь, о которой мы говорим. Считайте это вашим вступительным взносом.
Он сделал небольшую паузу, внимательно взглянул на Германа и продолжил:
— Грядет великое освобождение, корнет! Черный предел воздвигнется, и из него выйдет воинство, которое сметет здешнюю прогнившую аристократию, перетасует все карты, и последние станут первыми. А вернее сказать — первыми станут те, кто окажется на правильной стороне. Это пока единственное, что вам позволено знать.
— Вы говорите, словно поп, а не революционер.
— А так ли уж велика разница? Вера — это великая сила, и с чего бы ею владеть одним попам? Но главное: если это вера в такого Бога, что существует на самом деле и готов возвысить своих последователей прямо здесь и сейчас? Разве вы бы отказались служить такому?
— Все это звучит… очень абстрактно.
— Присоединяйтесь, корнет, — он сделал приглашающий жест, словно рядом с ним была дверь, в которую Герман мог войти прямо сейчас. — Тогда увидите, что все это более чем конкретно. Но сперва извольте продемонстрировать ваш входной билет.
— Я не говорил, что у меня есть какой-то билет.
— Бросьте, вы фактически уже сознались, — глаза вампира снова сузились. — К чему играть в эти кошки-мышки? Мне некогда, да и вам наверняка найдется чем заняться. Я думаю, вы понимаете, что отказывать мне в просьбе — дело весьма рискованное.
— Вот князь Вяземский отказал, хотите вы сказать? — спросил Герман.
— Его светлость слишком суетился и путался под ногами, — ответил Фридрих. — То ему не так, это ему не эдак. Единожды взявши деньги, нужно сидеть тихонько и не нервировать своих компаньонов дурацкими угрозами.
— Чем же он вас так нервировал?
— Вы слишком много задаете вопросов, молодой человек, — Фридрих побарабанил пальцами в белой перчатке по набалдашнику трости. — А у нас мало времени. Мне нужна эта вещь. Вы должны мне ее отдать. Она не принадлежит вам, она украдена у Комитета по освобождению.
—…который больше не существует.
— Это не имеет значения. Один из членов Комитета был моим товарищем. Так или иначе мы препираемся с вами слишком долго, а время дорого. Думаю, мне нужно использовать дополнительные аргументы.
С этими словами он негромко хлопнул в ладоши, и из-за кустов появились двое лакеев баронессы, наряженных рабами в серых туниках. С ними была майор Ермолова с руками, закованными в наручники и вставленным в рот кляпом.
— Кандалы из стали с вкраплениями мертвого нефрита, — произнес Фридрих с гордостью. — Такими гномы ловят эльфийских заклинателей в спорных мирах. Интересное изобретение, у нас до сих пор не в ходу только из-за того, что у нас вообще принято презирать гномов. Что, кстати, глупо и недальновидно.
— Хватит лекций, — Герман поморщился.
— Действительно, хватит, — Фридрих кивнул. — Полагаю, в серьезности моих намерений вам нет причин сомневаться.
С этими словами он слегка тронул носком лакового ботинка безжизненное тело баронессы.
— Даю вам две минуты на размышление, — продолжил он. — После этого, боюсь, безопасность и жизнь мадемуазель я не смогу гарантировать.
И Герман стал думать. Но, конечно, не о том, как бы отдать Фридриху револьвер и вступить в эту его секту, а о том, как бы выпутаться из этой ситуации. В лесу, неподалеку от поместья, ждал арестный взвод жандармов. Подать им сигнал Ермолова должна была при помощи магии, и теперь уже не подаст — это господа культисты ловко сделали. Первым делом нужно ее как-то освободить, но как? Усыпить бдительность вампира? Этакого, пожалуй, усыпишь…
— Целую операцию вы, я гляжу, провели ради одной только моей особы, — Герман кивнул в сторону стоящих с безразличным видом лакеев.
— О, не преувеличивайте вашу ценность, господин жандарм, — ответил Фридрих, усмехнувшись. — Все это затеяно не ради вас. Собственно, я и не знал, что вы здесь окажетесь. Но раз уж оказались — грех не воспользоваться случаем.
— А ради чего тогда все это?
— Много будете знать, корнет, скоро состаритесь. Да и времени нет рассказывать — он демонстративно достал из кармана золотистую луковицу часов и открыл крышку.
Герман решил, что нужно попытаться. Уставшая правая рука сейчас уже чувствовалась значительно лучше. Сделав глубокий вдох, он ощутил легкое течение силы от головы к пальцам. Значит, «шпага» должна еще работать. Просто выбросить руку вперед и…
Раздумывать было некогда. Еще секунда, и вампир поднимет взгляд от часов. Осталось не больше минуты от времени на размышление. Сейчас или никогда.
Герман быстро выпрямил руку, сжав пальцы в щепоть. Сияющий клинок устремился вампиру прямо в переносицу. Устремился — и остановился в дюйме от его лица, упершись в нечто почти невидимое. Вампира словно окружил прозрачный кокон, и по нему зазмеились от места, в которое ударил луч, тонкие черные линии. Секунда — и шпага погасла, а Герман почувствовал в руке ноющую боль. Еще секунда, и Фридрих резким ударом сбил его с ног.
Перед глазами Германа брызнули искры, во рту появился солоноватый привкус крови. Еще мгновение спустя он почувствовал железные холодные пальцы, сомкнувшиеся на его горле.
— Вы, кажется, не поняли, молодой человек, — прошипел голос Фридриха. — Я готовился к этой операции целый год. У меня сила, которой не имел, возможно, ни один вампир, по крайней мере, с тех пор, как мы обосновались в этом мире? Представляете, сколько крови нужно было для этого выпить? Кстати, ваше хваленое ведомство совершенно не ловит мышей. Но это в сторону — главное, что такой сопляк, как вы остановить меня не сможет. Все, финита ля комедия. Вы либо отдаете мне вещь прямо сейчас, либо я обыскиваю ваш труп.
— У меня… ее здесь нет… — прохрипел Герман. — Она… в надежном месте.
— Тогда мы с вами отправимся в надежное место. Как только я завершу свои дела здесь.
— И много… осталось дел?.. — спросил Герман. Пальцы слегка разжались, и он смог глотнуть воздуха. Вампир не выглядел сильнее его, по крайней мере, физически, но отчего-то чувствовалось, что сбросить его Герман не сможет. Было в этом захвате нечто, что заставляло почувствовать настоящую силу, не ту, что заключена в мускулах, но от этого не менее реальную.
— Дел осталось всего ничего, — произнес Фридрих, отпуская его горло и поднимаясь на ноги. — Вот, кажется, все уже и готово.
При этих словах на сцене появилось новое действующее лицо — в беседку вошел евнух-дворецкий. Ни секунды не смущаясь, он перешагнул через тело баронессы, даже не взглянул на закованную в наручники Ермолову и подошел к вампиру, что-то проговорив ему на ухо. Фридрих кивнул и произнес:
— Через десять минут все должны быть на позициях. И начинайте.
Тот вскоре исчез, и вампир обратился вновь к Герману:
— Видите ли, молодой человек, наша бедная Аглая не признавала крепостных и предпочитала обходиться нанятыми людьми. И это была ошибка с ее стороны: крепостному помещик всегда может залезть прямо в голову и если не прямо прочесть его мысли, то хотя бы почувствовать его отношение. Это, конечно, ужасно мерзко, но с их точки зрения — весьма удобно. Собственно, и считывать отношение необязательно, потому что крепостной любит своего барина просто рефлекторно. Испытывает к нему щенячью привязанность. В случае же с нанятым лакеем никогда не знаешь, что у него на самом деле на уме. Не является ли он, к примеру, поклонником какой-нибудь социальной теории, предписывающей необходимость уничтожения аристократии и заменой ее лучшими представителями третьего сословия? Вот как, к примеру, Михаил Пафнутьевич, дворецкий, которому покойная Агнесса так доверяла.
Он развел руками, дескать, жизнь очень сложная штука, и хотел, было, добавить что-то еще, но в следующее мгновение один из лакеев, стоявших позади него, издал сдавленный крик и рухнул на траву. Брызнула кровь, испачкав белые гамаши вампира и его трость. Лакей забился на земле и только в этот момент Герман заметил, что его шея располосована мощными когтями. На звук обернулся Фридрих, но к этому моменту на земле уже находился и второй лакей, доставший револьвер,
