разрешил сразу же отправляться. Молодой помощник воеводы потребовал, чтобы сначала вся троица научилась не только заряжать самострел – с этим они кое-как управились, но и потренировались в стрельбе.
Крень увел «новобранцев» за двор, где располагалось что-то похожее на спортплощадку, или на плац – земля была утоптана, тут и там вкопаны в землю бревна с глубокими зарубками. Не иначе, дружинники отрабатывали на этих бревнах рубящие удары.
— Вон, видите? — указал воевода на чучело, установленное шагах в тридцати. — Поучитесь-ка сначала в мишень попадать. А заодно потренируетесь – как вам друг дружку не перестрелять. Сам проверять не стану – на честность надеюсь, но вам нужно попасть из двадцати раз хотя бы пятнадцать. Как только выучитесь – мне скажете. Все понятно?
При ближайшем рассмотрении «мишень» оказалась чучелом, вроде тех, что устанавливают на огородах отпугивать птиц. Правда, птицы их все равно не боятся, а вороны даже устраивают на них свои «посиделки». Тут, кроме драного рубища, укрывавшего солому, было еще что-то напоминавшее кожаные доспехи. Кожа, правда, уже довольно старая, да и зияла во множестве дырами, сквозь которые пробивалась солома. Не иначе, по этой мишени уже тренировалось не одно поколение дружинников.
Стрелять из самострела было не так и сложно, вот только устали постоянно натягивать тетиву этим неуклюжим рычагом, а потом еще требовалось отыскать стрелу. А стрелу Крень отчего-то выдал только одну. И была арбалетная (самострельная?) стрела совсем не такой, как показывают в фильмах. Грубый наконечник и всё, оперение совсем скудное, два жёстких пера. Палка, толщиной с карандаш, заостренная. Но если ты не сумел попасть в чучело, то приходилось идти искать стрелу шагов на пятьдесят или шестьдесят. У Неждана стрела как-то улетела и на все сто. Видимо, в том-то и был великий педагогический смысл креня – не хочешь бегать искать, то попадай сразу!
Первые десять выстрелов пропали втуне. Обидно, да и за стрелами бегать поднадоело. У всех троих уже опустились руки, но тут подошел инструктор.
— Что, не получается? — усмехнулся Алтырь. — Давайте-ка парни, я вас немножечко поучу.
Оказывается, вся хитрость стрельбы из самострела была в том, что нужно было его держать не на уровне глаз, как это делали парни, а чуть пониже, на уроне горла, а даже и груди, и не пытаться прицелиться стрелой, уложенной в желоб, а провести мысленную линию от желоба, до мишени.
Вот, вкладываешь ее в желобок, натягиваешь тетиву – и, пли!
Как только новобранцы усвоили преподанный урок, дела пошли лучше. Ярослав, начав считать, сбился со счета, но его товарищи вычислили, что из десяти выстрелов у него целых девять попаданий. У Неждана с Зозулей было похуже, но ненамного – семь попаданий из десяти.
Тренировались бы и дальше, но Алтырь их остановил:
— Хватит. И тетива скоро лопнет, да и ужинать пора. А Креню я скажу, что стрелять вы научились.
Ярослав боялся, как бы парни опять не принялись приставать – мол, научи их драться, а он так умаялся с этим самострелом, а особенно – что его, заразу, требуется постоянно взводить, а это похлеще, чем кирпич таскать на пятый этаж, но его товарищи молчали. Кажется, они тоже устали и им было не до учебы кулачному бою.
Пока шли к поварне, однорукий инструктор слегка замедлил шаг, слегка придерживая Ярослава. А потом, вполголоса, чтобы не услышали остальные, сказал:
— Стрелять вы быстро научились, хвалю. Обычно, такому за неделю учатся. А из тебя, парень, толк выйдет, пусть ты и староват уже для младшего дружинника.
— А из них? — кивнул Ярик на спину друзей, спешивших на ужин. Верно, сильно проголодались, потому что вкусные запахи били в нос.
— А как у них – сложно сказать, —хмыкнул однорукий ветеран. — Будут стараться – научатся. Но ты — это другое. Только, я тебе ничего не говорил. И нос раньше времени не задирай. Задерешь – тут тебе его и отрубят.
Видимо, дружинники уже успели поесть, потому что помощники поварихи уже отмывали в большой деревянной бадье грязную посуду, а потом споласкивали ее в ушате. Повариха, открыв, было рот, чтобы выругать нежданных гостей, увидев Алтыря, тут же сменила гнев на милость и самолично принялась накладывать всем четверым еду.
На ужин была опять какая-то крупа, определить которую Ярик бы затруднился. Не то просо, не то вообще овес. Да и много ли он понимает в крупах? Рис от гречки он отличит, геркулес от перловки тоже. А что ели в средние века? А кто его знает. Вот, кукурузы, в здешних краях точно не должно быть, потому что она пока произрастает в Америке.
Пахло вкусно, каша была обильно сдобрена маслом, а вот мяса или рыбы отчего-то не полагалось. И хлеба дали поменьше – всего по куску, а вместо кваса налили какого-то морса, кисловатого, не очень сладкого, но вкусного.
Закончив с ужином, Алтырь отвел парней к одной из дворовых построек. Открыв дверь, сработанную из тяжелых досок, сказал:
— Пока вас в дружину не приняли, спать станете в сарае.
Ни Ярослав, ни остальные даже не вздумали обижаться. Деревенские это восприняли так, что они еще не доросли до права ночевать в помещении для дружины, а человек двадцать первого века подумал, что это своеобразный карантин. Старшие дружинники и должны охранять подчиненных от всякой заразы. Вот, а вдруг у них блохи, или еще что?
В сарае нашлось сено, а еще несколько длинных половиков, брошенных сверху. Это и подстилка, да и одеяло. Что ж, после ночевки в старом сарае в деревне парней, это даже и роскошь. Конечно, не бабушкина постель, но сойдет.
Утром Ярослав проснулся сам. По ощущениям, было часов шесть утра. Но за точность он не ручался. Он уже решил, что проснулся раньше других, но оказалось, что и Неждан и Зозуля уже на ногах.
— Вот, завтрак нам принесли, — кивнул Зозуля на увесистую корзину. — Сказано – что не съедите, то с собой возьмете. А в лесу еда пригодится.
Неждан, который принялся вытаскивать из корзины провизию, буркнул:
— Правильно говорят – идешь в лес на день, еды бери на неделю.
На завтрак мужикам полагался творог, свежие лепешки, а еще мешочек с сухарями. На самом дне лежал кусок сала. Решив, что творог и лепешки
