Значит, надо презентовать ей ещё один!
Тор сидел возле своей хижины. Я уже вычислил её. Из неё часто выбегала Лу-у. А кроме неё, выходила оттуда и входила ещё одна женщина средних лет — возможно, жена Тора, и ещё голопузый кудрявый мальчишка лет одиннадцати-двенадцати. Вероятно, братишка Лу-у. Вся семья вождя?
Впрочем, распоряжался Тор только при появлении опасности. А в спокойной обстановке племя отлично обходилось безо всяких указаний.
В первый раз телеконцерт захватил купов врасплох, и почти все они оставались на месте до тех пор, пока не началась заразительная пляска на экране. Сейчас реакция была иной. Ребятишки рванули поближе к телевизору и уселись перед ним на землю отчётливым амфитеатром: самые маленькие впереди, те что постарше, — за их спинами. За детьми расположились женщины, отложив остальные заботы. Мужчины или стояли поодаль или остались сидеть у костров, как Тор. Правда, перед ним никто не маячил — как-то само собой получилось. Трапезу оставили все. Один я потихоньку жевал мясо, откусывая крохотными кусочками и дожаривая оставшееся на шампуре. Со стороны можно было подумать, что я тут самый голодный.
После концерта, как во всяком приличном обществе, начались танцы. Только на этот раз посреди концентрических кругов оказалась не пустота, а дерево с оленьими головами. И в припеве танцующих почти подряд звучало: ка, ка, кам… То есть, олень, олени… То ли славили животных за то, что позволили себя убить, то ли просили у них прощения.
Не участвовали в танце только старухи — я насчитал их пять! — старик-оружейник, Тор да я.
Оружейник, похоже, был отцом Кыра. И валун-наковальня лежал как раз возле их хижины. А может, хижину поставили возле удобного валуна. И в хижину эту не входила ни одна молодая женщина. Зато вбегали двое подростков, которые уже носили шкуры на поясе и даже участвовали в обороне у Кривого ручья.
Внутрь хижин меня пока никто не звал. Посмотреть, конечно, хотелось, но не напрашиваться же!.. Всему своё время. Я видел возле себя постоянно одни и те же лица, и понимал, что сие значит. Остальные купы как бы маячили в отдалении. Не то чтобы сторонились, а просто не заговаривали. Если что-то надо, всегда рядом Лу-у, или Сар, или сам Тор. Даже Кыр, охранявший меня в первую ночь, держался как бы во второй шеренге. Словно центральный полузащитник на футбольном поле. Давно хотел дать ему мыслеприёмник, но случая не возникало.
Может, именно так и было замыслено местными стратегами?
Обижаться не приходилось. Надо потерпеть.
Думалось во время телеконцерта ещё и о том, что на следующую охоту хорошо бы мне пойти вместе с купами. Чтоб не жить у них нахлебником. Вот только с чем пойти? Из пистолета убить оленя ещё можно. Но если попадётся стадо ломов, на коих положено охотиться соединёнными силами двух племён, пистолет вряд ли поможет. Не знаю уж, что такое лом, но почему-то кажется, что ему пистолетная пуля — как слону дробинка. Впору отыскивать в трюмах звездолёта крупнокалиберные охотничьи карабины. На этой планете они пока не употреблялись. Но не могут же «сыны неба» спасовать перед четвероногими ломами! Мы тут не имеем права ни в какой мелочи казаться слабыми. Первобытные люди даже жестокость могут нам простить — слабости не простят. Это мы должны всё прощать им…
И ещё думалось о том, что за шестидневку моего общения с купами у них уже второй общенародный праздник. А у землян за почти год моей жизни на этой планете не было ни одного. И нет всеобщих выходных. И нет обязательных «календарных» отпусков. То есть каждый может при личной необходимости взять выходной в любой день и нырнуть в небольшой отпуск, если вдруг приспичит. Для этого — никаких препятствий! Кто-то всегда заменит тебя на твоём месте. Но общее дело не останавливается ни на день, ни на час, ни на минуту. Общество в целом трудится как роботы, без остановок. Никакого обязательного безделья! Никакого принудительного отдыха! Всё только индивидуально.
И при этом нет никаких сожалений или сетований на то, что всё устроено именно так, а не иначе. Все довольны! Потому что заняты любимым делом, которое доставляет почти что наслаждение и от которого не хочется отдыхать. По сути, оно не утомляет.
Одно лишь исключение из общего правила — школа. У детей есть и обязательные выходные и обязательные каникулы. Как на Земле.
Когда мы улетали с Земли, так трудились там далеко не везде. Лишь в некоторых районах, городах или посёлках. Лишь в некоторых крупных коллективах. На каких-то, в общем, островках всепланетной жизни. А на остальной планете господствовал обязательный и не всегда приятный труд с гарантированными просветами в виде отпусков, праздников и общих выходных. Не всем на Земле удавалось безошибочно выбрать именно такое дело и место в жизни, которые доставляли бы удовольствие и не утомляли. Не всем удавалось достичь в своём деле высот, гарантирующих разумную свободу расписания. И те, кому такое не удавалось, вынуждены были трудиться по обязанности, за полное обеспечение со стороны общества. Сказывались тут и далеко не одинаковые природные данные самих людей и далеко не одинаковые природные условия их существования.
Однако изнуряющего труда не было нигде. Он ушёл в прошлое безвозвратно — вслед за войнами, которые варварски, в гигантских масштабах, уничтожали результаты человеческого труда. Отказавшись от войн на Земле, поставив их вне закона, человек обрёл полную свободу перехода от труда обязательного к труду желанному. И в пределах одного дня, и в пределах целой судьбы. Ведь желанный труд есть у каждого! Даже у самого великого лентяя! Задача общества — сделать индивидуальный желанный труд полезным для других людей.
Однако даже и до этого, далеко не идеального уровня жизни, земное человечество добиралось десятки тысяч лет — от сегодняшнего уровня племени купов на планете Рита.
Мы не имеем права позволить им потерять столько же времени, сколько потеряли сами. Они должны пройти этот путь в сотни раз быстрее, как минимум. Их надо настолько заинтересовать, чтобы вприпрыжку бежали к труду, дающему удовольствие или хотя бы зримые, нужные им результаты. И, если нам это удастся, если труд их окажется интереснее, увлекательнее любого отдыха и всенародного праздника — они станут в конце концов счастливыми на достойном человека уровне. И, может, когда-нибудь скажут нам спасибо. Когда поймут, что для них сделано…
А купы тем временем всё плясали, благодарили оленей за покладистость, но в конце концов решили поблагодарить ещё и самого удачливого охотника.
— Шур! Шур! — закричала вдруг одна из женщин. — Шур!
— Шур! Шур! — тут же завопили другие.
