Одноглазый оскалился, видя еще одного замолкнувшего стрелка на гребне. Захотел рассказать Батону, привалил его к БТРу. И заткнулся на половине слова. Замер, глядя на спокойное и ровное лицо товарища, смотревшего куда-то вдаль. На влажную дорожку, тянущуюся от уголка глаза к подбородку.
Над головой загрохотало и засвистело. Старлей, прижавший к уху рацию, округлил глаза и замахал свободной рукой. Одноглазый задрал голову и радостно завопил. Крик и свист, поднявшийся вокруг, перекрыл даже этот небесный грохот. Но ненадолго. Поспорить с авиационным двигателем тяжело. Не говоря про вооружение «грача». А они, «грачи», прилетели.
* * *– Твою мать… – Одноглазый потер лицо. – Заснул. Стыдно-то как.
– Стыдно когда видно, – Багира зевнула прямо над его ухом. – Сижу тут минуты полторы. А до этого ты не спал. Советую все же покемарить.
– Да ладно…
– Хоть заладно. Толку от тебя сейчас.
– Тоже верно.
– Чего ты там в атаку ходил-то?
– Да… Юность вспомнил. Как вот отсюда ездили на масштабные военные учения.
– На Кавказ?
– А куда еще-то? Маму жалко было. Но потом она как-то привыкла.
– Мамы – они такие, это да…
– Ладно. Пойду. Но скоро вернусь. Оставить ствол?
– Нет. Иди. У меня свой есть. Где прячу – не скажу. У женщин должны быть тайны.
Глава 5
Доказательства смерти
Самарская обл., с. Красный Яр
(координаты: 53°29′51″ с. ш. 50°23′20″ в. д.),
2033 год от РХ
– Вот ты где! – Шимун сгреб протестующее существо за шкирку, обхватил пальцами морду. – Тихо, жуть, тихо.
– Жуть? – Морхольд выдохнул.
– Жуть. И запомни, друг, – Шимун присел на топчан, почесывая существо под подбородком, – именно Жуть. Не Жутик, Жутька, Жутя или что-нибудь такое же зефирно-розовое в мимимишечных понях. Только Жуть. Так, смотрю, ты в себя пришел?
– Ну да, как бы пришел.
– Жива! – Шимун встал, придерживая рвущуюся куда-то Жуть. – Пациент проснулся. Пора отвязывать.
– А сам чего не отвяжешь?
– Так она врач, ее не обманешь.
– Чего?
Шимун усмехнулся и вышел. Жива появилась чуть позже. Не хмурая, а вовсе даже улыбчивая. Села, пощупала пульс на шее, заставила высунуть язык, пальцами подняла веко и долго рассматривала глаз.
– Меня же просто продуло? – Морхольд непонимающе посмотрел на женщину. – Нет?
– Просто продуло. А я просто сделала тебе что-то вроде прививки от разных гадостей и влила в тебя как можно больше иммунитета. Это легко не перенесешь.
– Помер бы…
Она пожала плечами.
– Похоронили бы, не переживай. Ты, если по лодке судить и прочему, далеко собрался?
– Не близко.
– Зима на носу. Надо быть здоровым. Так что радуйся, тетя Жива тебе помогла. Организм сильный, справился. А вот спиной сильно не помогу, тут уж извини. Сейчас отстегну.
Морхольд, растирая запястья и щиколотки, сел. Его даже качнуло в сторону.
– Одевайся. Только на улицу по делам и тут же назад, – Жива протянула сильно пахнущий травами комочек. – Нельзя тебе пока много ходить. Лежать надо. И на, рассоси пилюлю.
Он оделся в предложенные вещи. Ватные штаны, теплые ношеные сапоги и очередной овчинный кожух. Откуда они нашли столько овчины? Морхольд пошел вперед. Его качнуло, и пришлось хвататься за что придется. Но вроде устоял.
Жива мелко ступала следом, не мешала и не помогала. Кожаные галоши, надетые на вязаные высокие чулки, мягко шуршали за Морхольдом. Он двигался к двери, прислушиваясь к самому себе.
Шлось неплохо. Очень даже хорошо шлось, если честно. Конечно, смотря с чем сравнивать. Но с самим собой еще вчера… шлось великолепно и чудесно. Слабость? Ну, слабость, подумаешь. Пройдет. И, да, Жива точно была права. Надо будет полежать. И тогда, глядишь, дальше сложится куда удачнее задуманного.
Он спустился по лестничке, аккуратно и бережно. Оглянулся.
Фургон стоял. Хотя не так давно вроде бы катил себе и катил. Но… причину Морхольд понял сразу. Надвигалась буря. Сильная снежная буря. Шла с севера, закручивая штопором серые и обманчиво ленивые тучи. Такую погоду вряд ли стоит встречать в пути. А переждать надо с умом. Этим остальные и занимались.
Фургон стоял в небольшой рощице. Таких здесь, в лесостепи, хватало. Разве что не все были так удобны. Очень похожа на ту, где к Морхольду подбежал лосенок. С поляной посередине, не очень большой, но и не маленькой.
Деревья здесь росли раскидистые. Под самое-самое, прикрыв ветвями половину, фургон и подогнали. Оставшуюся часть транспорта вся странная компания старательно прикрывала тентом. Большие серые вьюки, крепившиеся по краям, оказались навощенным брезентом, свернутым и расположенным так, чтобы делать дополнительный навес. Большая его часть прикрывала лосей. Те сбились кучей, плотно прижимаясь друг к другу. Бурый, косясь на Морхольда, плечом остановил лосенка, сунувшегося было к знакомому человеку.
– А, и правда ожил, – Шимун, закрепив растяжку на стволе кривоватой крепкой березы, помахал ему. – Пошли перекурим, пока Жива ворчать не начала.
– Толку-то? – Жива встала за спиной, заложила ладони за теплую юбку-поневу. – Ворчи, не ворчи, ты все равно дымишь. И других тянешь. Тьфу, аж противно.
Морхольд усмехнулся. Невесело. Веселиться было не с чего. А от предложенной самокрутки не отказался. Вкус узнал сразу. Табак с Кинеля, не иначе.
– Ни разу вас не видел в Кинеле.
Шимун покосился на него.
– Видно, временем не пересекались. Ты оттуда?
– По большей части. Перекати-поле.
– Ясно-понятно. – Шимун крикнул рыжему, показал, что тот делал неправильно. – Ты куда идешь-то?
Морхольд затянулся и подумал. Чего скрывать цель?
– В Курумоч. К летунам.
– Серьезно. Куда лететь собрался?
– К Волгограду.
Шимун кашлянул, потер переносицу.
– Ну, так-то пошутил, конечно. Дороговато выйдет такой аэрокруиз.
– Наплевать. Мне надо на Новый год подарки своим отвезти.
– В Волгоград?
– Нет. В Анапу.
Шимун как-то опасливо покосился на Морхольда.
– Тебе говорили, браток, что ты на всю голову шибанутый?
Морхольд кивнул:
– Неоднократно.
Шимун хмыкнул:
– Ладно. Ты по делу ж вышел, полагаю? Ну, вон туда отойди, чтоб твое дело нам не попортило красоту девственно белого покрывала… которое скоро до нас доберется. И быстро назад. Буря будет лютая. Уж поверь.
Морхольд пошел к указанным кустам. Зашел за них, надеясь, что назад доберется спокойно. Слабость вновь накатывала волнами. Он повернулся к открытой степи, куда уходила колея от фургона. И вздрогнул.
