Слегка набравшихся офицеров просили остаться на ночь, но те отказались — у них были какие-то свои планы, строгий маршрут и хронометраж, которые и без того нарушил визит в лесной домик. Перспектива ночевать в лесу их не пугала: в рюкзаке у лейтенанта Васи лежала армейская палатка.
— Спасибо за гостеприимство, — сказал на прощание капитан. — Обязательно постараемся вас навестить в ближайшее время. Далеко, но что поделаешь. Общественный транспорт нынче не ходит, а никакого другого у нас нет. А если хотите… Если хотите, айда с нами!
— Точно! — радостно поддержал капитана Толян. — Места хватит!
Предложение было весьма заманчивым, и Антон оглянулся на друзей. Фрэнсис молчал, обдумывая услышанное, а Лариса покачала головой:
— Нет, спасибо. Мы останемся здесь. Уже привыкли, не хочется бросать дом, огород…
— Что ж, как угодно. Но если вдруг передумаете, милости просим!
Офицеры ушли в опускающиеся на лес сумерки. Их голоса еще некоторые время слышались и постепенно затихли вдалеке. Трое друзей так и стояли на крыльце.
— А может, мы зря отказались? — нарушил молчание камерунец. — Там безопасно, и люди они хорошие, сразу видно.
— Именно поэтому они долго не продержатся, — сухо сказала Лариса.
— Почему ты так думаешь?
— А по ним сразу видно, как ты только что сказал. Капитан — рассудительный, да. Но остальные его рано или поздно уговорят играть ту самую роль рыцаря в белых доспехах. И поэтому долго они не продержатся. Это же точка. Не полк и не дивизия. Может быть, сначала у них и в самом деле что-нибудь получится, но потом их сомнут. Не нужно к ним ходить, ребята. Не нужно.
Лариса повернулась и ушла в дом, к ребенку.
— А ведь какой был вариант… — со вздохом произнес Антон.
Если день и ночь таковы, что ты с радостью их встречаешь, если жизнь благоухает подобно цветам и душистым травам, если она стала радостнее, ближе к звездам и бессмертию, — в этом твоя победа. Тебя поздравляет вся природа, и ты можешь благословлять судьбу.
Генри Дэвид Торо «Уолден, или Жизнь в лесу»
— Мы можем отсюда улететь, — сказала однажды Лариса, нарезая коренья для супа.
Фрэнсис, который пытался починить древние часы с гирьками, недоуменно посмотрел на девушку. Антон, чистивший ружья, остановил руку с ершиком и тихонько поинтересовался:
— Ларочка, милая, у тебя головка не болит?
— Дурак, — фыркнула Лариса, отложив нож. — Я серьезно.
— «Огромный шар, надутый паром, поднялся в воздух он недаром. Наш коротышка, хоть не птица, летать он все-таки годится», — процитировал Антон. — Николай Носов.
— Ты слушать будешь или нет? — Лариса, кажется, начинала сердиться, и Антону вовсе не хотелось с ней ссориться.
— Буду, буду.
— Так вот, я в прошлый раз, когда приходили офицеры, посмотрела их карту. Вася мне разрешил.
— Еще бы, — хмыкнул Антон, но тут же утих под испепеляющим взором Ларисиных глаз.
— Когда мы сюда пришли, я немного запуталась, а старая карта Кирилы Кирилыча во многом неправильная. Оказывается, до Мокрушино ближе, чем я думала.
— И что нам нужно в Мокрушино? — спросил Фрэнсис.
— В самом Мокрушино нам ничего не нужно, но недалеко от него есть небольшой военный аэродром. Секретный, разумеется.
— Та-ак… — Камерунец отложил часы в сторону, стукнув болтающейся гирькой по полу. — Это уже интереснее. И что на этом секретном аэродроме?
— А главное, откуда ты о нем узнала и почему до сих пор не говорила? — сердито спросил Антон.
Лариса виновато потупилась и начала рассказывать.
Ее отец, генерал-майор Реденс, на досуге занимался тем, что летал на самолетике Як-18Т, к чему приучил и дочь. От Яка он постепенно стал переходить к более сложным и совершенным моделям, а потому не упускал возможности посетить тот или иной аэродром, чтобы там сесть за штурвал какого-нибудь Су-31. Лариса, пока не решила пойти своим путем и не отправилась в полицию, таскалась за ним и тоже приобщалась, попутно расширяя познания о системе аэродромов Сибири — известных и не очень.
Возле Мокрушино как раз находился секретный аэродром, предназначенный для испытания и обслуживания разнообразной несерийной и малосерийной техники. По сути, он и особо секретным-то не был, то есть какие-то суперистребители и летающие блюдца там не испытывали. Основную часть тамошнего парка составляли дирижабли.
— Что-то ты гонишь, Лар, — усомнился Антон. — Дирижабли — это ж дела давно минувших дней. По-моему, их после Первой мировой войны уже перестали делать.
— Ни фига, — сказала Лариса. — Их и сейчас делают… делали, вернее. И вот на этом аэродроме есть несколько дирижаблей, в том числе законсервированных.
— То есть их надо еще собрать.
— Нет, там всё проще. Гондола уже должна быть собрана, нужно только снять заглушки, прокладки, кое-что смазать, а главное — закачать газ в баллоны.
— Допустим, механизмы мы расконсервируем, — сказал явно заинтересовавшийся Фрэнсис. — Но где взять газ? И потом, есть двигатель, он на чем-то работает… Нужно топливо. Где его взять?
— Там есть установки для производства водорода.
— Которые работают от электричества? — скептически уточнил Антон, которому эта идея все больше не нравилась, а особенно то, как оживился камерунец.
Антон летать не любил и боялся, потому что самолеты имели свойство падать. «Железяка летать не может, это недоразумение», — считал Антон, а на ехидные замечания типа «А как же ты мир посмотришь?» отвечал, что есть масса прекрасных мест, куда можно добраться по земле или по воде, на его век таковых хватит с запасом.
— Да, — кивнула Лариса, — но энергия вырабатывается фотоэлектрическими элементами. Из солнышка.
— А сырье? — не унимался Антон, желавший найти прокол в выстраиваемой перед ним сложной системе.
— Обычная вода. Водород производится путем электролиза обычной воды.
— Бинго! — воскликнул Фрэнсис. — То есть нам нужно добраться до этого таинственного аэродрома, расконсервировать дирижабль, запустить установку, накачать в баллоны водород и…
— …и мы еще не узнали, на чем работает двигатель и где взять топливо, — сухо заметил Антон.
— Там стоит газотурбинный двигатель. Может работать на спирту, к примеру, — сказала Лариса.
— А вот спирта-то у нас и нет.
Антон почувствовал облегчение. Старый домик лесника казался ему сейчас настолько родным и близким, что он готов был прожить здесь все оставшиеся годы, только бы не тащиться за тридевять земель в сомнительной надежде взлететь в небеса на большом водородном пузыре. Память тут же услужливо представила виденные по телику документальные кадры крушения фашистского дирижабля «Гинденбург». Он весьма быстро и поучительно сгорел.
