Серая тень отделилась от стены.
Сгорбленный человек вышел к свету.
Люди умолкли, испуганно переглядываясь.
– Встречайте его, – провозгласил Рейгодор. – Тот, кто пришел из самого сердца Проклятый Земель. Тот, кто поможет нам уничтожить Башню.
Незнакомец сделал еще шаг, и остановился.
Медленно совлек с головы капюшон.
Это был Вацлав.
Проклятый Кардинал.
Несколько секунд стояла мертвая тишина.
– Нет, – негромко воскликнул кто-то. – Я видел тебя… Ты же умер.
Вацлав лишь рассмеялся.
Три актинии вспыхнули над его головой, и закружились в безумном танце.
– Я не один из вас, – сказал Кардинал. – Там, на пороге смерти, Бог даровал мне новую частицу себя. Он дал мне бессмертие.
Люди в ужасе отшатнулись.
– Убить меня невозможно, – продолжал Кардинал. – И чем ближе к центру Проклятых Земель, тем сильнее я становлюсь. Я помогу вам разрушить Обитель Ворона, – так же, как три года назад, я низвергнул Башню Орла.
– Братья мои! – провозгласил Рейгодор. – Восславим же Бога, создателя нашего, милосердного Господа! Именем Его мы сожжем дотла эту башню. Во славу Бога Всеблагого тысячи людей пойдут на заклание. И будем мы убивать их, снова и снова, пока не повергнем Диавола.
– Смерть сталкерам! – пронеслось под сводами залы. – Слава Всемогущему Богу и Шестикрылому Ангелу.
3
– Почему там?
Турбоглайдер несся над выжженной степью.
– В моем убежище безопасно, доктор.
Ковач похлопал его по колену.
– Вы же не хотите, чтобы ваши друзья, из деранторов, снова вас навестили.
– Но это так далеко…
Ренье смотрел, как проносятся под ними обломки зданий, искореженные машины. Тут и там, валялись гнилые трупы, – и странные, уродливые твари пожирали их.
– Чем меньше вокруг людей, тем безопаснее, – заметил Ковач.
Жак поерзал на кресле.
Его пугало все, – и новый партнер, и его хмурая охрана, и серые пустоши за окном.
– Может, лучше мне остаться в Париже? У меня там прекрасная лаборатория. Я много лет ее оснащал.
– Всем нам надо идти вперед, – сказал Ковач. – Это и есть жизнь. Но чтобы идти вперед, надо оставлять что-то позади…
Он откинулся на спинку кресла, и расстегнул воротничок.
– Вам не о чем волноваться, доктор. Ваша новая лаборатория будет не хуже прежней. На самом деле, гораздо лучше.
Ренье нахохлился и молчал.
Ковач усмехнулся.
– Понимаю, вам все это не нравится. Жить невесть где, у черта на куличках… Вы привыкли к Елисейским полям, ресторанам, опере…
Он достал наладонник.
– Но и здесь можно найти достойные развлечения. Думаю, вам понравится.
Ренье взял компьютер, – без всякой охоты, но его взгляд сразу же вспыхнул, когда он увидел снимки.
– Хороши, да? – улыбнулся Ковач.
Жак листал фотографии.
Одну за другой.
Там были маленькие девочки, – не старше тринадцати лет. В коротких платьицах, высоких сапожках. Майки туго обтягивают маленькие, изящные груди.
Дерзкий вызывающий взгляд.
Ренье тихо выдохнул.
Он надеялся, что Ковач не заметил, как покраснело его лицо, как дрогнули руки. Сердце бешено заколотилось в груди.
– Но это же… это неправильно, – сказал он.
– Правильно?
Полковник презрительно усмехнулся.
– Люди придумали это слово, чтобы оправдать свою лень и трусость. Во всех культурах, близких к природе, – секс начинается именно в этом возрасте. Двенадцать, тринадцать, – девочка становится женщиной.
– Но в Америке…
– Америка давно прогнила, мой дорогой Жак. Штаты превратились в посмешище.
– По-вашему, это связано?
Ренье не мог понять, – смеется над ним полковник, или говорит всерьез.
– Ну конечно! – воскликнул Ковач. – Секс это жизнь, свобода и счастье. Но еще ответственность. Взрослость. В юности все мы полны сил, и готовы своротить горы. Но власть… дряхлые старики…
Он засмеялся.
– Вроде меня… Боятся дать детям свободу. Боятся, что юная, сексуальная энергия прорвет все преграды и смоет их грязный, лживый мирок…
4
Турбоглайдер тряхнуло.
Оглушительный взрыв сотряс кабину. Ренье видел, как бурлящий огонь лижет окно.
Машину развернуло.
– Что это было? – с испугом спросил Ренье.
– Кажется, нас подбили, – невозмутимо отвечал Ковач. – Лучше вам пристегнуться.
Но Жак не мог.
Он вскочил, и в панике кинулся вперед, к кабине пилота.
Забился в дверь, заскулил, – было заперто.
– Не стоит, – бросил полковник. – Думаю, там все уже мертвы.
Машину тряхнуло вновь.
Ренье увидел в окно, как разлетаются прочь осколки кабины.
– Мы же упадем, – воскликнул Ренье.
– Полагаю, да, – кивнул Ковач.
Глайдер рухнул.
Ренье закружило, закидало по полу. Грохнул еще один взрыв. На краткий миг, Жак потерял сознание. А когда очнулся, полковник стоял над ним, и подавал руку.
– Поднимайтесь, Жак. Нам пора идти.
Пахло гарью и жженым мясом.
Наверное, человеческим.
Доктор сидел на полу, не в силах пошевелиться.
– Ну же! – прикрикнул Ковач. – Времени мало.
Он обернулся куда-то за спину.
– Митро, ты его понесешь.
Сильные руки подняли Ренье, и потащили куда-то. Он вспомнил, что в самолете были двое охранников. Наверное, им удалось спастись.
Лязгнул люк.
– Те холмы, Митро, – бросил полковник. – Там мы спрячемся.
– Да, полковник.
Ренье только с трудом не терял сознание. Все расплывалось, как в полусне.
Отстраненно, – словно все это происходило не с ним, – Жак отметил, не охранники вели Ковача, чтобы спрятать в безопасном месте, не тащили его, точно плюшевую игрушку, – как бывает всегда с богатыми людьми и политиками, а он командовал ими, – опытный полководец на поле боя.
– Кто это? – чуть слышно спросил Ренье.
Вдалеке показался тяжелый боевой вертолет.
Ковач ощерился.
– Кто угодно. Врагов у меня хватает.
Внезапно, к своему ужасу, Жак осознал, – что полковнику все это безумно нравится. Наверное, там, на вилле в Монако, в роскошных номерах дорогих отелей, – Драган скучал по риску, опасности, по настоящей жизни.
– Скорее! – приказал Ковач.
Вертолет приближался.
Они бежали по мертвой, выгоревшей на солнце пустоши. Там и здесь ее пересекали глубокие трещины. Вдруг из одной из них хлынул рой насекомых; почти все они были мертвы, и крошечными сухими градинками раскатились по земле.
Огромная морда Твари выстрелила из трещины.
Открылась длинная пасть.
Мощные клыки сомкнулись на одном из охранников. Кровь хлынула у него изо рта. Кости треснули. В последнем, безумном усилии солдат вскинул автомат, и начал стрелять.
Пуля за пулей вонзались в склизкое тело твари. Прозрачная густая влага сочилась из ран.
