По краю платформы бежал металлический свиток, на котором были выбиты имена полевых командиров, лорд-генералов и высших адмиралов. Под каждым именем — мелкая вязь, описывающая места их славных побед. Некоторые имена Гаунт знал из школьных текстов, выученных еще на Игнации. Другие, истершиеся за века, были ему неизвестны. Их владельцы покинули этот мир десять тысяч лет назад. Он прошел половину круга, пока не наткнулся на имя того, кого знал лично. Военмейстер Слайдо. Великий предшественник Макарота, сложивший голову на пике великой победы на Бальгауте, на десятый год своего крестового похода в миры Саббаты.
Привлеченный звуком, Гаунт оторвался от текста. Двери основной транспортной шахты раскрылись, снова послышался электронный хор, предупреждающий о прибытии лифта. На палубу поднялся матрос с ящичком инструментов в руках. Озадаченно посмотрев на одинокую фигуру возле перил, он скрылся за стеной шахты. Проводив его взглядом, Гаунт безучастно отвернулся. Простая проверка оборудования.
Комиссар вернулся к чтению. В памяти ожило пламя Бальгаута, пожиравшее ту ночь и войска Хаоса вместе с ней. Сам он вместе с уже родными ему гирканцами был в самом центре. Они прорывались сквозь озера грязи и полную серы атмосферу, едва видя дальше двух шагов в тяжелых противогазах. Эта победа прославила Слайдо — вполне заслуженно. Но она была омыта его, Гаунта, потом и кровью. И военмейстер вознаградил его за это уже на смертном одре. Это был час его триумфа.
Даже теперь он помнил лязг механизмов вражеских боевых машин. Помнил, как они шагали на длинных гидравлических ногах, изрыгая в сторону его солдат гибельные алые лучи, наполняя воздух потоками сияющей смерти. Тело все еще помнило чудовищную усталость и напряжение, отдающие дрожью в позвоночнике. Даже сейчас. Сверхчеловеческим усилием воли он повел своих лучших солдат на штурм Врат Олигархии, опередив даже славные войска Адептус Астартес. Клинком лазерного огня и разрывов гранат они вошли в самое сердце вражеских укреплений.
Как наяву, Гаунт видел знаменитый «счастливый выстрел» Танхаузе, о котором все еще ходят легенды в гирканских казармах: единственный лазерный выстрел, пробивший оптическую линзу богомерзкого дредноута Хаоса и взорвавший основной генератор вместе с механическим чудовищем. Он видел, как Вейтч расправляется с шестью еретиками врукопашную. В его лазгане кончился заряд, и ему оставалось надеяться только на штык. Он видел, как падает под гирканским огнем полыхающая Башня Плутократов.
Он видел, как из грязи и пламени смотрят на него в ответ бессчетные лица погибших.
Комиссар открыл глаза, и видение рассеялось. Все тот же непознанный Имматериум бился и извивался за стеклом.
Гаунт уже собирался возвращаться в свою каюту, когда почувствовал нож у горла.
2
Будто никого и нет за спиной. Ни тени, ни звука, ни запаха. Нет даже дыхания и тепла. Словно леденящая острая грань у горла появилась сама собой. Гаунт осознал, что находится во власти настоящего убийцы. Но эта же мысль придала ему уверенности. Если бы его хотели просто убить, он уже не дышал бы. Значит, живым он нужнее. И он прекрасно понимал зачем.
— Что тебе нужно? — спокойно спросил комиссар.
— Давай без шуток, — ответил низкий, ровный голос, почти шепот. Давление холодного лезвия едва ощутимо усилилось. — Тебя принято считать разумным человеком. Давай бросим эти отговорки.
Гаунт осторожно кивнул. Если он хочет прожить хоть на минуту дольше, нужно сыграть безукоризненно.
— Этим проблему не решишь, Брохусс.
Пауза.
— Что?
— Так кто здесь шутки шутит? Я же знаю, к чему все это. Я сожалею, что ты со своими парнями ударил лицом в грязь на Колчеданах. Ну, наверное, потерял пару зубов в процессе. Но так делу не поможешь.
— Не строй из себя дурака! Ты не понимаешь! Дело не в какой-то мелкой возне с честью полка!
— Я не понимаю?
— Подумай еще разок, глупец! Задумайся, почему все это происходит! Я хочу, чтобы ты знал, за что умираешь!
Клинок чуть шелохнулся. Давление не уменьшилось, но на какой-то миг угол атаки изменился. Гаунт понял, что его слова смутили противника. Этого было достаточно.
Его единственный шанс. Гаунт нанес удар правым локтем туда, где должен был стоять убийца. При этом он скользнул в сторону, левой рукой отстраняя нож. Лезвие рвануло только манжет его кителя. Противник ушел от удара, но поневоле отпустил Гаунта.
Комиссар едва успел развернуться, когда получил мощный ответный удар в челюсть. Оба не удержали равновесия, но попытались смягчить падение. Клинок вновь зацепил китель Гаунта, распоров левый рукав. Но комиссару удалось перенести свой вес вперед, вложить его в удар и откинуть убийцу. Пользуясь моментом, Гаунт поднялся на ноги и выхватил танитский нож.
Теперь он смог разглядеть противника. Обычный матрос средних лет, невысокий, худощавый. И все же с ним творилось что-то странное. Его лицо застыло маской злобы, но широко открытые глаза будто бы… молили о пощаде? Матрос одним прыжком оказался на ногах и принял низкую боевую стойку. Нож в правой руке нацелен прямо на Гаунта.
Откуда обычному матросу знать такие приемы? Гаунт терялся в догадках. Отточенные бесшумные движения, идеальный баланс, целеустремленность — все признаки указывают на профессионального убийцу, способного легко и беззвучно устранить любую цель. Но, приглядевшись, Гаунт увидел перед собой простого флотского инженера, затянувшего ремень старой формы на полнеющем животе. Неужели маскировка? Все знаки различия, нашивки и печать с личными данными выглядели настоящими.
Листообразный клинок его ножа был короче прорезиненной рукояти. В нем было несколько отверстий по всей длине: так нож весил гораздо меньше, оставаясь прочным. Более того, оружие было не металлическим. Матово-синий керамит оставался невидимым для сканирующих полей корабля.
Гаунт поймал немигающий взгляд противника, ища хоть какой-то намек на контакт. И увидел в нем ужас и отчаяние, как будто кто-то был заперт в теле убийцы.
Медленно они кружили друг против друга. Гаунт пригнулся на гирканский манер. Нож он держал свободно в правой руке, клинком к себе. В свое время его заинтересовал странный стиль ножевого боя танитцев, и во время долгих перелетов на «Наварре» Корбек обучил его этой технике. С ее помощью можно было использовать все преимущества веса и длины танитского клинка. Левую руку комиссар вытянул вперед для блока, но, в отличие от гирканцев и своего противника, сжал ладонь в кулак. «Чтобы остановить нож, лучше пожертвовать рукой, а не горлом», — учил его когда-то Танхаузе. «И лучше, если клинок сдерет кожу с костяшек, чем порвет тебе запястье», — позже заметил Корбек.
