Патлатый еще не до конца справившийся с инерцией от прошлого попадания получает дополнительное ускорение и впечатывается в один из агрегатов газобетонного мини–завода. В последний момент он успевает сгруппироваться, но делает это не очень удачно, из–за чего левое плечо при столкновении с дозатором сыпучих материалов вылетает из суставной сумки. Минус одна конечность — счет сравнялся. Могло быть и хуже, но патлатому свезло — валяющиеся рядом с дозатором мешки смягчили его падение.
От следующего попадания бойцу Ёкайдо удается уйти лишь чудом — пятка Шоты пробивает один из спасительных мешков вместо его черепа. От раскуроченного мешка, прямо по воздуху стремительно распространяется серебристая взвесь, ухудшая мне обзор, — кажется, я догадываюсь, что было внутри. Следующие несколько секунд патлатый банально выживает под обстрелом. Шота, подгоняемый кровотечением, обрушивает на врага весь свой богатый арсенал. Представитель Ёкайдо в свою очередь делает все, чтобы выжить: рвет дистанцию, уворачивается и во всю пользуется окружением. В очередной раз, скрываясь за бетонной стенкой от града ударов, патлатый пытается вправить поврежденное плечо. Эта заминка чуть не становится для него фатальной, в этот момент каратека делает ход конем — поворачивается к преграде спиной, поднимает правую ногу согнутую в коленном суставе под углом в девяносто градусов. Замирает на мгновение, аккумулирую необходимую мощь, а затем по восходящей траектории впечатывает пятку в помеху на своем пути. Да это же Уширо–гери–кеаге, которым он не так давно вынес ворота склада банды банчо.
В момент удара тигриная морда широко скалит пасть и издает беззвучный рык. Бетонная преграда разлетается на куски, не выдержав чудовищного импульса, осколки камня, словно шрапнель, ранят бойца из Ёкайдо. Патлатому несказанно фартит — за мгновение до импровизированного взрыва он «отклеивается» от стенки и немного смещается, поэтому отделывается лишь несколькими глубокими ссадинами и открытой кровоточащей раной на затылке. Но взамен полученных повреждений все–таки умудряется вправить плечо на место.
— Лады, поиграем. — первые слова, которые мне довелось услышать во время этих «переговоров», исходят от представителя Ёкайдо.
После разрушения бетонной стены территорию стройплощадки заволакивает цементной пылью, повисшей в воздухе. Поэтому я не сразу замечаю, как от патлатого начинает расходиться Рейки, формируюсь в какой–то копошащийся, облепивший его со всех сторон, полупрозрачный клубок, состоящий из мелких зверьков с лезвиями вместо лап. В которых я без труда опознаю Кама–итати* - демонов–ёкай из местного фольклора.
Вечер перестает быть томным — констатирую я, когда обогнувший полуразрушенную преграду Шота «зарабатывает» одним махом сразу несколько кровоточащих ран на груди. На этот раз представитель Ёкайдо не ограничивается одним пальцем, а наносит удар всей пятерней, растопырив и немного согнув свои смертоносные пальцы на манер звериной лапы. Цветастая футболка Шоты пропитывается кровью. Раны не глубокие, но от этого менее опасными они не становятся — каратека и так потерял слишком много крови.
Осознавая этот факт и понимая, что противник принялся играть по крупному, Шота решает идти ва–банк. Поначалу я не понимаю, зачем на такой близкой дистанции каратека рискует и без предварительной подготовки пробивает ногой с разворота. Но когда увернувшийся от столь очевидного удара патлатый «ловит» окровавленное предплечье Шоты своим лицом, до меня наконец доходит. Этот хитрюга замаскировал при помощи вертушки свою недееспособную руку. И суть этой хитрости была не в том, чтобы нанести представителю Ёкайдо урон, а дабы ослепить последнего.
Патлатый, в глаза которого попала кровь Шоты, пытается дистанцироваться, чтобы, проморгавшись, вернуть потерянное зрение. Но куда там — каратека нагоняет и в прыжке вгоняет колено точно в голову противнику. Тот оступается, от пропущенного удара его ведет и Шота мощным маваши гери по верхнему этажу завершает начатое. Плотный аналог хай–кика срубает бойца из Ёкайдо, и тот, как подкошенный, валится на бетонку.
Шота по привычке склоняется над противником, чтобы добить того при помощи гедан цуки. Каратека отводит локоть назад и слитным движением вместе с выбросом кулака опускается всем телом вниз, обрушиваясь на поверженного врага.
И лишь в последний момент, перед самым ударом, когда нижняя часть лица патлатого, покрытая запекшейся кровью из сломанного носа, расплывается в довольной улыбке, я понимаю, что босодзоку попал в расставленную ловушку. Кричу Шоте в попытке предостеречь — поздно.
Рука–копье представителя Ёкайдо вонзается в неуспевающий распрямиться до конца локтевой сустав ударной конечности Шоты. Выпрямленные, напряженные до предела пальца, обрамленные острыми, словно бритва, ногтями рассекают мясо, связки и хрящевую ткань, практически полностью ампутируя предплечье каратеки. В противостоянии гедан цуки и ёхон нукитэ победу одерживает последний.
Я с замиранием сердца слежу за тем, как потерявший сознание, то ли от болевого шока, то ли от наконец настигнувшей его кровопотери, Шота всем своим весом обрушивается на представителя Ёкайдо, Рейки вокруг него рассеивается — дерьмо, кажется, пора сваливать. Нужно трезво оценивать собственные силы, у меня нет шансов против этого мясника из Ёкайдо. Задержусь здесь и рискую оказаться в столь же плачевном состоянии, что и Шота.
Вот только есть парочка подводных камней. Вдруг Шота выживет после этой бойни и решит меня наказать за то, что я его кинул. Или Акихико окажется в курсе всех деталей встречи, тогда у боса банды Красный Они могут возникнуть ко мне ненужные вопросы. Не уверен, что в подобном случае смогу отбрехаться.
Чертов выбор без выбора, как бы бесчеловечно это ни звучало, но лучше бы патлатый прикончил Шоту. Не хочется играть в героя, но разбираться с последствиями своих необдуманных действий хочется еще меньше.
А придется — израненный, покрытый свежими гематомами и истекающий кровью из разбитого затылка боец Екайдо скидывает с себя безвольное тело Шоты, чем вновь поднимает в воздух клубы цементной пыли от разрушенной ранее бетонной стены.
В лихорадочно мечущемся разуме возникает план. Идиотский, безумный и очень рисковый, но другого у меня попросту нет. Никогда не славился особым умом — даже по моим скромным меркам, план, что я собираюсь воплотить в жизнь, заслуживает премии Дарвина.
Бросаюсь к помятому после столкновения с патлатым дозатору. Три метра, мне нужно подобраться к нему на три гребанных метра. Я успею, должен успеть, иначе мне конец. Никогда прежде я не отдавался бегу настолько самозабвенно, даже цементная пыль, забивающая легкие, никак не могла помешать моему отчаянному порыву.
Представитель Ёкайдо, усиленно трущий глаза после попадания в них крови Шоты, замечает меня не сразу — лишь когда звук моего суетливого бега доносится до его ушей. Это дает мне пусть небольшую, но фору — успеваю заскочить за полуразрушенную бетонную стену.
Успокойся Антон, дыши глубже, ты сможешь, все будет хорошо. А, если не будет, то ты этого все равно не застанешь — попросту не переживешь. Так к чему лишняя суета, ты ведь уже умирал. Во второй раз будет попроще. Да, у тебя трясутся поджилки и яйца сжимаются до размера горошин, но, знаешь, если ты спасуешь сейчас, то назад дороги не будет — мы это уже проходили. Хочешь повторить?
— Подумав — решайся, а решившись — просто не будь сыклом. — скалюсь я, встречаясь наконец взглядом с бойцом из Ёкайдо, который щурит в мою сторону покрасневшие глаза.
Дыхание выравнивается, взгляд устремленный в пролом, оставленный после Уширо–гери–кеаге Шоты, переключается с покрытого пылью патлатого на мешки, валяющиеся рядом с дозатором сыпучих смесей. Концентрируюсь. Волевое усилие, дающееся мне с заметным трудом, из–за «выплясывающего» сердца, и на строительной площадке появляется новый игрок.
Тень взмахивает суручином и утяжеленный металлическим грузом конец веревки вспарывает мешки. Все обозримое пространство заполняется серебристой взвесью — не видно не зги. Но мне это только на руку, пока патлатый, оказавшийся в эпицентре рукотворной пылевой бури, дезориентирован и пытается прокашляться, «тень», прихватившая возвратным движением ногу Шоты тащит того ко мне. Не думал, что прием, которым меня едва не прикончили, послужит средством спасения чьей–то жизни — это так иронично.
