визуальный контакт с целью. Значит, хотя бы от удара орбитальной пушки я защищён, магам придётся лезть сюда, в горы, чтобы нам противостоять. Здешнее колдовство это не ядерный чемоданчик и даже не стратегический бомбер, это РСЗО и диверсионные группы. А от удара дубиной в череп колдуны умирают ничуть не хуже обычных эльфов.
Значит, если я найду способ каким-то образом блокировать их магию, то смогу их убивать. А без магической поддержки эльфы нам не соперники даже близко. Их не то что топором, соплёй перешибёшь. Собственно, именно магия и была тем средством несения демократии, гарантирующим безусловное превосходство остроухих на поле боя. Ни у гномов, ни у людей ничего подобного не было. Были артефакты, были жрецы и прорицатели, были разного рода фокусники, но боевые маги были только у остроухих, и именно поэтому они играли первую скрипку в их Священном Союзе. Эсесовцы, мать их растак. Формально, конечно, все три союзника были равны, но даже мы, орки, знали о том, что эльфы в этом союзе самые главные.
Если бы у меня была возможность как-то пообщаться с ними, заслать разведчиков, дипломатов, шпионов, я мог бы попробовать сыграть на этом клубке противоречий. У меня не было ни малейшего сомнения, что все три расы чем-то недовольны в сложившейся ситуации, и если соотношение сил внутри Союза изменится, они могут вгрызться друг другу в глотки, надолго отвлекаясь от моего существования. Но никаких переговоров и дипломатов быть не может. Только война. Другого языка они не понимают, считая нас примитивными животными.
Поэтому я снова взялся за эксперименты. Жезл Белых Ястребов по-прежнему был у меня, хоть я и старался лишний раз его не трогать. Всякий раз, когда он попадался мне на глаза, я вспоминал те молнии, грозившие истребить моё войско, и по спине пробегал неприятный холодок, а загривок покрывался липким холодным потом. Мне повезло, попросту повезло, что вождь Горхоб не успел завершить ритуал и что он не ожидал моей внезапной атаки. Думал, наверное, что я не решусь броситься врукопашную против колдуна.
Я даже не пытался овладеть магией этого посоха, она меня пугала, как могла бы напугать взрывчатка с ввёрнутым запалом или взведённая мина. Одно неосторожное движение — и мой пепел падает в тапочки. Но если я хочу найти способ этой магии противостоять, нужно её освоить, хотя бы в теории.
Поэтому я взял этот посох, облачился в полный комплект доспехов (которые не защитят, но зато в них было спокойнее) и отправился искать какое-нибудь уединённое место в горах, чтобы никому не навредить мимоходом. Я решил подняться повыше, на какой-нибудь отдалённый утёс в землях Белых Ястребов. Там точно не будет лишних свидетелей.
С посохом даже подниматься в горы оказалось легче, и если сначала я боялся, что при каждом ударе о землю он будет искрить и испускать молнии, то вскоре привык и свободно опирался на него.
Вытертая тысячами прикосновений гладкая поверхность посоха лежала в руке, словно влитая, будто это было не истёртое временем корневище, а анатомическая рукоять, сделанная под заказ. Его не хотелось выпускать из рук, настолько удобно он ощущался.
Наверху, где ветра со всех четырёх сторон света сходились в один беспрерывный промозглый поток, я и обосновался, пытаясь припомнить хоть что-нибудь о колдовстве. Никогда не увлекался ничем подобным, разумно считая это шарлатанскими выдумками, чтобы продать отчаявшимся людям хоть какую-то надежду. Разве что смотрел в юности пару выпусков «Битвы экстрасенсов» вместе с родителями, где известный актёр курлыкал и скакал на одной ноге, прикидываясь магом.
Голый утёс без единого клочка растительности, ровный, будто срезанный гигантским ножом, показался мне идеальным местом для опытов. Пришлось, конечно, попотеть, забираясь на вершину, особенно с полным комплектом брони на плечах, но зато здесь я никого случайно не подожгу или что-то в этом роде.
Я встал в самый центр утёса, морщась от стылого осеннего ветра, и поднял его вверх, как тот бабуин, поднимающий Симбу. Ожидаемо, ничего не произошло. Я не чувствовал никаких изменений, потусторонних энергий или демонического влияния. Птичий череп на навершии оставался безжизненным и пустым. Я осторожно повернул его к себе и заглянул в тёмные провалы глазниц. Ничего.
Попробовал помахать им в воздухе, копируя движения Горхоба, когда он призывал гром и молнию на наши головы. Тоже ничего. Похоже, секрет этого посоха он унёс в могилу. Я с досадой стукнул посохом по камню и тут из его навершия снова сорвалась короткая белесая молния, почему-то улетая вверх. Я невольно отпрыгнул в сторону, но посоха не выпустил, опасаясь, что следующая молния может полететь в меня.
— Так, — хрипло произнёс я, чувствуя себя максимально глупо. — Посох. Метает молнии. Хрен пойми куда.
Одну закономерность я всё же установил, каждый сильный удар посохом о землю генерировал электрический разряд, неизменно срывающийся в небо вопреки всем законам физики. Катушка Теслы в него вмонтирована, что ли. Было бы забавно обнаружить подобное в птичьем черепе. Как я ни пытался, выдать направленный заряд у меня так и не получилось, хотя я изгалялся как только мог. Концентрировал взгляд, волю, сурово сдвигал брови, невольно изображая всех тех мошенников, что видел по телевизору. Пытался выкрикивать подходящие, на мой взгляд, заклинания, одновременно делая выпад посохом. Нет, всё тщетно. Только удар в землю и разряд в воздух.
Хотя в нём наверняка скрывались ещё какие-нибудь тайные силы. Я лично был тому свидетелем. На всякий случай я даже поискал на посохе какие-нибудь переключатели или кнопки, попытался заглянуть под черепушку, которая крепко сидела на посохе, будто всегда там была. Снова ничего. Захотелось разобрать этот посох на запчасти, докопаться до сути, но я понимал, даже если у меня получится его препарировать, обратно я его уже не соберу в первозданный вид, и это оружие будет утрачено.
Я уселся на холодный камень, положил посох на колени. Здесь, на высоте, серое небо казалось особенно низким и суровым. Неприветливым, как и весь этот край. Я соскучился по ясному, пронзительно голубому небу и яркому южному солнцу. А ещё больше я соскучился по мягкому дивану, интернету и вкусной пище. Здесь мне, конечно, было уже не так плохо, как поначалу, но всё равно иногда становилось довольно тоскливо. Как, например, сейчас. Да и вообще в редкие моменты уединения, когда я оставался один на один со своими мыслями.
Но унывать было некогда, только это меня спасало. Чем больше я занят делами, тем меньше думаю о том, что навсегда потерял, и постоянная занятость буквально спасала меня от депрессии. Лучше пусть так, чем валяться целыми днями и лить слёзы. Я машинально погладил ястребиный череп на посохе. Чёрные провалы глазниц блеснули, а небо вдруг стало проясняться само по себе.
Что делать с посохом, я так и не понял. Я, конечно, не ждал, что после нескольких минут тренировок начну пулять молнии налево и направо, но я всё-таки ожидал какого-то более конкретного результата. Конечно, освободить небо от туч это тоже результат, но я ожидал иного. Я решил заглянуть в деревню Каменных Когтей, пообщаться ещё с одним шаманом, Зутбог тоже наверняка многое мог рассказать, хоть он и боялся эльфийской магии до дрожи.
Да уж, эта ситуация с посохом и его магией удручала. Я не мог понять принцип его работы, и это здорово напрягало, я давно привык, что мне всё даётся легко и просто, без лишних телодвижений, зубрёжки и прочего. Я даже экзамены умудрялся сдавать на «отлично», просто полистав учебник перед входом в аудиторию. А тут такое разочарование.
В задумчивости я побрёл вниз, в деревню Каменных Когтей. Сейчас между деревнями можно было ходить без опаски, между племенами хоть и оставались нерешённые вопросы и былая вражда, но она постепенно угасала. Я, впрочем, прекрасно понимал, что мой авторитет это единственное, что удерживает орков от возвращения к резне и старым порядкам, и если со мной что-то случится, то наша орочья федерация развалится в ту же секунду.
Я шёл по узкой горной тропе, петляющей между скал и утёсов, как вдруг почувствовал на себе чужой взгляд. Удивительное, не самое приятное ощущение, иррациональное, но в то же время в него охотно веришь, потому как волосы сами встают дыбом на загривке. Когда твой затылок буравит чей-то злой взгляд, это невольно чувствуется, и в этот раз
