предписание подписано господином канцлером, и на нем стоит высочайшее разрешение. Или вы хотите помешать выполнению воли Императоров?
А вот это уже явная угроза. И её услышал не только я, но и Матвей Медведев.
— Я хочу видеть бумаги, немедленно, господин тайный советник.
— Как вам будет угодно, господин генерал.
Сказав это Эдгар сосредоточенно посмотрел на свою раскрытую ладонь, и через секунду на ней возникла папка. Он положил на неё вторую ладонь, папка ярко загорелась сначала красным, а потом зелёным.
— Это мое персональное защищенное хранилище важных документов, — пояснил мне Росомаха, — никто кроме меня не имеет к нему доступ.
Затем он открыл папку и достал из неё гербованый лист бумаги, на котором ярко горела подпись сразу двух императоров.
— Прошу, — с легким поклоном подал он бумагу Медведеву.
Тот тут же принялся её изучать.
Генерал прочитал два абзаца наверное раз десять, потом он что-то сделал, и документ как будто загорелся, правда призрачным огнем. То, с каким спокойствием Эдгар смотрел на это, говорило мне, что всё происходящее не является для него сюрпризом.
— Всё верно, — наконец сказал Матвей Медведев, — и предписание, и подписи на нем настоящие. Но, — он со значением повысил голос, — слепки памяти ты будешь снимать только в присутствии моих специалистов. Я не хочу, чтобы ты взял больше чем требует эта бумага.
— Конечно, — легко согласился Эдгар.
Тут же помещение раздевалки наполнилось новыми людьми, как в черных мундирах, поверх которых были небрежно накинуты белые халаты (в обоих мирах они служили отличительным знаком врачей и ученых), так и в зелёных, нашивки на мундирах которых говорили, что они из контрразведки.
Один из тех на ком были белые халаты сотворил, по другому не скажешь, два кресла, очень похожие на те, что используют дантисты, и мы с Лерой заняли места в них.
— Не переживайте, молодые люди, — услышал я голос одного из этих ребят в халатах, — вам не о чем беспокоиться, всё пройдёт быстро и совершенно безболезненно.
Ответить я не успел, потому что мир вокруг меня померк.
* * *
“Взять в схему Росомаху было отличным решением”, — думал автор, наблюдая как сотрудники СИБ берут слепки памяти Соболева и Котовой, — “Он придумал очень изящный способ получить самую актуальную информацию о силе Соболева прямо сейчас. И, думаю, что Котова нам тоже пригодится, она очень лихо помогала Соболеву во время атаки. Ни в коем случае не надо пускать её в расход, из неё получится отличный источник энергии для химеры. Вернее должен получиться, окончательное решение будет принимать Нахааш”.
— Профессор, — обратился автор к вивисектору, — что вы думаете о Котовой? Как лучше её использовать?
— Если бы она была анимагом, то можно было бы её одну пустить на Химеру, благо у нас есть несколько вариантов, но сейчас я думаю что лучше всё-таки использовать её в массовом жертвоприношении для виверны. Но в любом случае хорошо что она выжила, силы в ней много.
— Я тоже так думаю. А что насчет Соболева? Как он вам сейчас? Стал сильнее?
— Судя по записям его боя с нашими пешками — да, однозначно. Но насколько покажут слепки памяти.
— Хорошо, как только вы их получите и расшифруете немедленно сообщите мне о результатах. И, думаю, что на этом всё. Совещание окончено.
* * *
Соврал этот козёл, который говорил что всё пройдёт безболезненно, голова у меня просто раскалывалась, руки дрожали, а во рту была очень противная сухость. И судя по тому как сейчас выглядела Лера, ей тоже пришлось несладко. Но что поделать, против таких бумаг даже генерал Медведев бессилен.
Но зато Эдгар сказал, что мы свободны, и можем, наконец, отправляться в Тосно. Правда порталы не работали, а гражданскому транспорту, как наземному, так и воздушному доступ в центр столицы запретили.
Выручил меня Матвей Медведев. Господин генерал любезно предоставил нам с Лерой реактивный вертолет, военную модификацию машины, которая шла бонусом к рекламному контракту с купцом Товстоноговым.
К этому вертолету прилагалось еще и охрана. Еще две винтокрылые машины, в которых с нами летело два отделения десантников в тяжелой броне. Как сказал Медведев, лишние предосторожности не помешают.
В итоге, через полчаса после того как мы пришли в себя после экзекуции, по другому не скажешь, вертолеты поднялись в небо, и уже через десять минут мы сели на вертолетной площадке поместья Соболевых.
А еще через пять минут ко мне подбежала зареванная Варвара и уткнулась лицом мне в грудь.
— Тихо, тихо, успокойся, — только и мог повторять я Варваре, гладя её по по голове, — Григория Андреевича уже не вернешь, надо смирится и жить дальше.
— Смириться и жить дальше? — Варвара отстранилась и посмотрела на меня своими заплаканными глазами, — тебе-то хорошо говорить, ты считай и не Соболев, в делах семьи и не участвовал никогда. А мне теперь разбираться со всем этим.
Сказав это она повернулась и сделала как-бы обвела рукой поместье и всё что рядом.
А вокруг была самая настоящая зона боевых действий. Трупы конечно-же убрали, как никак прошло уже несколько часов, но обгоревшие машины, огромное количество стреляных гильз, воронки и расплавленный асфальт с лужами крови явно говорили о том, что здесь недавно шел нешуточный бой.
Ну и само собой закопченное, с проломленной крышей, выбитыми окнами и всё еще дымящееся, здание самого поместья.
И то что я видел пробудило во мне самую настоящую ярость. Да, Варвара во многом права, мне действительно до недавних пор не было дела до Соболевых. Но сейчас, после того как мне пришлось драться насмерть сначала в Каракумских болотах, а потом и в Питере я понял что этот удар для меня очень серьезный. Те кто устроил здесь это побоище как будто выбили у меня почву из под ног. Уничтожили место где я мог чувствовать себя дома.
— Вместе разберемся, — ответил я Варваре, — это теперь и моя проблема. Так что я тебе помогу во всём, ты же теперь глава нашего рода, — последние слова я специально выделил голосом, — тебя к этому готовили всю жизнь, так что ты справишься.
— Я пока что еще не глава рода. Вечером будет вскрытие завещания дедушки, там и должно быть объявлено. Плюс есть
