Старший вывел изображения коридора перед дверью личных апартаментов Младшего и повесил в воздухе слева от себя. Не хватало, чтобы Младший случайно застал Старшего во время переговоров.
Развернул базу данных, выбрал нужный адрес и тронул голопанель.
– Что нового? – спросил Старший, когда связь была установлена.
Видеоканал он не задействовал – вызванный на связь не должен был знать ни имени Старшего, ни его настоящей внешности.
– Мы готовы завтра начинать,– ответил вызванный.
– Проблемы?
– У нас не бывает проблем. Иногда встречаются вопросы повышенной сложности, но мы их решаем.
– И что решаете сейчас? – поинтересовался Старший.
Его собеседник выбрал себе псевдоним «Пастух». Подписываться этим прозвищем было просто, использовать его за глаза – еще проще, но вот использовать в разговоре вместо имени Старшему так и не удалось научиться.
С другой стороны, этот самый Пастух тоже его никак не величал. Просто вежливое «вы».
– Мы сейчас решаем вопрос о подготовке спецгруппы.– Голос Пастуха как всегда был четок, ровен и, как казалось Старшему, ироничен.
– Не торопитесь,– посоветовал Старший.– Думаю, к утру кое-что может измениться. В остальном?
– А в остальном все хорошо,– позволил себе намек на шутку Пастух.
– Я на вас надеюсь,– сказал Старший.– От вас теперь зависит практически все.
Ничего на самом деле от Пастуха не зависело. Иногда Старшему казалось, что ничего не зависит даже от него самого. Вообще ничего ни от кого не зависит.
Все уже просчитано, взвешено и предопределено. Старший это понимал.
Но как же это раздражало и злило!
Странная получилась ночь.
Гриф ожидал, что с заходом солнца у Маши начнется приступ, но ошибся.
Маша даже пошла на кухню и приготовила ужин. Естественно, Гриф отправился следом, несколько раз пытался уговорить Машу отойти от печи, чтобы, не дай бог... Что именно «не дай бог», Гриф не уточнял, да Маша и не спрашивала.
Она только пожимала плечами в ответ на очередную неловкую попытку Грифа. И тому ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и замолчать. В очередной раз.
– Мне очень хочется домой,– сказала Маша.
Гриф кашлянул и попытался придумать, что ответить. Не смог, поэтому промолчал.
– Мне кажется,– сказала Маша,– что дома не все в порядке. Сегодня днем, когда я...
Маша на секунду замерла, нож, которым она ловко шинковала овощи для салата, повис в воздухе. Грифу даже показался, что вот он, очередной ночной приступ, что вот сейчас Маша выронит нож и мягко осядет на пол. Гриф даже шагнул к ней, чтобы успеть подхватить...
– ...Уснула,– сказала Маша, и нож снова дробно застучал по разделочной доске.– Мне приснилась мама. И мне приснился папа... Только отчего-то неживой. Трава, деревья... мой папа лежит на траве... у него на груди кровь... и рядом вы... и мамин голос... мамин голос...
Маша медленно положила нож на стол, медленно повернулась к Грифу и произнесла каким-то чужим, неприятным голосом:
– Он, как я уже выяснила, подох где-то на Территории... Подох на Территории... подох на Территории... подох...
– Маша,– тихо окликнул Гриф.
– Подох...– Маша вздрогнула, зрачки сжались в черные точки и снова расширились.– Что с папой?
Простой вопрос.
Очень простой вопрос.
Он умер. Его убили. Считай, что убил его Гриф. Не своими руками. Твой отец, Маша, ошибся и месяц назад решил спасти жизнь свободному агенту с жизнеутверждающей кличкой Гриф.
Это очень простой вопрос. И ответ на него тоже простой. Но потянет за собой другой простой вопрос – почему папа погиб? Потом еще один очень простой вопрос и еще, и еще... и в конце концов Гриф вынужден будет сказать Маше, что погиб отец ради ее спасения... из-за нее погиб.
И что дальше? Как дальше будет жить восемнадцатилетняя девчонка с таким вот грузом? Как она будет доживать свои оставшиеся полгода жизни плюс два с половиной месяца агонии?
Хотя эти два с половиной месяца, пожалуй, можно из расчетов исключить – вряд ли девочка будет способна вспомнить хоть что-то, кроме своей боли... или она просто не будет ничего помнить...
Гриф не знал точно, что будет с ней происходить... никто не знал. Еще никто не смог проследить это заболевание до такой стадии. Больных торопливо усыпляли, как животных, чтобы не мучились и не мучили врачей.
Один врач... экспериментатор... попытался проследить за финальной стадией заболевания. Когда испытанные ассистенты и санитары отказались входить в палату, где содержалась подопытная, врач еще почти неделю сам кормил и мыл девушку... потом... Потом сделал ей окончательную инъекцию, а сам аккуратно перерезал себе горло на полу возле ее кровати.
– Что с папой? – повторила Маша свой простой вопрос.
– Понимаешь...– протянул Гриф.– Тут все...
– Вам салат с майонезом? – спросила Маша.– Или с маслом?
Гриф мельком заглянул ей в глаза и отвернулся.
Лучше бы все оставалось, как в первые дни, когда Маша просто не осознавала, что именно с ней происходит, когда вела себя и говорила как девочка пяти лет.
А теперь ее сознание пульсировало. Ее бросало из пятилетнего возраста в восемнадцатилетний, жестоко, без предупреждения и без жалости...
И, если не врали материалы из Закрытого архива, к моменту кризиса Маша вспомнит все и все будет понимать.
Все, что с ней было, и все, что с ней будет происходить.
– Я домой хочу,– сказала Маша и засмеялась.– К ребятам. К Артему Лукичу... Ой!
Смех оборвался, Маша прижала руки к щекам и резко присела на корточки. Глиняная миска с салатом ударилась о мраморный кухонный пол и разлетелась вдребезги.
Гриф запоздало попытался поймать падающую посуду, но не успел. Странно, мелькнуло в глубине сознания. Странно. Он успевает уклониться от пули, знает, что может произойти через секунду, но все его способности куда-то исчезают, если дело касается Маши, ее поступков.
– Что, Маша? – Гриф присел перед девушкой.– Что?
– Артем Лукич,– прошептала Маша.– Его заберут... Заберут, а потом убьют... Она так хочет... и еще люди... им нужно... нужно, чтобы Артему Лукичу было плохо... чтобы его... нет, не нужно, пожалуйста, не нужно... его, как папу... не нужно!
Маша вскочила, огляделась вокруг, словно в поисках выхода, потом уверенно шагнула к двери.
Гриф встал у нее на пути.
Маша попыталась его обойти, как обошла бы дерево или столб.
– Маша, ты куда? – спросил Гриф.
– Мне нужно,– ответила Маша и попыталась сбросить руку Грифа со своего плеча.– Я пойду...
– Маша... Маша...– Гриф взял девушку за плечи и повернул лицом к себе.– Маша, успокойся... Приди в себя, Маша... Я тебя прошу... не вырывайся, тебе будет больно... Маша!
Гриф даже не стал уворачиваться от ее пощечины. Вытерпел и вторую.
