Дело не в этой безутешной шалаве, Быстровой. Это она полагает, что все так классно придумала. Ни хрена подобного, ее подтолкнули... Направили на нужный курс... вот, как пулю. Кого интересует мнение и желание пули? Никого. Нужно, чтобы она ударила в нужном направлении, и все. Поразила цель. Хотя...– Пфайфер покачал головой.– Знаешь, мир стал похож на слоеный пирог, извини за банальное сравнение...
Касеев застонал.
– Хочешь пить? – спросил Пфайфер.– Я могу дать воды, если ты не станешь махать ногами, как прошлый раз. У меня есть еще наручники, могу сковать, но зачем?
– Рукам... больно...– прошептал Касеев.
– Так и должно быть. Тебе лучше всего сосредоточиться на боли, она не отпустит тебя, не даст соскользнуть...– Генрих Францевич встал с кресла, налил в стакан воды из пластиковой бутылки и осторожно, держась сбоку от Касеева и подальше от его ног, осторожно поднес стакан к губам журналиста.– Пей.
Касеев сделал несколько глотков. Закрыл глаза.
– Вот,– сказал Пфайфер, возвращаясь на свое место,– так все и происходит на свете. Кто-то кого-то хочет использовать, не замечая, как его самого употребляют. Быстрова использует тебя и твоих боссов, чтобы отомстить и заработать, а кто-то использует ее, чтобы заварить кашу покруче... Смешно! Казалось бы – куда круче? Некуда. Вон, весь мир пришел в движение и изумление, мексиканцы пошли отвоевывать земли... или даже – Землю... у инопланетян. Весь мир ждет, что там у них получится, чтобы броситься на Территории, не цедить через свободных агентов и контрабандистов, которые через тех же агентов идут, а хапнуть все, от зародыша до Зеленой крошки...
Пфайфер замолчал, взглянул на изменившееся лицо Касеева, кашлянул, словно извиняясь.
– Все забрать. Выжать. Выкрутить. Отобрать у тамошних жителей.
Генрих Францевич мельком глянул на часы и быстро отвел взгляд.
– Дай... порошка.– Касееву наплевать уже было на то, что еще час назад он хотел удавить Пфайфера.
Сейчас Пфайфер был единственным, кто мог спасти, мог принести щепотку зеленой пыли...
Ну что ему стоит? Нужно просто подойти к оружейному сейфу... вот там, в углу, за книжным стеллажом. Открыть... Набрать код. Я продиктую... Бог с ней, с секретностью. Я продиктую код. Выкрикну его, и дверца откроется. А там, в отделении для патронов...
– ...Для патронов,– прошептал Касеев.
– Что? А...– Пфайфер снова посмотрел на часы.– Просто потерпи. Нельзя тебе сейчас порошка. Закончится врастание...
– Я... не хочу...
– А от тебя это не зависит. Тебе сделали подарок.– Пфайфер невесело улыбнулся.– Я недосмотрел, извини. Тогда в Клинике.
– В сейфе...
– Ты попал под прохождение Корабля. Тебя можно было просто вылечить. Обрабатывать глаза. Немного покоя. Там еще что-то, не знаю... Но эти сволочи... и наш приятель Горенко в том числе, выяснили, что если сразу после Корабля пострадавшему дать подышать Зеленой крошкой – один раз в течение суток,– то наступает мгновенное привыкание. Пока ты был без сознания, капитан Горенко своей собственной рукой поднес тебе первую дозу... за счет заведения. Потом, прощаясь, протянул тебе порошок, чтобы ты, когда почувствуешь желание, знал, чего именно хочешь...
– Ты-то откуда это знаешь? – спросил Касеев неожиданно ясным голосом.
– Я? – переспросил Пфайфер.– Мне это рассказали.
– Добрые люди?
– Не знаю... Может, его кто-то и считает добрым человеком, но я давно отвык делить людей на добрых и недобрых. И отвык безоглядно верить чему-либо.
– Ты никогда и не верил. Потому что сам врешь.
– Когда?
– Не помнишь? – Касеев, застонав, сел на диване, попытался поудобнее пристроить руки.– Там в Клинике, ты обещал, что никому...
– Это ты обещал,– возразил Пфайфер.
– А, ну да, конечно, а ты молчал... Ты знал, что пристроишь свои кадры если не в Сеть, то в компетентные органы. Знал, готовился...
– Жизнь нам спас...
– Жизнь спас?! Нам? – Касеев захохотал.– Это каким таким макаром?
– Не понимаешь? С тобой о кольце, которое у нас в подвале было, говорили?
– Ну...
– А могли просто уничтожить.
– Глупость.
– Отчего же глупость? Очень даже разумный поступок. Хочешь сказать, что часто видел эти самые кольца в жизни? Такие штуки нужно держать в секрете, независимо от того, люди их построили или Братья. И нас бы сразу уничтожили... выжали до капли и уничтожили. Только вот у меня оказалась запись всего в Клинике и прохождения через кольцо. И запись эту я успел скинуть в Сеть...
– Что? – не поверил Касеев.
– То, что слышал.– Генрих Францевич пожал плечами и улыбнулся.– Загнал в узлы клонирования, запустил программу. Узел – сотня клонфайлов. И снова в узел каждый – и еще клонфайлы. Про нулевое сжатие слышал? Этот фокус с узлами клонирования придумали сетевые партизаны еще три года назад. Их потому и не вычистили из Сети, не смогли отодрать от Базы. Теперь в Сети висят несколько сот тысяч моих кадров. И ждут, когда я помру. Все это можно найти, меня грохнуть, тебя грохнуть, но проще, быстрее и дешевле договориться. Изменить, поменять причины и следствия. Я им – если умру, то все всплывет, а они мне – если все всплывет, то... сам, понимаешь.
– Не верю...
– И не обязан. Но тем не менее. А вот мы уже с тобой вместе потом спасли жизни еще нескольким десяткам людей. Мы показали в Сети ребят из Патруля, которые обороняли СИА, мента показали этого, из села, продемонстрировали его героическую личность опять-таки в Сети, указали, что он жив остался, что не погибли все защитники героической смертью. А он потом еще раз Патрульных спас, отбил у расстрельной команды... Все вот так сцепилось, одно с другим, потянулось, перепуталось...
– А теперь я должен буду ехать, чтобы запечатлеть его арест...
– Должен. Просили, чтобы ты поехал. И я. Сказали – очень важно.
– Кто сказал?
– Наш общий знакомый – капитан Горенко.
Как оказалось, капитан много чего рассказал Генриху Францевичу. Что-то даже показал, продемонстрировал, так сказать, изумленному взору.
Появившись через неделю после того, как Пфайфера отпустили с допросов домой, Горенко за несколько часов здорово пошатнул представления Генриха Францевича об окружающей действительности.
Понятно, что капитан темнил, уворачивался от встречных вопросов, наверняка врал и передергивал, но многое из сказанного им...
Рассказу о «пауках» и нити Пфайфер поверил сразу. Слухи доходили и раньше, Пфайфер даже как-то стал слушателем рассказа вроде бы как очевидца. Рассказ был нелепый и совершенно фантастический, но после странной смерти рассказчика приобрел вдруг достоверные черты.
Потом пошла информация о Братьях – Пфайфер не поверил ни слову,– потом о Зеленой крошке, о ее забавных свойствах и замечательных перспективах.
