Следующая волна, упругая не только звуком, но и по ощущению, едва не ошеломила нас с Ниршавом, когда в разлом свисали уже только его ноги. Рефлекторно он отдёрнул сапоги, но остался валяться лицом вниз. Я же видел, как пламя подхватило три неясные тени, которые и сами вспыхнули в сгущающихся сумерках буквально за миг до того, и поглотило их.
Ниршав не спешил разворачиваться, даже когда оказался на ровной поверхности, в полной безопасности. Потянув его за плечо, я понял, в чём дело — он пребывал практически в обморочном состоянии. Руки же его на первый взгляд показались мне бесформенными кровоточащими кусками мяса.
Миг спустя, присмотревшись, я успокоился. Показалось. Руки как руки, только чёрные. Химический ожог. Знаю, что с этим делать, есть в аптечке средство. Однако, чтоб развернуть аптечку, надо сперва чуток отойти в сторону, найти укрытие… Оглянулся на Аштию — она, подняв диск, стояла почти на самом краю уступа и вглядывалась в сгущающийся сумрак. Как быстро тут наступает вечер, ведь только что было вполне светло.
— Нужно искать укрытие.
— Да уж… Но идти придётся и ночью. У нас мало времени.
— Надо сперва Ниршава в себя привести, потом планировать.
— Тащи его туда, — и женщина первой отшагнула в сторону выемки в скале, показавшейся ей подходящим укрытием.
Кстати, да — неглубокая, не пещера, конечно, но троим устроиться можно, и защита почти с трёх сторон. В глубине растёт тот самый то ли мох, то ли плесень, в котором прощупываются жёсткие желваки… Значит, будет чем поужинать. Я уложил Ниршава (тяжеленный!) как смог ровно и мигом выпотрошил аптечку. Аштия, застыв, словно памятник телохранителю, всматривалась в окружившую нас темноту.
— Если свет получится чересчур ярким, это может создать для нас опасность, — сказала она, не оборачиваясь, и только тогда я осознал, что её диск излучает слабый, но устойчивый свет.
— Это уж ты сама следи. Мне хватает, — я плеснул на руки Ниршава воды из «бурдюка».
Он мигом и с матами пришёл в себя.
— Что делаешь-то? — вот и всё содержательное, что удалось вычленить из его речи.
— Терпи, казак. Что делать-то? Другой воды нет.
— …Но не так же!
— А как? Языком слижешь? — Я развернул холстинку, в которую была завёрнута бутылочка. — Песка подходящего тут нет. Сейчас. — Вещество приходилось расходовать экономно, поэтому я лишь смочил ему тыльную сторону руки и принялся размазывать средство тряпочным тампоном. — Так легче?
— Намного. Мог бы с этого начать.
— Ниш, ты охотником был? — полюбопытствовала, не оборачиваясь, госпожа Солор.
— К чему такие вопросы? Сама ж знаешь.
— А представь, Серт стал бы тебя учить организовывать снабжение пехотных подразделений. Что б ты сказал?
— Поржал бы. И он бы мог сейчас поржать, если охота.
— Нет охоты.
— Вот видишь? Так что не мешай, Ниш. Ты и меня отвлекаешь.
— Что, будет лучше материться?
— Будет.
Помедлив, Аштия отступила в глубь выемки и приглушила свет диска. Темнота по ту сторону нашего скудного мирка, повязанного ниршавовой болью, моей усталостью и скудными знаниями нашей спутницы, настораживала, но пока молчала. Подавляла абсолютная, пещерная тишина, царящая за стеклянным экраном этой темноты. Что там творилось, подкрадывался ли кто, ждал ли момента, чтоб кинуться или спал умиротворённо — мы этого знать не могли.
— Костёр зажигаем?
— Нет. Не здесь и не сейчас. Умеешь есть сырое мясо, Серт?
— Не то чтоб не умею…
— У тебя в аптечке должно быть средство. От желудка. От паразитов. В общем, вынимай, оно тут необходимо. Нарезаешь очень тонкими пластинками, прямо как красную рыбу. Давай свою кружку, потом помоем. Укладывай вот так. А теперь сверху сбрызгивай. Можно меньше, а то нам надолго не хватит. И крышкой закрывай. Подождём.
— Такого количества на троих будет смешно мало.
— Можешь выбирать — съесть мало или не съесть ничего. Ниш, ты как?
— Вроде ничего. А можно руки чем-нибудь замотать?
— У тебя ж перчатки были.
— Они у меня из кожи антилопы! На что будут похожи через пару дней?
— Ох, пижон. Сам виноват. Или перчатки, или ничего.
С недовольным видом и с большим трудом офицер натянул на распухшие кисти замшевые перчатки тончайшей выделки, белые, как снег, и мне стало понятно, почему он их жалел. С другой стороны — повязок я брал в расчёте на себя. Не так их было и много. То, что ранения предстоят, я даже не сомневался.
— Пытаться выступать бесполезно и опасно, — произнесла Аштия. — В темноте ни фига не видно. Сорвёмся.
— Сколько у нас времени с дезактивирующим средством?
— Где-то полтора суток. Скорее всего больше. Но я прикидываю по минимуму.
— И правильно. Вот и получается, что мы тут зря просадим шесть-восемь часов из имеющихся тридцати шести. Невесело…
— Что предлагаешь?
— Серт, у тебя там есть средство для того, чтоб видеть в темноте?
— Нет.
— Аше, ты ж можешь сделать заклинание…
— Я — нет. А ты?
— Ты не можешь сделать заклинание ночного видения?!
— С поправкой на фон демонического мира? Нет.
— Блин! Чёрт! Ведь и правда…
— Осторожнее. Как и в работе, здесь нам придётся учитывать множество факторов.
— Так что будем делать? Ведь так невозможно.
— Попробуем, да. Попробуем. Но не здесь. И не сейчас, а днём. Видя, что происходит вокруг, понимая, привлечём ли мы внимание окружающих тварей или нет. Они ведь облизываются не на нашу плоть или кровь, а на нашу магию. Не стоит в темноте, с трудом представляя себе конечный результат усилий, сигнализировать всем окрестным тварям, что тут подают десерт.
— Мы даже на сто метров не отошли от того места, где на нас налетала эта мелочь. Они нас без напряга тут найдут.
— Поэтому отдыхаем по принципу: один спит, двое руками машут, отгоняя комаров.
— Согласна, Серт. И с предложением, и с образностью.
— Твои сравнения неуместны. К ситуации нужно относиться серьёзно. Или не относиться никак.
— По любому поводу плакать — слёз не хватит.
— Я что — плакать предлагаю?
— Хорош! — одёрнула Аштия, и вполне серьёзно, без улыбки. Она прислушивалась к темноте и тишине за пределами кружка света, очерченного её диском. — Ниршав склочный, когда голодный и когда у него что-то болит. Это уже весь штаб знает. Ешь давай и уймись. Мясо уже должно было обработаться.
