Замог, скривив лицо, превратившееся в ужасную маску, бросился на воина-кочевника.
Однако теперь у него не было глаз, они превратились в жидкую кашу. Нижняя челюсть твари оказалась сломана и беспомощно повисла, обнажив сверкающие, ужасные клыки, которые могли бы разорвать тело Каджи, если бы они дотянулись до него. Но больше им не суждено было сомкнуться.
Удивительно, что человекодракон до сих пор оставался жив. Пошатываясь, ослепленный, с бездействующей рукой, висящей словно плеть, слуга самозванца все же попытался дотянуться до молодого кочевника. Даже одной руки, дотянись он до Каджи, хватило бы, чтобы уничтожить Красного Ястреба из Чаууима Козанга.
Но он не дотянулся.
Топор Фом-Pa взлетел, сверкнул в тусклом свете умирающего солнца и обрушился на врага.
Первый удар пришелся в грудь Замогу. Топор словно ударил в толстый ствол огромного дерева. Сверкающий клинок на два дюйма ушел в крепкую, покрытую синей чешуей плоть. С треском сломалось одно или два ребра. Замог отшатнулся, пытаясь сохранить равновесие и удержаться на ногах.
Второй удар топора пришелся по шее человекодракона, наполовину отрубив голову и переломив позвоночник. Ужасная рана. Маслянистая, вонючая змеиная кровь хлынула густой, липкой струей из перерезанной артерии, потекла по массивному телу, пачкая песок.
Замог упал, медленно, словно башня, у которой разрушился фундамент. Он опустился на колени, потом на четвереньки, а затем рухнул всем телом в бурлящий песок. Его широкий плоский хвост хлопнул по песку, потом свернулся…
Так среди серых песков на самом краю мира умер Замог.
Вскоре закончился песчаный шторм, и тогда два путника вновь поскакали на восток.
Глава 6
Перед пурпурными вратами
Тьюра пробуждалась медленно, словно освобождалась от чар бесконечного сна. Довольно долго она, сонно моргая, лежала на жесткой плоской скале, наполовину укрытая рваным плащом.
Прямо перед ней поднимались королевские башни Ифомбара — Города Бессмертных. Они вытянулись на невообразимую высоту, эти тонкие, очень высокие шпили. Построенные из сверкающих пурпурных кристаллов, они ничуть не походили на строения смертных, потому что тут не было ни блоков, ни кирпичей, а лишь единая фантастическая масса сверкающей стеклянистой субстанции без всяких швов. Эти тысячефутовые башни находились к востоку от Тьюры…
А прямо перед девушкой возвышались ворота бессмертного города, за которыми скрывались от смерти самые могущественные и святые из провидцев, поэтов и философов. Величайшие мыслители и самые знаменитые люди Гуизунга, кто заслужил то, чтобы находиться в этом месте, провести здесь бессчетные века.
Девушка еще раз с недоверием взглянула на могущественный портал. Потом, почти сразу, рассмеялась. Бедный Шамад! Его последний сон о завоевании империи так никогда не станет реальностью!
Потому что врата были… заперты.
Скрежет кожаных сапог по сухому песку, тонким слоем покрывавшему каменную плиту, привлек ее внимание. Девушка повернула голову и замерла, словно обнаружив рядом с собой свернувшуюся ядовитую змею.
Повернувшись, она увидела Шамада, сидевшего на камне всего в десяти шагах от нее. Он сидел на корточках на манер моряков, а его сильные, белые руки безостановочно играли с тонким острым ножом. Самозванец смотрел на девушку, и слабая улыбка блуждала на его лице.
Неожиданно Тьюра очень испугалась.
Возможно, потому, что страх полностью сковал ее душу, девушка уставилась на Шамада, пытаясь запомнить каждую деталь его внешности. Его одежда, некогда богатая, королевская, ныне выглядела поношенной и больше напоминала лохмотья. Сам Шамад настолько осунулся, что, казалось, от него остались одни кости, обтянутые высушенной солнцем кожей.
Ему не нужно было бриться, потому что его ввалившиеся, впалые щеки покрывала редкая щетина. Губы постоянно двигались, словно шептали что-то, но девушка не могла понять, что именно. Бесцветные, сухие и потрескавшиеся губы. Маленькие пузырьки пены капельками поблескивали в уголках рта.
Запавшие глаза самозванца яростно сверкали. Под ними нависли огромные мешки. Шамад выглядел больным, смертельно больным.
Его пронзительный взгляд скользнул с грудей девушки на ее лицо, а потом Шамад заметил, что она смотрит на него. Тогда он усмехнулся, но невесело, и вытянул тощие руки в насмешливом жесте.
— Добро пожаловать в мой тронный зал! — со смехом произнес он. — Моя империя много меньше, чем была, и мой двор состоит только из тебя, меня и Замога, — произнеся это, Шамад пожал тощими плечами и бросил косой взгляд через плечо. — Я отправил его убить твоего любовника, этого мальчишку, много часов назад. Боюсь, мой верный друг бросил меня, как и все остальные! Измена, измена! Но у меня осталась ты, — проговорил он, неожиданно вновь повернувшись к девушке.
Тьюра вновь испугалась. Ее сердце едва не выскочило из груди, и у нее страшно пересохло в горле. Она попыталась заговорить, но закашлялась.
— Рядом с тобой чаша с вином, можешь выпить, — равнодушным голосом предложил самозванец.
Тьюра высунула из-под плаща слабую руку, нащупала чашу и, поднеся ее ко рту, сделала глубокий глоток теплого, крепкого красного вина. Прикрыв глаза, самозванец задумчиво наблюдал за ней, нервно похлопывая кинжалом по скале. Клинок при этом приглушенно позвякивал.
Отставив в сторону пустую чашу, девушка со страхом вновь взглянула в лицо своему тюремщику, а потом перевела взгляд на стены и врата безмолвного, таинственного города. Самозванец проследил за ее взглядом, и лицо его скривилось от раздражения.
— Заперто… заперто… заперто… — раздраженно пробормотал он, а потом, махнув рукой, рассмеялся. — Больше мне некуда бежать!
Проследив за его взглядом, девушка неожиданно впервые заглянула за край мира.
Так далеко, как могла она различить в прозрачном утреннем воздухе, от горизонта до горизонта поднимались каменные утесы, закрывавшие полнеба. С того места, где находились Тьюра и Шамад, пустыня протянулась еще ярдов на тридцать… и все. Дальше было лишь небо — синее, пустынное. В нем не кружилась ни одна птица. Ни одно облачко не пятнало безукоризненную чистоту лазурного «моря».
— Понимаю, почему этот мальчишка, твой любовник, преследовал меня все это время…
— Он мне не любовник! Он никогда не прикасался ко мне! Я — девственница из Заромеша, я принесла обет безбрачия… — с пылом возразила девушка, но самозванец взмахнул рукой с ножом, словно отмахиваясь от назойливой мухи.
— Слова, слова! Ты ведь любишь его? А он — тебя?
