69
В осеннем лесу стояла палатка, и в этой палатке спала девушка с винтовкой в одной руке и плюшевым мишкой – в другой. И пока она спала, ее сторожил охотник, невидимый спутник, который уходил, когда она просыпалась. Он пришел отнять у нее жизнь; она находилась там, чтобы спасти его.
Бесконечный спор с самим собой, бесплодность вопроса, на который не было ответа: зачем одному жить, когда гибнет сам мир? Чем усерднее он тянулся к ответу, тем дальше ответ отодвигался от него.
Он был доводчиком, который не мог довести дело до конца. Он был сердцем охотника, у которого не хватало духу убить.
В своем дневнике она написала: «Я и есть человечество». И что-то в этих трех словах раскололо его надвое.
Она была поденкой. Живет один день, а на следующий ее нет. Она была последней звездой, она ярко горела в бескрайнем море мрака.
«Стереть человека».
С Эваном Уокером было покончено.
Всего десять минут в деле, а я уже начинаю думать, что наша миссия невыполнима и «убить Воша – спасти Эвана» – очень плохая идея.
Боб, наш одноглазый пилот, орет: «Десять секунд!»
Рингер закрывает глаза, и на какую-то ужасную мерзкую секунду я думаю, что это подстава. Что в этом и заключался ее план с самого начала. Оставить без защиты Бена и детей, а потом умереть вместе со мной в стиле камикадзе на высоте пять тысяч футов. Ей-то плевать. Ее копия осталась в «Стране чудес». После того как мы умрем, ее загрузят в новое тело.
«Это твой шанс, Кэсси. Достань нож и вырежи сердце предательницы… Если найдешь. Если оно у нее есть».
– Они разрывают строй! – орет Боб.
Рингер распахивает глаза. Мой шанс ускользает.
– Держи курс, Боб, – спокойно говорит Рингер.
Вертолеты противника расходятся, чтобы никто не почувствовал себя обманутым, чтобы у каждого был шанс разнести нас на несметное количество мелких частиц.
Боб держит курс, но для страховки берет в прицел ведущий вертолет. Его палец зависает над кнопкой пуска. Мысль о том, как быстро Боб переметнулся на нашу сторону, взрывает мой мозг. Открыв сегодня утром глаза, оба глаза, он был абсолютно уверен, на чьей стороне будет драться. А потом добился, что ему высадили глаз (ха! прости, Боб), и теперь готов уничтожать своих братьев и сестер по оружию.
Вот так и бывает. В нас можно любить хорошее и ненавидеть плохое, но плохое-то никуда не девается. Без этого мы не были бы людьми.
Все, чего я хочу в этот момент, это крепко обнять Боба.
– Они собираются нас протаранить! – вопит Боб. – Надо снижаться, надо снижаться!
– Нет, – возражает Рингер. – Верь мне, Боб.
Боб истерически смеется. Мы на полной скорости несемся навстречу ведущему вертолету, а тот на полной скорости мчится навстречу нам.
«О, конечно, кому же еще верить, как не тебе!»
Костяшки побелели от напряжения, палец завис над кнопкой. Еще несколько секунд, и будет уже не важно, что сказала ему Рингер. Он выпустит ракету. В конечном счете Боб ни за кого, он за себя.
– Сбрасывай, – шепчет Рингер, обращаясь к черному кулаку, который мчится нам в лицо. – Давай же.
Слишком поздно. Боб нажимает на пуск. «Блэкхоук» вздрагивает, как будто его пнул гигантский ботинок, из пусковой установки вылетает «Хеллфаер». В кабине пилота становится светло, как в полдень. Кто-то кричит (по-моему, я). На секунду нас охватывает вихрь пламени – обломки стучат по корпусу, – а потом мы выскакиваем из огненного шара с другой стороны.
– Пресвятая Матерь Божья! – вопит Боб.
Рингер сперва ничего не говорит. Она смотрит на экран локатора. Осталось пять белых точек. Четыре расходятся: две направо, две – налево. А пятая продолжает двигаться к краю экрана.
«О нет! Куда это он собрался?»
– Свяжись с ними, – приказывает Рингер. – Скажи, что мы сдаемся.
– Сдаемся? – хором переспрашиваем мы с Бобом.
– А потом держи курс. Они не станут нас сажать и огонь тоже не откроют.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Боб.
– Потому что, будь у них был такой приказ, они бы уже давно это сделали.
– А тот, пятый? – спрашиваю я. – Он ушел. Он нас не преследует.
Рингер многозначительно смотрит на меня.
– И куда, по-твоему, он направился? – Она отворачивается. – Все будет хорошо, Салливан. Зомби знает, что делать.
Как я уже говорила – очень плохая идея.
Я возвращаюсь на свое место и жадно глотаю ртом воздух. Кажется, в кабине я забыла дышать. Во рту сухо, как в пустыне. Меня немного беспокоит вопрос, где можно будет отлить во время операции, и потому я делаю лишь маленький глоток воды – только чтобы смочить рот. Рингер описала базу в мельчайших деталях, включая местонахождение «Страны чудес», но я забыла спросить, где там туалет.
В ухе противно крякает ее голос:
– Отдохни немного, Салливан. Нам еще часа два лететь.
А рассвет уже не за горами. Мы едва укладываемся в срок. Я не эксперт по спецоперациям, но мне сдается, что в темноте они проходят как-то лучше. Плюс, если Эван прав, сегодня Зеленый день – тот, когда с неба на землю обрушится адский огненный дождь.
Роюсь по карманам, пока не нахожу одну из волшебных шоколадок Бена. Иначе я просто разревусь. А я твердо решила, что не заплачу, пока снова не увижу Сэма. Только он один стоит моих слез.
И что, черт возьми, она имела в виду, когда сказала: «Зомби знает, что делать»?
«Все хорошо, Салливан, лучше бы ему знать, потому что ты точно ни черта не сечешь. Иначе ты не сидела бы в этом проклятом вертолете. Ты была бы со своим младшим братом. Не дури. Ты отлично понимаешь, зачем здесь сидишь. Можешь твердить себе, что ради Сэма, только кто же тебе поверит».
О господи, я страшный человек. Я даже хуже, чем одноглазый Боб. Я бросила родного брата ради какого-то парня. Это настолько плохо, что все остальные мои дурные поступки в сравнении с этим можно считать хорошими. Бен говорил, что Эван либо врет, либо псих, либо то и другое. Кто согласится уничтожить свою цивилизацию ради девчонки?
«О, я не знаю, Бен. Может быть, та, что готова пожертвовать единственным братом ради того, чтобы вернуть долг человеку, которому она на самом деле ничего не должна».
Конечно, он много раз меня спасал, но я его об этом не просила. Я его вообще ни о чем не просила. Он просто отдавал. Отдавал даже тогда, когда это граничило с безумием. Это и есть любовь? И мне это кажется неразумным, потому что я никогда не любила? Ни Эвана, ни Бена Пэриша, вообще никого?
О мой мозг, прошу тебя, не надо. Не заводи опять шарманку про Вермонт и чертова пса Перикла. Обещаю, я перестану так много думать. Это моя давнишняя проблема – я слишком много думаю. Я думала-передумала обо всем на свете. От вопросов на тему, почему к нам заявились иные, кто такой Эван и почему я жива, когда практически все человечество погибло, до других: почему у девушки, которая сидит напротив меня, такие чудесные шелковистые волосы, а у меня – нет? Почему у нее идеальная, фарфоровая кожа, а у меня – нет? И еще нос. Господи, как глупо. На что я трачу свое время. Это просто гены с небольшим впрыском инопланетных технологий, ура.
Я доедаю батончик и комкаю обертку. Как-то неправильно кидать ее на пол.
Потом откидываюсь на переборку и закрываю глаза. Самое время помолиться, но мой мозг настолько забит, что мысли стоят к нему в очередь, как детишки на аттракцион в Диснейленде, и я не могу придумать, что бы такое сказать Богу.
Я вообще не уверена, что хочу разговаривать с этой таинственной сволочью. Мне кажется, что Он скрестил руки на груди и повернулся ко мне спиной.
Интересно, не то же ли самое испытывал на ковчеге Ной? Говорит такой: «Хорошо, Господь, я реально Тебе благодарен, но как же они?» А Господь ему: «Не задавай так много вопросов, Ной. Смотри! Я сделал тебе радугу!»
Единственное, что приходит в голову, – молитва Сэма, которую он когда-то читал перед сном.
«Боже, мирно засыпая…»
Нет, вообще-то, я не засыпаю.
«Когда утром я проснусь…»
Ну, это вряд ли случится.
«Укажи мне путь к любви».
Да! Самое то! Пожалуйста, Господи. Больше мне ничего не надо. Укажи путь. И не подведи.
Научи меня.
Стою на посту у входа в пещеры, опираюсь на старые шаткие перила и любуюсь ночным небом – за исключением маленького зеленого пятна над горизонтом, – и тут срывается звезда и летит в нашу сторону. Причем очень быстро.
Наггетс дергает меня за рукав:
– Смотри, Зомби! Падающая звезда!
Я отталкиваюсь от перил:
– Нет, парень, это не звезда.
Наггетс испуганно таращит на меня глаза:
– Бомба?
На секунду у меня сводит живот: вдруг и правда бомба. По какой-то причине они изменили расписание, и уничтожение городов уже началось.
– Давай-ка вниз, в темпе.
Повторять приказ не приходится. Когда я захожу в первую пещеру, Наггетс опережает меня на несколько ярдов. Хватаю с пола Меган. Она роняет мишку. Наггетс подбирает. Уношу ее в дальние пещеры, пристроив на бедре здоровой ноги. С каждым шагом боль с такой силой отдает в голову, что кажется, вот-вот раскроит череп. По пути в стене, в трех футах от пола, попадается расселина глубиной футов в пять. Я подсаживаю туда Меган, и она сразу отползает в тень. Черт. Чуть не забыл. Достаю из кармана маячок мертвого рекрута и машу Меган, чтобы она вернулась. Все-таки хорошо, что Рингер об этом подумала.
