А может, это и к лучшему? Может, хоть император сумеет сдержать аппетиты хищной своры, и не дать ей развалить страну? Хотелось бы надеяться. Сам Славич не сумел сделать этого, хоть и был президентом второй срок. Но он не мог действовать открыто! Его взглядов не разделяла даже собственная Консервативно-Демократическая партия, там тоже нашлось немало надеющихся погреть руки на распаде Федерации. Славич лавировал, как мог, уже восьмой год. Заключал временные союзы, стравливал противников и кое-что все же сделал, иначе Росс развалили бы еще шесть лет назад. А ведь нельзя было, чтобы хоть кто-нибудь понял, что за неудачами сторонников распада стоит президент – импичмента бы долго ждать не пришлось.
Когда-то Славич искренне верил во власть народа, пока сам не пошел в политику и не понял, какая же это грязь… Выживали там только окончательно отказавшиеся от всего человеческого, способные на любую подлость ради карьеры и власти. И ради денег, конечно. Будущему президенту пришлось притвориться таким же, как остальные, и идти по головам. За многие собственные поступки стыд до сих пор жег его душу, но Славича вела сверхцель: привести родину к настоящей демократии, какой она должна быть изначально, а не такой, какая есть на самом деле. Однако добившись влияния, он понял, что это в принципе невозможно. Идеальное общество в реальности недостижимо, а истинная демократия – именно идеал, прекрасная мечта, не более. На самом деле в Федерации Росс царила плутократия. Власть больших денег.
Вспомнив свою прежнюю наивность, президент глухо рассмеялся. Дурак! На что ты надеялся? Что сможешь что-то изменить, чего-то добиться? Ничего ты не добился! Даже страну потерял. Распадется она или снова станет Империей, но Федерацией Росс больше не будет. И выхода нет.
– Господин президент! – в кабинете, как призрак, возник госсекретарь, Никлас Горавин.
– Что случилось? – повернулся к нему Славич.
– С орбитальной станции пространственной локации поступила новая информация.
– Какая?
– Все девять серых крейсеров тоже движутся к Россу. Не только Белый.
– Ясно… – тяжело вздохнул президент. – А что флот?
– Как обычно, – скривился госсекретарь. – Адмиралы ничего не могут поделать – экипажи скандируют имя самозванца. Искры не хватает, чтобы начался бунт…
– А сами-то вы что думаете по этому поводу? Только честно.
– Проиграли мы, вот что я думаю. На собственном поле проиграли! И сделали нас очень красиво. В СБ только недавно раскопали, как действовали монархисты, и пришли в восхищение. Тонко, умно, до невероятности умно! К тому же незаметно, тихо, исподволь. И никто не обратил на их деятельность внимания! А они нашим головотяпством воспользовались.
– Никто… – согласился Славич, опять потерев лоб. – Но что именно они делали?
– В течение тридцати с небольшим лет не спеша изменяли взгляды новых поколений, – поморщился госсекретарь. – Издавали книги, снимали фильмы, создавали компьютерные игры и философские течения имперского направления. Все отрицательные стороны империи замалчивались, а положительные – выпячивались. Одновременно демократия и ее приверженцы изображались в отрицательном свете, причем, не прямо, а косвенно. Через описание поступков, мотивов и прочего в том же духе. Нас изображали, как людей без чести и совести, готовых ради выгоды продать родную мать, не говоря уже о родине.
– И на молодежь это оказало влияние, – кивнул президент. – Ничего удивительного, принципы «каждый сам за себя» и «урви любой ценой» среди молодых никогда не имели особой поддержки, они еще наивны и верят во что-то хорошее.
– Однако вседозволенность молодежи обычно нравилась, – возразил Горавин. – Почему же наша пропаганда не сработала на сей раз?
– Да потому что, уверившись в своей победе, мы начали относиться к идеологии спустя рукава! – недовольно буркнул Славич. – Решили, что сама жизнь докажет преимущества нашей модели. И ошиблись.
– К сожалению, вы правы. Вся эта дрянь, наподобие чести, веры, достоинства, любви, дружбы на удивление живуча… – помрачнел госсекретарь. – Как ни борись, как ни высмеивай, а она все равно вылезает в каждом новом поколении…
– А может, это базовые понятия человеческого социума? – пристально посмотрел на него президент. – Не зря же религии столько тысячелетий используют их и до сих пор живы…
– Не думаю, – небрежно отмахнулся Горавин. – Это детство цивилизации. Давно пора взрослеть и руководствоваться только логикой и целесообразностью.
– Простой народ взрослеть не желает, – тонко усмехнулся Славич. – И не станет. Только не говорите мне, пожалуйста, что он – просто стадо. Ибо сейчас это «стадо» готово смести нас. Что мы можем с этим поделать?
– На данный момент, к сожалению, только затаиться. Пройдет два-три поколения, и мы снова возьмем свое. Все равно возьмем – жадную до удовольствий человеческую природу не переделать.
– Вполне возможно. А по поводу затаиться? Согласен, я, например, свои капиталы уже вывел в пассив на всякий случай. Не желаю остаться на старости лет без штанов.
– Не вы один, – ядовито заметил госсекретарь. – Другие тоже не лыком шиты.
– Я рад, – невозмутимо сказал президент. – Но оставим это, есть куда более важный вопрос, который я хотел бы обсудить с вами. Точнее, с людьми, которые стоят за вами.
– Слушаю.
– Даете ли вы добро на сотрудничество с императором? Это шанс кое-что спасти.
– Мы предполагали, что вы попросите об этом, – глаза Горавина стали похожи на буравчики, казалось, они пытаются рассмотреть, что происходит в самой душе президента. – Согласие дано. Только просьба не слишком усердствовать, не то… Сами понимаете.
– Понимаю, естественно, – кивнул Славич. – Еще прошу не считать меня идиотом и не принимать жестких мер, если какие-нибудь мои действия вам на первый взгляд не слишком понравятся. Этому будут причины, и весомые. Поинтересуйтесь для начала зачем понадобилось то или это. Я всегда готов дать исчерпывающий ответ.
– Хорошо, – госсекретарь еще некоторое время рассматривал президента, как какого-то диковинного зверя, затем повернулся к двери, бросив через плечо: – Засим позвольте откланяться.
Оставшись в одиночестве, президент укоризненно покачал головой. А ведь неглупый, казалось бы, человек… Но типичный представитель племени эгоистов, физически не способных представить, что у кого-то могут быть иные мотивы, кроме личной выгоды. На том и погорит, как и стоящие за ним. Славичу приходилось выглядеть таким же, так как именно эти люди оплатили обе его предвыборные кампании. И он честно лоббировал их интересы, отрабатывая полученное, и тихо скрипел зубами от ненависти. Теперь совсем иное дело. Однако игра предстоит опасная, очень опасная. Как ни странно, это президента совсем не пугало, наоборот – вызывало злой азарт. Еще поглядим, кто кого, дамы и господа!
