Через пару минут краем глаза я замечаю вспышку: самоходная турель едет по неровной тропе в центре кладбища, крутя карабином во все стороны, и солнечные лучи отражаются от оптического прицела на стволе. Кривые ноги машины вибрируют, но сам ствол не шелохнется, словно сова на ветке.
Я ныряю за надгробие и приземляюсь на живот. Джабар тоже нашел укрытие в нескольких футах от меня. Он тычет куда-то в сторону пальцем; глаза под запыленными бровями смотрят встревоженно.
Проследив за его взглядом, я вижу наполовину выкопанную могилу, где с комфортом упокоится какой-нибудь афганец. Над ней новенькая стальная клетка — и тот, кто здесь работал, свалил ко всем чертям, забыв ее запереть.
Стараясь не шевелиться, я кручу головой, осматриваясь. Самоходной турели нигде не видно. Где-то рядом на низкой высоте летит беспилотник, и звук его мотора — «топ-топ-топ» — звучит как смертный приговор. И где-то неподалеку турель изучает надгробия, ряд за рядом, пытаясь обнаружить силуэты человеческих фигур или засечь какое-либо движение.
Я потихоньку ползу к могиле и, придерживая раненую руку, закатываюсь в нее. Джабар уже лежит там, и стальные прутья клетки отбрасывают косые тени-полосы на его лицо.
Прижавшись друг к другу, мы лежим на спине, пытаемся переждать «часовых». Каменистая земля холодна, как лед, и тверже, чем бетонный пол моей камеры. Я чувствую, как из моего тела утекает тепло.
— Все в порядке, Джабар, — шепчу я. — Беспилотники выполняют стандартную процедуру — ищут «утечки» — убегающих людей. Сканирование окрестностей займет минут двадцать, не больше.
Джабар прищуривается.
— Я знаю.
— А, точно. Извини.
Стуча зубами от холода, мы жмемся друг к другу.
— Эй, — говорит Джабар.
— Да?
— Ты правда американский солдат?
— Конечно. Иначе почему бы я оказался на базе?
— В жизни не встречал ни одного американского солдата. Ну, то есть лично.
— Серьезно?
Джабар пожимает плечами.
— Мы видим только металлических. Когда автоматы напали на вас, мы тоже пошли в бой. А теперь все мои друзья погибли — и кажется, твои тоже.
— Куда пойдем, Джабар?
— В пещеры. К моим людям.
— Там безопасно?
— Для меня — да. Для тебя — нет.
Я замечаю, что Джабар крепко прижимает пистолет к груди. Он еще молодой, но опыта у него предостаточно.
— Значит, я твой пленник?
— Думаю, да.
Голубое небо за стальными полосами клетки покрыто черными пятнами — над «зеленой зоной» поднимается дым. С тех пор как началась атака, я не видел ни одного живого американца, если не считать солдат в переулке. Я думаю обо всех танках, беспилотниках и турелях, которые сейчас выслеживают уцелевших.
Я чувствую тепло руки Джабара и понимаю, что у меня нет ни одежды, ни еды, ни оружия. И окажись я у американцев, еще неизвестно, дали бы мне автомат или нет.
— Джабар, дружище, — говорю я — с такими условиями я согласен.
Джабару и Полу Блантону удалось уйти в горы. И по нашим данным, уже через неделю местные жители начали совершать успешные налеты на позиции роботов.
Местные отряды объединили свои методы со знаниями специалиста Блантона о роботехнике. Два года спустя этот синтез поможет Полу совершить открытие, которое навсегда изменит мою жизнь, жизнь моих товарищей и жизнь его отца, Лонни Уэйна Блантона.
Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217
«Какое странное название у лодки. Что оно означает?»
Артрад
Час ноль
После того пугающего случая с мобильником хакер по прозвищу Шпион бежал из дома и обзавелся убежищем. Далеко он не ушел. Данный отчет о часе ноль в Лондоне собран из записей разговоров между Шпионом и теми, кто бывал на его плавучей базе в первые годы Новой войны.
Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217
— Шпион, ты ответишь на звонок или как?
Я смотрю на Артрада с отвращением — человеку тридцать пять, а он ни черта не соображает. Мир гибнет, близится Судный день, а этот «Артрад», как он называет себя в чате, стоит передо мной и, дергая кадыком, спрашивает, собираюсь ли я ответить на звонок.
— Артрад, ты хоть понимаешь, что это означает?
— Нет, босс, не очень.
— Кретин, никто не звонит по этому номеру. Никто, кроме него, дьявола в компьютере, из-за которого нам пришлось бежать.
— Ты хочешь сказать, что звонит он?
В этом я нисколько не сомневаюсь.
— Да, он. Этот номер — мой номер — больше никому не удалось отследить.
— Значит, он идет по нашему следу?
Я смотрю на телефон, вибрирующий на маленьком деревянном столе, среди карандашей и вороха бумаг — всех моих планов. В свое время мы с этим телефоном здорово повеселились, провели множество розыгрышей — а теперь от одного его вида мне становится не по себе. Я ночей не сплю, все думаю, кто же мне звонит.
Раздается вой моторов; один из карандашей катится по накренившемуся столику и падает на пол.
— Проклятые катера! — восклицает Артрад, хватаясь за стенку, чтобы сохранить равновесие. Наш плавучий дом раскачивается на волнах. Он маленький, метров двенадцать в длину. Фактически это просто обитая досками гостиная, дрейфующая в метре над водой. Последние два месяца я сплю здесь, на кровати, а мой напарник Артрад — на складном столике, и греет нас только буржуйка.
А занимаюсь я тем, что смотрю на свой телефон.
Катер уносится дальше вниз по течению Темзы, в сторону океана. Возможно, у меня воображение разгулялось, но мне кажется, что катер в панике удирал от кого-то.
У меня тоже начинается паника.
— Отдай швартовы, — шепчу я Артраду и морщусь, слушая трели телефона.
Умолкать он не собирается.
— Что? — спрашивает Артрад. — Шпион, у нас бензина совсем чуть-чуть. Сначала ответь на звонок — узнай, в чем дело.
Я тупо смотрю на него. Он таращится на меня, нервно сглатывая. По опыту я знаю, что в моих серых глазах не отражается ничего. Артрад боится меня, потому что я непредсказуем.
— Может, мне взять трубку? — тоненьким голоском спрашивает Артрад и дрожащими пальцами берет мобильник. Через окна в тонких рамах в комнату струится осенний солнечный свет, и в нем редеющие волосы Артрада сияют на морщинистой голове, словно нимб. Нельзя допустить, чтобы этот слабак взял верх. Команда должна знать, кто здесь главный, даже если в ней всего один человек.
— Дай сюда, — бурчу я, выхватывая телефон, и отработанным движением большого пальца нажимаю на кнопку.