— К тому же мне ничего не стоило еще в самом начале приказать вам, чтобы вы доставили миску прямо ко мне. — Виталий Григорьевич выложил сокрушительный аргумент. — И вы бы, как курьер, подчинились.
— И кто тогда донес? — спросил я, все еще сохраняя язвительность. — Или все-таки «жучки»?
— Нет, точно не «жучки», — покачал головой шеф. — Давайте подумаем… Вы, кроме меня, никому о миске не рассказывали? Что она при вас?
— Конечно, нет.
— Но это было в приемной. Не помните, сюда никто не заходил? Или были посетители? Иванна уже ушла и не могла слышать о миске… разве что осталась за дверью.
Я, разумеется, понимаю, что любой уважающий себя шпик обязательно подслушает под дверью, но образ Иванны как-то не вязался с этим действием.
— Сомневаюсь, что это она, Виталий Григорьевич. А больше никого не было.
— Спросим у Светочки, — предложил шеф.
У Светочки?
Я моментально развернулся и вышел из кабинета в приемную. Черная спинка кресла секретарши — вот что бросилось в глаза. Пустое кресло. Когда Светочка куда-то выходила, то всегда оставляла сумочку между стеной и большой кадкой, где рос кактус. Теперь сумочки не было.
— Я сообщу в службу безопасности, — быстро сказал шеф.
Отвернувшись, я посмотрел в окно. Мне было стыдно за свой порыв: не успев ничего хорошенько обдумать, бросился обвинять Виталия Григорьевича. Порывистость — враг мой, об этом говорил даже губернатор. А Светочка, конечно, молодец. Получала зарплату и тут и там, очень современный подход к работе… кстати, где это — «там»? Кто ей платил? И самое главное — о какой сумме идет речь, чтобы так рисковать? Я не знал ответа, но очень хотел узнать.
Раздумывая о том, как часто мы не замечаем очевидных вещей, я спустился в гараж. Мне даже и в голову не пришло подозревать бесследно исчезнувшую Светочку! Она была эдакая мышка, серая в офисе и яркая на вечеринках. Интересно, ей вообще приходило в голову, на что она пошла и чем это может закончиться? Высшая знать Лима любит предателей примерно так же, как их любят крупные корпорации. Уволиться можно, а предать — нельзя. Корпорации затаскают по судам, а титулованные особы изберут более прямой метод наказания.
Мой красный «ситроен» чинно стоял на месте. Я даже на минуту залюбовался им, как-никак моя первая машина. Сунул руку в карман, чтобы достать ключ, как вдруг услышал жужжание мотора за спиной. Ко мне на небольшой скорости приближалась черная «ауди». Видимо, она выезжала или пыталась найти свободное место, я не присматривался.
Мне почти удалось нащупать ключи, когда звук ползущего вниз стекла вновь привлек внимание к машине. В салоне рядом с водителем сидел черноволосый усатый мужчина с блеклым равнодушным лицом. Я подумал, что эти двое, очевидно, заблудились или хотят что-то спросить, и повернулся к ним.
Из окна высунулся короткий черный ствол. Я запомнил матовую блестящую поверхность и высокую мушку. Пистолет выглядел игрушечным, шуточным — наверное, только это и смутило меня, заставив потерять столь нужную секунду. Нет ничего хуже, чем искать шутку там, где ее нет.
Лицо черноволосого мужчины не изменилось ни на йоту, когда он открыл огонь. Первая пуля попала мне в грудь, а две другие — в живот и снова в грудь. Стрелок, видимо, был меткий и опытный, хотя с такого расстояния и я не промазал бы. Пули сделали свое дело так быстро, что я почти ничего не успел почувствовать, только жжение, за которым пришла темнота. Отброшенное ударами пуль, мое тело упало на цементный пол. Кажется, мне удалось закрыть глаза, хотя я бы ничего не смог увидеть, даже если бы держал их открытыми. Когда сердце останавливается, кровь больше не несет живительные силы, глаза слепнут очень быстро, так же быстро, как и мозг. Последнее, что я почувствовал, — это удивление и, пожалуй, досада на то, что кому-то удалось так просто меня подловить.
В дальнейшем я задавал себе вопрос, что же произошло потом, после выстрелов и до того, как убийцы доставили мое тело к месту назначения. Иногда казалось, чувства потухли не совсем, сохранилось что-то позволяющее хотя бы слышать. Вероятно, это игра воображения, не более того. Но я думал об этом происшествии так много, что волей-неволей набросал мысленную картинку. Так могло быть или даже так было!
— Готов, — сказал водитель, пытаясь выглянуть в окно пассажира. — Бери саквояж.
Черноволосый вышел из машины и подхватил сумку, выпавшую из моей руки. Саквояж тут же оказался в салоне «ауди».
— Поехали! — махнул рукой водитель.
— Подожди, — сказал черноволосый, оглядываясь. — Тут нет никого. Давай-ка заберем труп.
— Ты чего?! — изумился напарник. — На кой он нам?
— На выезде из гаража стоят камеры. — Черноволосый говорил размеренным равнодушным тоном. — Если труп найдут сразу после того, как мы выедем, нас засекут. А если трупа нет, то и ловить некого. Положим в багажник, потом где-нибудь выбросим. Крови немного, а тачка все равно не наша.
Водитель хмыкнул, но из машины вышел, не забыв открыть багажник. Вдвоем мужчины кое-как подняли мое тело и бросили на серую мягкую обивку. Багажник захлопнулся с резким звуком, и машина вскоре тронулась.
Они поехали по улочкам и переулкам. Не знаю точно, по каким, но расскажу, как представляю себе маршрут, которым воспользовался бы сам. Они с трудом выбрались из тупичка неподалеку от гаража, свернули на Мещанскую, проследовали мимо места, где когда-то была Сухаревская башня, знаменитое пристанище школы чернокнижника Якова Брюса, затем выехали на Сретенку, бывшую главную московскую улицу, известную своими лавочками и магазинчиками, поехали по прямой, свернули в переулок, название которого позабыл, и наконец остановились перед небольшим желтым двухэтажным домом, обнесенным черной оградой. У дома был совсем крохотный садик, состоящий из нескольких деревьев, растущих по периметру.
Водитель припарковал машину рядом с калиткой, которая, в отличие от ограды, состояла из нескольких железных пластин. Оба незнакомца вышли, на ходу закрывая машину электронным ключом.
Такие двухэтажные дома с прямоугольными высокими окнами раньше часто встречались в Москве. Их украшали портиками с колоннами, тянущимися до второго этажа или до самой крыши, наличниками из лепнины, резными ставнями. Дома были слишком малы для знатных дворян, но пользовались любовью у купцов. Этот дом с белыми наличниками, видимо, тоже давным-давно был построен торговцем.
Черноволосый мужчина взялся за одну из ручек и, не стуча, потянул на себя. Незапертая дверь распахнулась. Оба незнакомца скрылись в старых недрах дома, унося с собой мой саквояж.
