— Знал. Они взяли за основу ноты мой рапорт.
— Тогда о чем же вы думаете? Хотите сами занять пост матрогона? Но в стране, после завтрашнего разгрома, вместо полутора сотен останется максимум два-три перехода и вместо семи — меньше одного арма воинов. Такие я предвижу потери в живой силе. Должность без власти… Зачем вам она?
— А в целом на Земле останется еще пять сумармов живой силы и почти тысяча ворот, кроме того, на Диши готовятся к отправке армы резерва и гражданские переселенцы. Тот, кто обеспечит им здесь нормальную жизнь, станет правителем. Почему не я?
— Не понимаю, почему для того, чтобы стать когда-нибудь правителем, сейчас обязательно нужно жертвовать жизнями тысяч солдат?
— Потому что, если люди нас не «победят», охота Соловьева продолжится, и в конце концов он сорвет нам все переселение. Местная система Коро замкнута и содержит только сто пятьдесят семь ворот. Отдав сапиенсам эту часть, мы сохраним целое, то есть все остальные переходы…
— С вашего разрешения я все же попробую остановить военных, — самоуверенно заявил Сошников. — Через своих соратников из Федеральной безопасности.
— Пробуй, — в очередной раз вздохнув, согласился Кирилл Мефодьевич. — Хоть совесть немного успокоишь…
* * *
Андрей сидел, меланхолично помешивая остывающий кофе и не принимая в развернувшейся дискуссии никакого участия. Спорили с пеной у рта Безносов и Сноровский. Отстаивая свою позицию, Иван Павлович периодически вскакивал и совершал пару рейдов от кресла к двери и обратно, а полковник то и дело хлопал ладонью по столу. Соловьев невольно подсчитал количество хлопков и пробежек и пришел к выводу, что до проломленной столешницы осталось уже немного, а вот паркет протрется еще не скоро.
— Я не понимаю, к чему все эти дебаты, — наконец высказался он. — Разве военные учитывают наше мнение? Они получили вводную, разработали план операции и теперь, пока на практике не убедятся, плох он или хорош, никаких изменений в него не внесут.
— Кто позволит военным устраивать взрывы на территории мирных районов? — возразил Иван Павлович. — Это же абсурд — бомбить собственные города!
— Не города, а отдельные объекты, и необязательно бомбить, можно просто заложить заряды и аккуратненько взорвать, — заявил Безносов. — А обозначить это можно как борьбу с террористами. К таким операциям люди уже привыкли.
— К чему они привыкли?! — снова взорвался Иван Павлович. — К милицейским рейдам «Ураган-антитеррор»? К тому, что где-то на юге страны идет затяжная партизанская война?
— К периодическим взрывам домов тоже.
— Не периодическим, а спорадическим! Ты в курсе, чем отличаются эти термины? Иногда где-то что-то взрывается! Иногда! А тут получится, что сразу по всей стране на воздух взлетит больше сотни объектов. Да это же будет настоящая катастрофа!
— Возможно, кое-что удастся взять без шума.
— «Кое-чего» мало! Без шума надо брать все, а уже то, что не удастся, — штурмовать, но тоже силами спецназа, а не ударной авиации!
— Ты как был чекистом, так им и остался. Они тоже давят. Все требуют проверить и перепроверить…
— И они правы! Надо оцепить переходы и провести комплекс разыскных мероприятий, ведь значительная часть келлов растворилась среди людей. Военные операции — это не выход.
— Выход — не выход… все уже решено без нас, — Безносов в очередной раз хлопнул по столу. — Полная секретность, никаких намеков на то, что идет отражение внешней агрессии, особенно в прессе. Борьба с террористами, и все дела.
— Моя группа будет против, — упрямо заявил Сноровский.
— С твоей группы все началось, и она не может быть против, — отрезал полковник. — Все, пан Иван, иди работай! У тебя еще пятьдесят три точки под вопросом. Андрей Васильевич, тоже свободен. Или ты хочешь что-то добавить?
Соловьев молча покачал головой и вышел следом за Иваном Павловичем.
* * *
Утренний сон был поверхностным, но сбрасывать его сладостное оцепенение Андрею не хотелось. Явь не сулила никаких приятных новостей. Сквозь туманную пелену слабеющих сновидений протаял образ Безносова, в сотый раз пробующего на прочность столешницу. «И аккуратненько взорвать! — полковник погрозил Соловьеву пальцем. — И без фокусов!»
О каких фокусах говорил полковник, из содержания сна было непонятно.
«Просыпайся, все равно рано или поздно придется», — пришла чья-то мысль.
«Лучше поздно», — ответил Андрей, не сразу спохватившись, что подъем объявил кто-то посторонний.
«Кто ты?»
«Мастер Снов. А если серьезно — не важно. Некто. Прямо так с большой буквы и писать, и произносить. Сумеешь?»
«Попробую. Только, чтобы написать, мне следует проснуться».
«Этого я и добиваюсь».
«Но наяву ты исчезнешь?»
«Как раз наоборот. Чтобы осознать все, что я тебе сейчас скажу, ты должен быть в форме. Бодрым и ясно мыслящим».
Андрей открыл глаза и обвел взглядом интерьер комнаты. Было очевидно, что он проснулся, но голос в голове действительно никуда не исчез.
«Так-то лучше».
«Почему-то я не удивляюсь».
«И правильно. Ведь с Иваном Павловичем ты обменивался мыслями. Сейчас происходит то же самое».
«Но ведь тебя рядом нет, значит, не совсем то же».
«Это не имеет значения. Мыслеобмен может происходить и без прямой видимости».
«А откуда ты знаешь про Ивана Павловича? Подслушивал?»
«Это тоже не важно».
«Каждый день что-то новое».
«Зато не скучно. Теперь слушай меня внимательно, Соловьев. Я не имею права давать тебе прямые указания и подробные советы, но и не предупредить тебя не могу. Ты пошел не по тому пути. Он ведет к серьезным неприятностям. И для тебя, и для окружающих».
«А, понимаю! Ты келл! Хочешь меня переубедить? Поздно, господин пришелец!»
«Я не келл, но и это не имеет значения. Я хочу уберечь тебя от крупных проблем».
«Не выйдет ничего. Да и не могу я уже повлиять на ситуацию. По тому пути я пошел или нет, я уже пошел. Возвращаться не в моих правилах».
«Упрямство не всегда полезно. Когда ты поймешь, что война с келлами — это тупиковый вариант, будет поздно что-либо менять».
«Я рискну».
«Мне остается лишь сожалеть».
«Это твое дело».
Странный Некто исчез из разума Андрея так же бесследно, как остатки сна. Где-то в глубине сознания Соловьева ворочалась мысль о том, что загадочный телепат прав и факты, уже давно смущавшие Андрея, на самом деле заслуживают более серьезного осмысления. Но эта мысль была пока еще неоформленной, да и неудобной. Если следовать ее подтексту, получалось, что все произошедшее за последние десять дней надо рассматривать как большую провокацию, на которую не следовало поддаваться ни в коем случае. Никому, в первую очередь Соловьеву… …Стук в дверь был громким и настойчивым. Андрей отвлекся от размышлений и неожиданно для самого себя обратился к барабанящему в дверь субъекту, не раскрывая рта.