К нему потянулись с Китайского Квартала едва ли не все имеющиеся в колонии отставники-пенсионеры, так что форт Южный был теперь еще и филиалом Общества ветеранов МО и ВМФ. Старички были сварливые, лезли с советами и дисциплинарными идеями, однако зверя били – на зависть иным молодым.
– Война?
Отставник был заспан, слепо таращился на желтые языки дежурного костра и все пытался механически застегнуть ворот несуществующего кителя или шинели. Получалось плохо, так как на нем были истрепанные камуфляжные штаны, тельняшка и собственноручно изготовленная из шкуры какой-то рептилии куртка.
– Нет, охота. На плавающую дичь. Так что буди своих пенсионеров – и к лодкам. Я пошел, свяжусь с Юргеном и с Женей. Загонять будем на мелководье.
– Это свиней этих, водоплавающих? Знатные кожи, знатные могут выйти, если сильно не дырявить.
– Вот и побеспокойся, чтоб сильно не дырявили. Нам бы с них еще жир, так что – все стадо под нож.
И вот по удивительной искрящейся воде лимана стали расползаться наши лодочки. Тут были и спасательные плотики, и вполне пристойные новоделы. Не знаю уж, как там командовал наш великий охотник бронетехникой в прошлой жизни, но ныне он показал себя истинным тактическим гением.
С помощью нехитрого маневра и нескольких выстрелов он смог загнать стадо на мелководье, прижав его к дальнему от Южного форта берегу.
Здесь и развернулась охота. Лодочки, идя на расстоянии три – пять метров друг от друга, широкой дугой охватывали стадо, неумолимо тесня его на береговые камни. Поднырнуть под нами или прорваться меж лодками у несчастных «сирен» не было никакой возможности – повсюду их настигали наши гарпуны. Вода вскоре оказалась окрашенной алым. К гарпунам, острогам и стрелам были привязаны поплавки, не дававшие зверям уйти на глубину, стеснявшие им маневр и выдававшие нам их местоположение.
Я стоял на носу ботика, жадно вглядываясь в воду в том месте, где покачивался мой поплавок и растекалось жирное бурое пятно.
Вот показались огромные ноздри, из которых вырвались струйки пара, за ними – и безобразная морда «сирены».
С расстояния в четыре метра я выпустил твари в голову всю обойму «макара». От волн, вызванных конвульсиями гиганта, плотик едва не перевернулся, однако победа была за нами – мы подтянули к борту и закрепили необъятную серую тушу. Там и сям на лимане продолжалось избиение – мелькали лодки, слышались выстрелы и азартные крики.
К охоте, хотя и с опозданием, присоединились лодки, посланные Юргеном из Трущоб и Евгением из Змеиных Языков. В азарте некоторые ретивые и неудачливые охотники принялись палить по «сиренам», которым удалось вовремя сориентироваться и, устремившись на камни, выброситься на берег.
Там они, нелепо ворочая ластами и жалобно мыча, ползли к зарослям. С большим трудом удалось приструнить развоевавшихся.
Появились и хищники: с моей лодки было видно, как на несчастных, выбравшихся на непривычную сушу, устремились желтые сумчатые волки, по-крысиному подпрыгивая и хлеща себя лысыми хвостами по тощим с зимы бокам.
Было похоже, что мы перебили едва ли не все стадо.
Только громадному вожаку и нескольким «сиренам» помельче удалось опрокинуть две Юргеновы лодки и прорваться в середину лимана. Экипажи пресноводного флота Трущоб отделались легким испугом и холодной ванной, только одному незадачливому охотнику пробила бедро молодая водомерка. Она, однако, после зимы была какая-то вялая и еще не успела нагулять яда, так что наш Отставник разнес ее в клочья из своего знаменитого на все пресноводное побережье бердана, окончательно закрепив за собой первенство в этой столь удачной охоте.
Пока мы буксировали десятки и десятки серых туш к нашему берегу, флотилию дважды пытались атаковать очумевшие от голода птахи, однако плотный огонь заставил их ретироваться на берег, где они принялись задираться с пирующими волками.
До самого форта нас провожал птичий гомон и тявканье волков, перемежаемое предсмертным мычанием сжираемых заживо «сирен».
Вода вокруг лодок и серых туш буквально вскипела – десятки и сотни хищных рыбешек бились друг с другом за право вгрызться в аппетитные бока нашей добычи. Заядлые рыбаки даже жалели, что не взяли с собой сетей – удалось бы сразу же наловить и несметное количество рыбы. Пришлось им выдать все потроха и прочие плавники для устройства царской рыбалки.
На радостях они попросили и взрывчатки. Вначале я спорил, уверяя, что рыба и так уже в глотку никому не лезет, кроме того, сетей вполне достаточно, однако вскоре махнул на фанатов рукой:
– Ладно, будь по-вашему. Нет на вас рыбнадзора. Дня через три получите свой динамит.
На берегу меня ждал радист. Вызывал Евгений. Там у него уже были Юрген и Флинт. Сказано было – «отметить кой-какой праздничек». Я пожал плечами и принялся собираться. Все дела по «сиренам» я возложил на Отставника, а с собой прихватил Володю. Хитрый негоциант давно уже стал у меня если не помощником (в деле военном, как и в любом другом, где требовался жесткий характер и морда топором, он был бесполезен), то советником. Иной раз у него бывали стоящие идейки. Да и в целом личность оказалась колоритнейшая.
Оказался он здесь с самым минимумом вещей для выживания, надеясь черт знает на что, а вот с собой имел едва ли не сто кило полезного груза, каковой тут же и закопал. Прошло полгода, ситуация наша несколько утряслась, и он явился ко мне, требуя выделить ему добровольцев и орудие для экспедиции бог знает куда по Реке Змеиной. Я было решил, что имею дело с явным шизиком, повернувшимся на вещах с Земли. Таких хватало, да и не мудрено: самая обычная расческа или пластиковая мыльница стали величайшей ценностью, не столько благодаря особой нужности, сколько из ностальгических соображений. Однако когда он мне показал список вещей, хранившихся в его кладе, и объяснил, какую пользу из них может вынести наш форт, я согласился на эту авантюру.
Четверо добровольцев направились к месту появления на Плацдарме Володи – разумеется, вместе с ним самим. Это был самый конец осени, время, когда штаб то и дело направлял отряды в саванну и вдоль морского побережья в надежде найти недостающих колонистов или, по крайней мере, собрать бесценное снаряжение. К одной из таких рейдерских бригад и примкнул Володя. Последний отрезок пути им пришлось проходить уже самим. Тут они и хлебнули горя. Самого Володю ужалил какой-то удивительный цветок, шипы которого несколько дней приносили ему ужасные страдания, продолжая в ранах шевелиться и словно бы вгрызаться в плоть. Отважному негоцианту пришлось самолично вырезать из себя здоровенные куски мяса охотничьим ножом, дабы извлечь похожие на пиявок семена.
